Западная Европа против Византии. Константинополь под натиском крестоносцев - Чарльз Брэнд

том, что он намеревался жениться на императрице-матери и стать отчимом императора, и Мария-Зена предположительно согласилась на этот план. Для других Комнинов и остальной знати Алексей протосеваст был мерзок не из-за своих прелюбодейных отношений с матерью императора, а потому, что его монополия исключала их из дележки прибылей. Даже латиняне считали его жадность и скупость тягостными.

В то время как столица терпела ненасытного Алексея протосеваста, из последующих событий явствует, что крупные землевладельцы в провинциях пользовались его милостями. Однако крестьяне и горожане жестоко страдали. Подробности мы можем почерпнуть лишь в ретроспективных и, бесспорно, предвзятых комментариях митрополита Афинского Михаила Хониата. В обращении к одному из правителей (или преторов, как их официально называли), позднее присланному Андроником, он заявляет, что до вступления Андроника на престол в 1182 г. Эллада от Темпе до Спарты была государственной фабрикой беззакония и несправедливости. Власть претора была скорее разрушительной, нежели благодетельной для народа. Подобно тому как отступающие персы разбрасывали в полях Фессалии яд, так и преторы наполняли Элладу своими пагубными делами. Особенно тяжкими были налоги на наследство: «…Церберы [чиновники] не позволяли страдающим душам спокойно и легко уйти, а тащили их в суд за их пожитками и разрывали их полотняный саван. По какой причине живые не могут оплакать мертвых? У них нет свободного времени, так как их пристрастно расспрашивают про деньги. Если у мертвых есть какие-то чувства, то умирающий скорбит, я думаю, о живых, которые так страдают». Для живых родственников усопшего, пишет он, не оставалось места, чтобы сесть и оплакать его, потому что все его имущество было захвачено, а сами они подвергались пыткам с целью заставить их выдать место, где спрятаны богатства. Смерть одного человека влекла за собой крушение всего хозяйства и семьи. Эти незаконные изъятия стали следствием продажи должностей.

Правительство протосеваста предпринимало усилия к тому, чтобы переманить на свою сторону монахов, потому что они имели возможность формировать общественное мнение. Мануил Комнин даровал монастырям столицы и близлежащих городов освобождение от уплаты налогов, но затем в катастрофический 1176 год (в этот год состоялась битва при Мириокефалоне. – Пер.) отменил это. В июле 1181 г. протосеваст через Алексея II аннулировал эту отмену и гарантировал пострадавшим монастырям их владения и финансовые привилегии. Монастыри во Фракии и Македонии тоже были освобождены от требований сборщиков налогов или «катепанов» (местных государственных чиновников) сдавать муку или мясо и от покупки или реквизиции жира и пеньки. Преторы, сборщики налогов, катепаны и их слуги в этих провинциях, ищущие жир и пеньку, получили приказ пропускать монастырские земли, как будто они не являлись частью владений, а находились за пределами территорий, облагаемых налогом. На нарушителей приказа налагались суровые наказания.

Алексей протосеваст и его советники тем самым пытались расположить к себе крупных землевладельцев и монастыри путем дарования им привилегий и освобождения от налогов. Эта политика, вредная для доходов государства и власти, встречала сопротивление чиновничества в Константинополе, среднего и низших классов города. Чтобы компенсировать их враждебность, регент обратился к многочисленным проживавшим в городе латинянам. Вильгельм Тирский утверждает, что Алексей протосеваст сильно полагался на помощь и пожелания западноевропейцев. Они составляли сухопутные и морские вооруженные силы в столице, нанятые, как утверждает Михаил Хониат, за большие деньги из различных шаек грабителей. По его словам, произошло варварское смешение народов, которое сопровождалось пьяным насилием и тиранией: власть латинян обвилась, как тис, вокруг живой империи. Антилатинская партия, которая вскоре возникла вокруг кесариссы Марии Порфирородной, начала разжигать ненависть масс к западноевропейцам, которые, по их словам, планировали полностью завладеть городом. Эта пропаганда отражена в утверждении Евстафия Солунского: «Ситуация в действительности была такая: императрица и протосеваст, теряя любовь римлян, обратились к латинянам, подкупая их подарками и предлагая им разграбить город, а римлян превратить в своих рабов, с тем чтобы полностью убедить их и снарядить для сражения… Это реальное обвинение было выдвинуто против латинян, которые не могли правдиво сказать, что они невиновны». Латиняне считали этот период с сентября 1180 по апрель 1182 г. золотым веком, лишь слегка омраченным алчностью правившего фаворита. Чтобы компенсировать казне щедрость по отношению к земельным магнатам, протосеваст, возможно, неукоснительно принуждал собирать те пошлины, которые полагалось взимать с западноевропейцев в городе – пизанских и генуэзских купцов; но, несмотря на эти и различные мелкие жалобы, латиняне настолько отождествляли себя с регентством, что называли его «нашей фракцией».

Протосеваст стремился продолжать направленную на Запад внешнюю политику Мануила. Когда в 1181 или начале 1182 г. герцог Австрийский Леопольд проезжал через Константинополь по пути в Святую землю (его мать была византийской принцессой Феодорой Комниной), он был принят с почестями. По отношению к мусульманскому Востоку протосеваст был настроен еще более примиренчески, чем Мануил: в мае – июне 1181 г. византийские посланники встретились с Саладином в Каире и запросили мира, предлагая освободить сто восемьдесят пленников-мусульман. Саладин принял предложение, и осенью был заключен договор. Эта дипломатическая учтивость в отношении к далеким правителям, однако, не могла помочь империи в решении ее самых насущих вопросов.

В феврале 1181 г. высокомерие и монополия власти протосевастом стали причиной заговора среди влиятельных придворных с целью освободить Алексея II от контроля со стороны его матери и ее любовника. Некоторые вельможи были, очевидно, членами первоначального регентского совета, отстраненными от реальной власти, а другие – видными аристократами и чиновниками. В их число входили: Алексей протостратор (незаконнорожденный сын Мануила), Андроник Лапард (муж племянницы Мануила Феодоры), Мануил и Иоанн (сыновья Андроника Комнина) и Иоанн Дука Каматир, эпарх (градоначальник) Константинополя; ядром этой группы были Мария Порфирородная Комнина и ее муж Ренье-Иоанн кесарь. Принцесса когда-то была наследницей трона, но ее насильственное и деспотическое смещение едва ли допускало приход к власти Марии-Зены; ее муж, с другой стороны, был слишком молод, чтобы сделать что-то большее, чем идти по ее стопам. Остальные придворные вельможи видели в ней естественного лидера в борьбе с протосевастом.

21 февраля, когда двор совершал свое ежегодное паломничество к гробнице святой Феодоры в Батис Риакс неподалеку от Константинополя, заговорщики рассчитывали убить Алексея протосеваста и захватить императора. Их планы были разоблачены, и многие руководители заговора предстали перед Феодором Пантехном – министром юстиции и финансов. Алексей протостратор, сыновья Андроника и Иоанн Каматир были заключены в тюрьму в Большом дворце; сам Пантехн получил должность Каматира и стал эпархом. Лапард и другие бежали за границу, а многих казнили.

Судьи, боясь действовать против пользовавшейся популярностью Марии Порфирородной и ее мужа, тянули до вечера с их арестом. Супружеская пара узнала об этом плане и нашла себе убежище