Лила, Лила - Мартин Сутер

Ниже стояла подпись: Мари Бергер.

Карин Колер вздохнула, отложила письмо и начала читать.

13

Январь тянулся бесконечно долго. Эйфория встречи Нового года сменилась отрезвлением: вперед ни на шаг не продвинулись, наоборот, снова отброшены назад, к началу. Все точь-в-точь как в декабре, только вот праздничное настроение уступило место тоскливому похмелью.

В «Эскине» ничего интересного не происходило. Не было ни тех посетителей, что после рождественских пирушек заходили пропустить еще бокальчик-другой, ни тех, кто всерьез вознамерился с Нового года жить иначе. В том числе таких важных персон, как Ральфов клеврет Серджо и график Ролли Майер, в отсутствии которого усматривали еще и финансовые мотивы. Его индивидуальная фирма «АДхок» никак не могла пересилить стартовые трудности.

Остатки компании завсегдатаев начали год так же, как и закончили. Между одиннадцатью и часом ночи собирались в «Эскине» выпить по глоточку, по-прежнему под водительством Ральфа Гранда. Кто хотел, задерживался подольше.

Время от времени забегала и Мари. Мари, по милости которой для Давида этот январь промчался как ветер.

Давид был влюблен. Парочкой они с Мари пока не стали, но он твердо верил, что скоро это изменится. Все говорит за то, что будет именно так.

При встрече и прощании они теперь непременно обменивались беглым поцелуем. Иногда Мари нарочно приходила пораньше, и, пока не явились остальные, они могли немного поговорить. Мари сидела в кресле, он стоял рядом, и только приход новых посетителей изредка отвлекал его от разговора.

Уже целых три раза они вместе обедали, после ее школьных занятий и до начала его смены. Разговаривали о литературе. Она приносила ему книги – те, что, по ее мнению, ему понравятся. И он наконец-то мог высказать свои суждения по поводу Апдайка, некогда заготовленные для Ральфа.

Нередко они говорили и о «Софи, Софи». Поначалу Давид старался избегать этой темы. Конечно, текст он знал хорошо, но скорее как наборщик, а не как читатель. Однако очень скоро понял, что именно эта тема сближает его с нею. Чем больше Мари говорила о «Софи, Софи», тем лучше он сам разбирался в содержании и трактовке романа.

Только когда Мари заводила речь о том, что ему нужно послать рукопись в какое-нибудь издательство, Давид упирался. Это, мол, слишком личное, а личное напоказ не выставляют, твердил он как заведенный. Мари считала сей довод весьма слабым, ведь, перенеся действие в пятидесятые годы, он деперсонифицировал свою историю, поднял ее над чисто биографическим уровнем. Однако Давид не давал себя переубедить, чем подтвердил обоснованность ее подозрений, что повесть автобиографична.

В начале января Давид с облегчением уверился, что Мари отказалась от мысли заставить его послать рукопись в издательство. Тема как будто была закрыта.

Шансы у него вполне высокие, об этом ярко свидетельствует отношение Мари к Ральфу. По наблюдениям Давида, изрядно охладевшее. Мари хотя и унаследовала кресло Серджо обок Ральфа и не возражала, когда он за разговором иной раз клал руку ей на плечо или на колено, но их роман, если это вообще был роман, превратился в обычную симпатию двух людей со сходными интересами.

Во всяком случае, он никогда больше не видел, чтобы они вместе уходили из «Эскины». И из «Волюма», куда она иногда тоже с ними заглядывала и где Давид прошлой ночью до полпятого с нею танцевал, под насмешливым взглядом Ральфа.

Сейчас было девять утра, и звонил мобильник.

Давид, чертыхаясь, нащупал его, поднес к глазам. На дисплее значилось – «Мари». Он откашлялся и постарался как можно бодрее сказать «доброе утро».

– Доброе утро. Извини, ты, конечно, еще спишь, – произнес голос Мари.

– Так, дремал, – ответил он.

– Нам надо встретиться, и как можно скорее, случилось что-то невероятное.

Буме, подумал Давид, меня раскрыли.

– Что-то плохое?

– Нет. Полная фантастика.

У Давида отлегло от сердца.

– Что именно?

– Это не телефонный разговор.

– Когда?

– За завтраком.

– Где?

– В «Дютуа».

– Мне это не по карману.

– Мне тоже.

– Тогда где?

– В «Дютуа».

В начале одиннадцатого Давид вошел в «Дютуа» – кругом дерево, серебро и теплый аромат кофе, пирожных и духов. Отыскать Мари среди ухоженных дам от пятидесяти до девяноста не составило труда. Она была в красном пуловере и черной вязаной шапочке и энергично махала ему рукой. Когда они поцеловались в знак привета, она на мгновение крепко прижала его к себе. Раньше такого не случалось.

