Целитель. Долгая заря - Валерий Петрович Большаков

— … Роняя скупую мужскую слезу, — подсказал я, и Станкавичюс захихикал, вплывая в командный отсек.

— Молчи, презренный, — величаво помавая руками, как плавниками, Почтарь завис надо мною. — К старту готов?

— Всегда готов! — я бойко вскинул руку в пионерском салюте…

…Получасом позже «Заря-3» отстыковалась и выдала тридцатисекундный импульс, восходя на орбиту повыше.

— Двигатели на разгон! — скомандовал Пашка.

— Есть — двигатели на разгон, — будничным голосом отрепетовал Римантас.

Внизу вертелась Земля, незаметно отдаляясь. В правый иллюминатор светила Луна.

Там же, позже

Посадочный модуль скользил над кратерами, плавно снижаясь. Почтарь сидел ниже палубы, горбясь над пультом, и был виден по пояс.

— Сядем сразу у «Порт-Иридиума», — сообщил он. — Бур Бурыч сейчас ходит в начальниках станции, а Янин с Дворским у него в помощниках. Так что… Встреча пройдет в теплой, дружеской обстановке… — Его голос построжел: — Готовность к посадке! Высота семьдесят пять метров… Вертикальная скорость снижения — ноль четыре в секунду…

ПМ завис, подрагивая, и опустился с быстротою лифта. Суставчатые опоры толкнулись в древние базальты, сгибаясь и гася удар.

— Станция «Порт-Иридиум», — бодро объявил Почтарь. — Конечная. Поезд дальше не идет, просьба освободить вагоны…

Мозг мой еще сомневался, в действительности ли его на Луну занесло, или это иллюзия, а вот сердце частило — оно верило.

Скафандр нисколько не стеснял движений, хотя его вес и ощущался. На Земле в этом «Кречете» тяжко было бы, а на Луне… Полное впечатление, что у тебя за плечами битком набитый рюкзак.

По очень несерьезной, тоненькой лесенке я спустился на ту самую лунную пыль. Впечатал свои космические сапоги в рыхлый реголит — выхлоп не разнес его, вычистив лаву лишь в кругу под дюзой.

— Прием, прием… — толкнулось в уши. — Проверка связи!

— Маленький шаг для человека, — с пафосом выразился я, — он и есть маленький шаг! Как слышно?

— Как в театре! Вон, едут уже…

— Ты мне грузовой люк откроешь?

— Щас!

Квадратная плита обрисовалась четким контуром на белом борту модуля, и мягко опустилась, как аппарель. А от далеких куполов и лежачих цилиндров станции неслись танкетки-краулеры. Они нещадно копотили пылью, но та вела себя явно не по земному — не висела, клубясь, а тут же оседала. Падающая пыль…

«Да-а, такое только на Луне увидишь!»

— Михаил Петрович? — проскрипели наушники.

— Он самый, Борис Борисович! — порадовался я. — Прибыл в ваше распоряжение!

— Привет, Миша!

— О, Федор Дмитриевич! Вам привет от Инны! И еще гостинец — пирог с малиной!

— У-у-у!

— Зря признались, Михаил Петрович, — послышался ехидный голос Леонова. — Пирог я реквизирую, как контрабанду!

Дружное хихиканье перебил задышливый баритон:

— Обжо-оры… Товарищ Гарин, меня зовут Валентин Лаврентьевич, я тут… скажем так… пытаюсь вести раскопки… У меня вопрос: вас куда подбросить? На станцию сначала, обсудить за обедом, или сразу на базу?

— Сразу! — твердо ответил я.

В эфире зафыркали.

— Алексей Архипович, вы проспорили!

— Ладно, ладно… — заворчал директор базы. — С меня пирог.

— Како-ой пирог?

— Контрабандный!

Когда хохочущие светила подкатили, я их сразу запряг:

— Там почта и мой багаж. Осторожно — и не кантовать!

Неуклюже пожав руки в перчатках, занял место Леонова, пока тот перетаскивал тюк с письмами и бандеролями.

— О, как! — комически изумился Алексей Архипыч, присаживаясь на решетку багажника, и спросил с подковыркой: — Михаил Петрович, а это правда, что вы у нас член Политбюро?

— Еще не член! — рассмеялся я. — Кандидат только. Трогайте!

Краулер отозвался вибрацией, развернулся на месте и помчал, набирая скорость.

Меня спрашивали о чем-то, я отвечал «на автомате» — Залив Радуги стелился вокруг, удивительно плоский, с наметами реголита, а в небе плыла половинка яркой Земли, словно мяч в черной воде.

Посмеиваясь, старички-разбойнички умолкли, а оба краулера неслись по набитой колее, заворачивая от станции к Юрским горам.

Меня впервые за всё время покинуло нетерпение — сказочным было всё вокруг! Море Дождей за спиной, ясный земной свет, блестящие фигуры в скафандрах… Чудом больше, чудом меньше — какая разница? Я и так полон впечатлений, как бокал, в который перелили квасу!

И все же, стоило «ползунам» заехать в кольцевые пределы базы пришельцев, как у меня сбилось дыхание. Равнодушное время давно стерло всякие приметы цивилизации рептилоидов — там, по ту сторону галактики, — а здесь, на Луне, иной разум оставил свои следы.

Похоже, что встречающие испытывали нечто подобное — наушники доносили смущенное покашливание.

— Нам вниз, — буркнул Кудряшов, досадуя на слабость духа, и вся наша пятерка уместилась на площадке подъемника.

Секунда — и мы погрузились в тень. Мимо проплывали пологие пандусы, и я понял, что полной тьмы нет — резкий голубоватый свет пробивался снизу, не рассеиваясь.

— Это здесь!

Наклонные стены подлунного горизонта уводили к хаосу металлоконструкций в дальнем проеме, но человек в скафандре поворотил меня в сторону. Мельком я углядел нашивку: «В. Л. Янин».

— Вот! — выдохнул Валентин Лаврентьевич.

Я медленно обошел вертикальную связку шаров с отчеканенными буквицами по «экваторам», провел перчаткой по скользкому черному нутру левой кубической камеры, глянул в параболическое зеркало, занявшей почти весь объем правой. Качнул параболоид, и глухо спросил:

— Федор Дмитриевич, помните тот маленький отражатель из Шейтан-Кала?

— Мезовещество? — резво спросил Дворский.

— Похоже… На том уцелел лишь один зеркальный слой, да и то местами. Тем не менее он отражает луч мощного лазера и выдерживает температуры в сотни тысяч градусов. Да, мы предположили, что в веществе отражателя электрон нижней орбитали заменен искусственно стабилизированным мюоном… У мю-мезонов тот же заряд, но они в двести раз массивнее. Они ближе к ядру, соответственно, и энергия химической связи в веществе из мезоатомов выше. Проблема в том, что мюон живет всего лишь две миллионные доли секунды! Но исхитрились же как-то рептилоиды… Так… Где мой «сундук»?

Федор Дмитриевич с Борис Борисычем приволокли контейнер, и на следующие восемь часов я выпал из реальности.

Понедельник, 4 августа. Утро

Москва, проспект Калинина

Марина Исаева нащелкала код, и дверца сейфа клацнула, отворяясь. На полке лежала пухлая папка в неприметной картонной обложке. Дело «Ностромо».

«Росита» мягко улыбнулась. Уж какими путями ее сиятельство скопировать изволили сверхсекретный документ, лучше не допытываться…

Положив папку на стол, Марина уселась, и торопливо пролистала