Год порно - Илья Мамаев-Найлз

и прошли мимо миниатюрной Эйфелевой башни возле туристического агентства, снова повернули и прогулялись мимо зданий министерств и правительственной церкви, вернувшись туда же, откуда начали.

Не знаю, есть ли смысл нам с тобой привязываться друг к другу.

Они сделали еще несколько кругов. Марк воспринимал это как брачный танец, для которого сейчас был вообще не сезон. У него онемело лицо и потрескалась кожа на руках. Они оба шмыгали носом и вытирали сопли. В конце концов Оля сказала ладно, давай попробуем.

Поцеловались. Оба холодные, как трупы. Пошли в подъезд. Там покурили и отогрелись. Марк гладил Олю по спине, шее, груди, сжимал ягодицы, целовал губы и мочку уха. Между этим вытирал с носа непрекращающиеся сопли. Оля выдыхала ему в лицо. Ее дыхание обжигало и сушило кожу. Марка от него мутило. Оно напоминало горячий поток воздуха из печки в маршрутке. Отфильтрованные топливные выхлопы. Оля искала его губы, но он зарывался в ее волосы или ворот куртки.

По дороге домой жалел, что все это затеял. Он воображал, как просто возвращается в квартиру после работы, включает сериал. Может, выпивает чего-нибудь. Переводит порно, в конце концов. Короче, живет своей обычной жизнью, которая теперь казалась потерянной. Марк мечтал никогда больше не видеть Олю, стереть из их памяти этот день, но в то же время надеялся, что с ней наконец сможет довести дело до конца. Всю жизнь он был уверен, что выше этой корысти, а оказалось, нет. Ему открылся механизм этой ловушки, в которую угодил его отец, да и многие другие знакомые. Когда Марк покупал цветы, когда представлял встречу с Олей во время смены, когда смотрел на их фотографию, ему действительно казалось, что он влюблен. А теперь, когда Оля стала доступной, она ему опротивела. И вместо того, чтобы закончить на этом, он решил прикидываться влюбленным и дальше.

Она писала ему с добрым утром и доброй ночи, он заставлял себя отвечать, а потом кидал телефон на другую сторону дивана. Она предлагала зайти к нему во время смены, но он находил оправдания, почему этого делать не стоит. Они встречались только по вечерам и большую часть времени смотрели сериал на «Нетфликсе». И это правда было здорово. Марк забывался в чужих историях и жизнях, а когда возвращался в реальность, наступало время уходить.

Однажды, досмотрев сериал, они решили все же прогуляться. Оставили машину на парковке торгового центра и пошли на недостроенную набережную. Под ногами был лед, и Оля держала Марка за руку, чтобы не упасть, хотя он и сам поскальзывался.

Это все так мило, сказала она, глядя на хлопья снега в фонарном свете.

Как налет на зубах.

Что?

Ну, лед на дороге, сказал Марк. Похож на налет на зубах.

А. Ладно.

Оля рассказала Марку о своей семье. О братьях, двоюродных и троюродных, дядях, тетях и, конечно, о маме, которую она просто обожала. Марк кивал.

Они пошли обратно. В машине Оля вдруг перелезла на сиденье Марка и стала его целовать. Она сняла пальто и свитер. Марк водил замерзшими пальцами по ее коже, и Оля дергалась от его касаний. Она сунула его голову себе под футболку и прислонилась к нему грудью. Потом начала тереть член Марка под джинсами, перелезла обратно на пассажирское сиденье, измазав грязью от зимних ботинок магнитолу и бардачок. Взялась за бегунок на ширинке Марка, потянула немного вниз, но остановилась и отпустила.

Марк, я могу тебе доверять?

Не знаю.

Что?

Я не знаю, можешь ли ты мне доверять. Я сам ничего о себе не понимаю.

Ну пиздец.

А что, лучше было соврать?

Не знаю.

Оля надела обратно свитер и уставилась в окно.

Я пойду домой.

Я тебя довезу.

Не надо. Я хочу зайти в магазин.

Довезу до магазина.

Оля взяла бутылку вина и замороженные блинчики с мясом. Сказала, что всегда так делает, когда с кем-то расстается. На кассе Марк предложил заплатить. Оля издала неопределенный звук, по которому было понятно, что лучше бы он промолчал. Но все же села в машину и сказала отвезти ее к подруге.

И что теперь? — спросила Оля.

Не знаю. Наверное, ничего не выйдет.

Пиздец, пиздец, пиздец.

Прости.

Поехали уже.

Марк высадил ее у подъезда. Свет фар бил прямо в дверь подъезда подруги, как софиты. Оля шла в этом ослепляющем белом конусе, держа в руках бутылку и пластиковую упаковку блинчиков. Не дойдя до двери, остановилась и повернулась. Марк сидел неподвижно и смотрел прямиком ей в глаза. Но в таком ярком свете она вряд ли это увидела.

* * *

Женя снимал квартиру в новом доме. Из лифта еще не убрали фанерные стенки, но кто-то уже успел там поссать и все исчеркать. Казалось, здание стоит уже очень давно и время его разрушает, но на самом деле оно просто не достроено. Следуя за Женей по облезлому коридору, Марк думал о том, что жизнь домов похожа на человеческую: и там, и там есть два противоположных временных отрезка, которые одинаковы по сути, — когда еще ничего нет, как в раннем детстве, и когда уже ничего нет, как в поздней старости. Женя прервал его размышление, сказав, что с каждым этажом поднимается цена и соразмерно ей все выглядит приличнее. Он не употреблял слово соразмерно, но, скорее всего, подразумевал что-то подобное, когда говорил наверху у толстожопых пидорасов все ебать лухару.

Сидя в кухне на дырявом матрасе, уставившись на краснеющие угольки для калика, Марк задавался вопросом, как он сюда попал. Понятно, что его пригласил Женя, но зачем было соглашаться? Из всех посетителей Женя, пожалуй, нравился Марку меньше всех. Но вот он его позвал, и Марк пошел.

Я работаю над своим проектом, сказал он. Буду выставлять его на NFT. Но пока не буду показывать, он еще не готов.

Ладно.

У Жени был волнообразный голос, в томсмысле, что он то прыгал вверх и срывался в писк, то уходил вниз в мужицкий бас. Может, Марк пришел именно из-за этого надлома, ведь в такие моменты Женя казался конченым неудачником, на фоне которого Марк был ничего. Когда они взяли по паре литров пива в разливайке и двинулись в сторону Жениной хаты, мимо них прошли две девушки и Женя предложил с ними познакомиться и позвать с собой.

Не, иди сам знакомься, если хочешь.

Ага, конечно, сказал он высоко, я же, блядь, не вижу, на кого бабы смотрят. Будут они со мной знакомиться, когда классный чувак куда-то съебался.