И никто не понимал в июле - Владимир Невский

– Для меня? Или…

– Для вас, конечно.

Эльвира залезла на заднее сидение «Волги», где уже разместились трое. Олег сел в джип. И обе машины, отфыркиваясь от настырной жары, покатили на берег.

15 июля, 11.33

Едва ступив на раскалённый песок, археологи услышали двухголосый свист.

– Эй, копатели! – крикнул им Арнольд. – Смотрите, сколько мы рыбы наловили!

– Через полчаса уха. Приглашаем вас, – добавила звонким голосом Марина. – Но варить придётся в два захода. Сами не ожидали, что так много будет.

Эльвира скрылась в палатке и, моментально переодевшись, догнала Олега, когда тот входил в воду.

– Я им ничего не сказала и не скажу. Пусть думают, что мы роемся впустую.

– Боюсь, что этот фокус не пройдёт. Они слишком верят в вас и убеждены, что, если вы сказали: «копайте здесь», то уже завтра будут находки.

– А это их проблемы.

Плавали они полчаса. Эльвира не стремилась к самостоятельности, а следовала за Олегом. Никита не мешал. Евгений увязался было за ними, но отстал. А Настя, ревниво оберегающая начальника, плавала посредственно.

– Переезжайте на берег. Чувствуете, какой тут приятный бриз? – сказала Эльвира, когда они выбрались на песок. – Я вообще не понимаю, зачем вы устроили лагерь там, в степи.

– Я тоже предлагал берег, но… какая, по большому счету, разница? Там спокойнее. Да и от непрошеных гостей надо как-то отбиваться.

– Ну, и…

– Эля, все сочтут, что отныне командуете вы.

– Может быть, я к этому и стремилась. И, кроме того, я ведь даю только дельные советы.

– А то мы не знали, где лучше стоять, – огрызнулся Олег.

– Ещё пять минут – и приходите, – раздался голос Марины. – Но не все. Для начала четверо. Ложки и кружки с собой.

– Не буду спешить, – сказал Олег. – Пойду во вторую смену… А где, кстати, обещанные вами шлюхи? Очень хочется на них взглянуть, хотя бы одним глазом. Я плохо представляю, как выглядит сфера обслуживания высокопоставленных особ.

– Какие шлюхи? При такой жаре, да при таких соседях? Вон, смотрите: сидят двое приличных мужчин – Арнольд и Станислав. Болтают о чём-то и на нас даже не смотрят. А между тем, один из них – мой бывший воздыхатель, а другой – нынешний. Оба, кстати, неженаты. И обратите внимание: ни тот, ни другой не проявляют никаких признаков ревности. Знаете, почему? Я их отучила.

– И, небось, оба считают, – тут Олег непроизвольно зевнул, – что вы существенно обогатили их опыт.

Эльвира не ответила. Видимо, она была немного раздосадована слишком скупой реакцией Олега. Но ему неожиданно захотелось вздремнуть, да и слова Эльвиры почему-то вызвали у него только любопытство, а не удивление, будто он был готов к её откровенности.

– Вы тоже разведены? – не столько спросила, сколько подвела итог Эльвира. – Впрочем, мне-то какая разница? Когда появилась я, Арнольд был женат… Ладно, можете часок поспать. А я проголодалась.

Она легко вскочила на ноги и пошла на запах ухи. Настя и Анна Георгиевна молча проводили её взглядами. Когда Эльвира оказалась в своей компании, Настя подползла к Олегу, намереваясь что-то сказать. Но бессонная ночь свалила его в секунду. Он спал. Прибой, оживлённый бризом, достигал его ног. Рядом с Олегом остался впечатанный в песок профиль лежавшей Эльвиры.

15 июля, 19.45

За два часа послеполуденной работы группа во главе с ПАФом полностью раскопала половину периметра кладки – остатки одной стены. Внутри помещения пока ничего не нашли. Но это предстоит сделать завтра. ПАФ сказал, что такое он уже видел возле Керчи и на Казантипе. «Так это киммерийцы? Или уже боспорское время?» – спросил Костя. «Думаю, и то, и другое; поздние киммерийцы», – ответил ПАФ и выклянчил у Анны Георгиевны вторую за этот день сигарету.

Вечером археологи со столичным «бомондом» доедали уху.

– Денисыч, ты не перегрелся? – громко осведомилась Анна Георгиевна и пустила ему под нос струю табачного дыма. – Уж звёзды на небе – а ты весь в мечтах о прекрасной незнакомке. Расскажи какую-нибудь басню.

– Неплохая мысль… хотя мечтать, конечно, веселее. По случаю археологической находки надо бы вспомнить что-то достойное.

– Мы тебе внимаем.

– История серьёзная. Её герой – дед Василий.

– Иваныч? – хихикнула Эля.