Он едва успел сесть, а немолодая официантка в черном платье с белым кружевным передником уже спросила, чего они желают. Они заказали по маленькому завтраку и по кофейничку кофе.

– Так что там за фантастика? – спросил Давид.

– Сперва обещай, что не рассердишься.

– Обещаю. С какой стати мне сердиться?

– Все написано в этом письме. – Мари протянула ему конверт. Адресован он был ей, пестрел немецкими марками и красной наклейкой с надписью «Спешная доставка».

Давид вытащил из конверта письмо, развернул. «Издательство «Кубнер» – гласила шапка. А пониже даты жирным шрифтом: «Касательно: «Софи, Софи».

– Из-за этого почтальон ни свет ни заря поднял меня с постели.

У Давида забрезжила догадка. Он поднял взгляд от письма и увидел на лице Мари виноватую, сияющую улыбку. А потом прочитал:

«Глубокоуважаемая г-жа Бергер!

Большое спасибо за рукопись «Софи, Софи», направленную Вами в издательство «Драко». Изучив текст, «Драко» пришло к выводу, что по концептуальным соображениям не может включить означенное произведение в свою программу».

Давид облегченно вздохнул и опять посмотрел на Мари.

– Читай дальше, – сказала она.

«Поддерживая тесное сотрудничество с нами, «Драко» позволило себе передать Вашу рукопись для ознакомления в нашу редакцию, и мы пришли к другому выводу.

Мы считаем «Софи, Софи» весьма многообещающим произведением, и нам представляется, что оно вполне может быть опубликовано в нашей серии «Молодые авторы».

Поскольку разработка нашей программы уже вступила в завершающую стадию, а в случае, если мы придем к соглашению, потребуется некоторая редактура, очень бы хотелось в самое ближайшее время встретиться с Вашим другом у нас во Франкфурте. Расходы на поездку, разумеется, будут возмещены.

Пожалуйста, сообщите нам, когда может состояться такая встреча, или попросите Вашего друга как можно скорее лично связаться со мною.

С сердечным приветом,

Вот черт. Давид делал вид, будто все еще читает, а сам мучительно соображал, что сказать.

– Ну так как?

К счастью, подошла официантка с завтраком. Пока она размещала на крохотном столике тарелки, приборы, салфетки, масло, джем, два кофейничка с кофе, два молочника с горячим молоком и серебряную корзиночку с круассанами, Давид кое-как собрался с мыслями.

– Мне очень жаль, что я действовала на свой страх и риск. – Глядя на нее, никак не скажешь, что она о чем-то жалеет. – Если б они отвергли рукопись, ты бы ни о чем не узнал. – Мари налила кофе, себе и ему.

– Дело не в этом.

Мари ждала, что еще он скажет. Но Давид взял круассан, откусил. Аппетиту него совершенно пропал, однако круассан позволял выиграть время.

– Что ты имеешь в виду?

Давид проглотил кусок.

– Я боялся не отказа. Я боялся, что рукопись примут.

Мари намазала круассан маслом.

– В это я никогда не верила и, честно говоря, не верю и сейчас. Фантастическая ведь удача: ты пишешь первый роман, и он сразу же выходит у «Кубнера»!

Она откусила кусочек круассана, намазанного маслом и джемом. Крошка поджаристой корочки на миг повисла на верхней губе, и тотчас розовый кончик языка слизнул ее и отправил в рот.

– «Кубнер»! И как это я с самого начала о нем не подумала. Издательство совсем маленькое, меньше, чем «Драко», зато и более изысканное. Глядишь, возьмут тебя под персональную опеку. А «Драко» – это фабрика. Ладно тебе, Давид, порадуйся наконец! – Мари обеими руками потянулась через стол, привлекла его голову к себе и поцеловала. В губы.

Вот теперь Давид возликовал.

– Когда поедешь?

Он пожал плечами.

– Я пока вообще не знаю, поеду ли.

Мари пропустила эти слова мимо ушей.

– Тобиас наверняка тебя отпустит, если ты ему расскажешь, в чем дело.

Давид испугался.

– Ему я уж точно ничего не скажу. – Он отпил глоток кофе, и новая мысль опять испугала его. – И ты не говори. Обещаешь? Никому ни слова. Ни одной живой душе.

Мари вздохнула.

– Одному я уже рассказала.

Кому – ясно без комментариев.

– Ральфу, – простонал Давид.

– Не про «Кубнера», – успокоила она. – Сказала только, что ты пишешь. И пишешь очень хорошо. И что ты дал мне кое-что почитать. А больше ни слова.

Если вдуматься, эта ее болтливость не так уж и неприятна.