В дни торжества сатаны - Вячеслав Куликовский

Законы логики неумолимы и спорить против них бесполезно. Нет, нет — довольно. Словопрения ни к чему не поведут.

Вы влюблены, Джон Гарвей. Теперь мне понятно все: и полная перемена ваших привычек, и ваше вечное сидение в комнатах ваших невольных гостей, и ваше подчинение желаниям и даже капризам мисс Мэри, и то чувство скуки и неудовлетворенности, которое вы ощущаете вдали от вашей милой гостьи. Мне понятна и ваша беспричинная радость, когда вы ловите на своем лице ее долгий взгляд, и трепет, который пробегает по вашему телу, когда девушка кладет на вашу руку свою маленькую бархатистую ладонь.

Вы старый осел, уважаемый сэр, старый осел. Влюбиться в двадцатитрехлетнюю красавицу, стоя на грани шестого десятка! Имея при том всю жизнь позади и впереди никаких решительно перспектив… И какие у вас данные на взаимность? Неужели только то, что молодая девушка охотно проводит время в вашем обществе, гладит вас иногда по руке и смотрит в ваши глаза долгим взглядом? Или, может быть, ее фраза, от которой вы четыре дня назад пришли в телячий восторг и весь день ходили с идиотским выражением высшего благополучия на лице?

Я до сих пор краснею за вас при воспоминании о том, как вы после разговора, приведшего вас в такое состояние, спустились в свой подвал и пять минут носились по комнате, выделывая такие пируэты и антраша, которым позавидовал бы любой каннибал. Мало того, услышав чьи-то шаги и едва успев сесть в ближайшее кресло, вы при виде вошедшего Джефферсона ни с того ни с сего приказали ему принести себе бутылку вина. Затем совершенно без всякой причины подарили почтенному слуге и его приятелю Гопкинсу по сто долларов. Джефферсон, верный себе, не удивился даже и на сей раз. Думаю, однако, что столь странные поступки господина послужили, десять минут спустя, благодарной темой для обмена мнений между обоими слугами.

Что вы скажете на все это, досточтимый мистер Гарвей?

Не находите ли вы, что столь легкомысленные выходки не вполне приличествуют бывшему президенту Синдиката трестов и нынешнему правителю самостоятельного государства?

И, в конце концов, что сказала молодая девушка? Давайте припомним!

В тот день служебные доклады задержали меня дольше чем всегда, и я вошел в hall партера на час позже обыкновенного. Кажется, я не ошибаюсь? Да, да — именно на час позже. Беззвучно ступая по коврам, я прошел залу, гостиную в стиле Louis XV, зеленую гостиную и очутился на пороге любимой нами мавританской комнаты. Сначала мне показалось, что в ней никого нет. Однако, спустя мгновение, я заметил мисс Мэри. Она стояла в амбразуре окна с таким видом, как будто ждала кого-то. Я не сразу увидел ее, так как она маскировалась со стороны гостиной широкими портьерами и висевшей между ними белой кружевной занавесью.

— Вероятно, ждет брата или миссис Стивенс, — подумал я. Однако, когда я тихонько приблизился к ней и проследил направление ее взора, то увидел, что все ее внимание обращено на дорогу, ведущую к коттеджу от дома Совета Старшин.

Кого она могла ждать с той стороны? Неужели меня? Я действительно с утра пошел на заседание по хозяйственным вопросам. Мы быстро покончили с ними, и затем я отправился по всем учреждениям острова. К моему коттеджу я подошел с тыльной стороны его и, конечно, мисс Мэри не могла заметить моего возвращения, равно как и знать, что я занимаюсь у себя в кабинете. Но я тут же выбранил себя за глупые мысли: мало ли что могло заставить девушку смотреть в окно?

Я нарочно вернулся, ступая на цыпочках, к двери и, слегка закашлявшись, пошел, как можно более тяжело ступая, по направлению к тому месту, где стояла моя гостья.

— Мисс Мэри, — окликнул я ее.

Девушка не слышала.

— Мисс Мэри, — повторил я уже громче.

Она вздрогнула, повернулась и, как-то чересчур поспешно откинув отделявшую ее от меня занавесь, с протянутой рукой пошла мне навстречу.

— Как, — вы здесь? — быстро проговорила она, вся зардевшись от неожиданности. — А я уже целый час смотрю, не покажетесь ли вы на дороге от дома Совета Старшин. Где вы пропадали так долго?

Пусть меня повесят, если в голосе моей собеседницы не звучали нотки упрека и скрытой радости. Вся кровь всколыхнулась во мне.

— Вы ждали меня, мисс Мэри? — спросил я, прикасаясь по обыкновению губами к ее руке.

Она задержала на миг в моей руке свои маленькие, теплые пальчики и, лукаво смотря мне в глаза, ответила:

— А вы как думаете?

Я пробормотал что-то неопределенное.

— Не знаете?

Она выдернула руку и на ходу уже, направляясь в наш любимый угол, бросила:

— Ждала и очень скучала без вас. Очень, слышите?

Я с секунду постоял в столбняке. Очевидно, такой же столбняк напал и на мое сердце. По крайней мере, оно на мгновение замерло в какой-то сладкой истоме, а затем бешено начало колотиться.

Глупое сердце… И сейчас, при одном воспоминании об этом маленьком инциденте, оно опять начинает прыгать. Не будьте ослом, старина Джон! Выпейте-ка виски — это отлично помогает в подобных случаях.

Вероятно, когда я садился на свое обычное место рядом с мисс Мэри (нас разделял только маленький столик), вид у меня был достаточно глупый. Но через секунду я был уже снова самим собою.

— Вы большая кокетка, мисс Мэри, — сказал я, закуривая, с разрешения моей собеседницы, сигару. — Да, очень большая. Если бы это было тридцать лет назад, я мог бы вывести из ваших слов совершенно иное заключение, чем сейчас.

— А именно? — смеющимися глазами, глядя на меня в упор, сказала она.

— Гм…

— Что вас смущает?

— Видите ли, я всегда привык говорить женщинам правду.

— Это очень хорошая привычка.

— Вы находите? В таком случае, вы разрешите мне и сейчас не отклоняться от этого принципа?

— Конечно.

— Ну, хорошо. Так вот, если бы то, что вы мне сказали две минуты назад, было сказано мне на тридцать лет раньше, то…

— Ну, договаривайте же. Какой же вы несносный!

— То я бы подумал, что вы неравнодушны ко мне.

Она, все так же не сводя с меня взора своих огромных лучистых глаз, тихо рассмеялась. Однако я заметил, что где-то в глубине ее зрачков мерцали огоньки серьезности.

— А почему вы сейчас этого не думаете? — деловито и даже строго спросила она.

Удивительные глаза у Мэри. Иногда из них потоками льется невинность девушки и даже наивность ребенка. Иногда же я готов поручиться, что на меня смотрит женщина, которой знакомы мужские ласки. Сейчас она смотрела именно так. Из ее зрачков струились снопы горячего света и в них яркими блестками вспыхивали манящие, многообещающие огоньки. Да, сейчас передо мной сидела не девушка, а женщина. Женщина, искушенная в любви. Я, как зачарованный, не отрывал от нее своего взгляда.