– Петрович. Но ты почти угадала. Он в Гражданскую воевал в двадцать пятой дивизии, у настоящего Василия Ивановича. Этот дед жил на окраине города в своём доме, а я и мой товарищ, тоже студент, снимали у него флигелёк. «Коммунистов» Василий Петрович не жаловал и уважительно отзывался только о Ленине и Чапаеве. Даже Фурманова недолюбливал. После контузии у него стала болеть голова и, вероятно, это как-то повлияло на его способность предугадывать будущее. Сначала, в сентябре тридцать седьмого года, он сбежал в другой город и устроился там помощником машиниста паровоза. Новой работой, к слову, был доволен, хотя помимо главной обязанности – то есть «смотрения» на дорогу с левой стороны – он должен был на подъёме бежать перед паровозом, держа ведро с песком, и сыпать песок на рельсы. Василий Петрович, тогда ещё просто Вася, долго не мог понять, зачем он удрал. Ну, было какое-то беспокойство и желание к «перемене мест». И лишь через год узнал, что за ним на старый адрес «пришли» уже через день после бегства. А железнодорожников никто не трогал. Их и на войну не брали. Второй раз он удивился в августе сорок первого, когда в разгар всеобщей паники и безостановочного отступления наших войск ему внезапно привиделась победа. Но в сорок первом он своё виденье уже осмыслил и выразил это такими словами: «Я успокоился, потому что появилась полная уверенность: мы победим». В третий раз он услышал подсказку незадолго до смерти Сталина. К сожалению, я тогда не уточнил, когда именно – в пятьдесят третьем году или раньше. Он понял, что дни «вождя» сочтены, но почему-то думал, что тот умрёт летом, а не в начале весны. А вот четвёртая подсказка была проверена уже мною, а не им. Василий Петрович сказал, что примерно в шестьдесят девятом году он уже знал – именно «знал», это его слово – о грядущем распаде Советского Союза, которое должно состояться примерно через двадцать лет. Я думаю, что подобных озарений у него было больше. Но рассказал он только об этих, исторических.

– И в чём же их серьёзность? – спросила Эльвира.

– Как – в чём? Ваши профессиональные интересы не имеют к ним отношения?

– Имеют, – включился в обсуждение Станислав. – Но… если с первым эпизодом всё более или менее понятно, то остальные требуют уточнения. Помнится, Вольф Мессинг увидел нашу победу ещё до начала войны. Почему у него так, а у деда Василия – не так? Второе: что за странная веха – лето пятьдесят третьего года? Откуда она взялась? И, наконец, чем был знаменателен шестьдесят девятый год?

Олег грустно усмехнулся:

– А я сам не знаю. Предположения, конечно, есть.

– Какие?

– Туманные.

– Тогда зачем весь этот рассказ? – раздражённо спросила Эльвира. – И намёк на что-то туманное? Хотите дать нам домашнее задание на ночь?

– Да.

– Я тоже так понял, – скромно заявил Стас. – Рассказ интересный; это скорее психологический ребус с примесью мистики. Однако и мне непонятно – что вас побудило к нему?

– А я, кажется, догадалась! – с такой же тихой скромностью произнесла Эльвира.

– Денисыч, скажи им пару слов, – объединив их почему-то в одну, противную сторону, попросила Анна Георгиевна. – Я тоже ни черта не поняла; зато как интересно наблюдать за думающими экономистами!

Время приближалось к одиннадцати. Пора было собираться в обратный путь.

– Олег, а вы ведь не археолог? – с неопределённой интонацией спросил Станислав, поднимаясь на ноги.

– Это вопрос или утверждение?

– Вопрос. Я, кстати, имею в виду даже не профессию, а мировоззрение.

– И археолог, и историк – это профессии, и больше ничего.

– Вот как! Значит, я имею превратное представление. Я думал, что настоящий археолог по-иному мыслит в таких категориях, как добро и зло, время и вечность. А это, согласитесь, уже из мировоззренческой области.

– Все археологи разные, уж поверьте мне, – с нотками усталости ответил Олег. – Если вы обратите свой взгляд на нынешних, молодых, то о мировоззрении лучше забыть.

– А вы?

– Стойте! – оживилась Эльвира. – Развитие человека фиксирует одна наука – археология. История лишь питается её достижениями. Стало быть, и добро, и зло, и время, и вечность – всё это археолог воспринимает в первозданном виде, прежде чем сюда сунутся беззастенчивые историки. Боюсь, что археологи и историки воспринимают эти категории действительно по-разному.

– Денисыч, Эля и сочувствующие! – послышался недовольный голос Анны Георгиевны. – Вы напомнили мне одичавших древних греков: едва увидели звёзды – и тут же ударились в размышления об устройстве мира. Не пора ли по палаткам, или по бочкам – кому что по душе?