Дневник А. А. Любищева за 1918-1922 гг. - Александр Любищев

Приведу примеры:

1) Понятие эфира, видимо, никогда не могло претендовать (объективно говоря) на реальность, так как страдало внутренними противоречиями всепроницаемость и абсолютная упругость; те лица, которые верили или верят в реальность светового эфира, очевидно, должны надеяться со временем доказать, что в этом никакого противоречия нет, т. е. что это только на наш взгляд кажется противоречием, пока это не доказано, всякий волен сомневаться в реальности существования эфира, даже если не было бы никаких опытов Майкельсона;

2) Наоборот, электромагнитная теория Максвелла, видимо, не испытывала внутренних противоречий, но явления ионизации явно не укладывались в эту теорию, несовместимую с парцеллированием электрических сил.

Мне кажется поэтому правильнее сказать, что не отрицая наличности реальных факторов, мы не вправе требовать, чтобы исследователи оперировали только с ними. (Это не по адресу, но совершенно верно). Это послужило бы невероятным тормозом науке, так как реальный фактор во всей полноте чрезвычайно трудно доступен и может вообще, может быть достигнут только асимптотически. Допустимые факторы являются в той или иной степени отображением реальных и чем полнее это отображение, тем больше прав на реальность получает фактор. Известны ли нам в настоящее время действительно реальные факторы, я не знаю: напрашивается мысль, что таким является гравитационная сила, но возможно, что и здесь мы имеем только отображение иного, более богатого содержанием агента.

Вообще, несмотря на возражения, я все более укрепляюсь в правильности моей формулировки витализма. (Но ведь ваша формулировка совершенно не положительна, так как она оставляет в стороне вопрос, в чем особенности закономерностей). Я считаю одним из главных ее достоинств то, что она внутри себя заключает все дальнейшие выводы и потому является утверждением положительным, между тем, как формулировка Гурвича по существу отрицательна. В формулировке Гурвича непосредственно не содержится того, что, по-моему, является наиболее ценным в витализме: указания, что витализм является одновременно и более закономерным учением и в то же время предоставляет несравненно больше свободы в выборе этих закономерностей, чем механизм; формулировка же Гурвича представляет из себя отрицание закономерности (правда механистической) и никакого указания на наличность специально витальных закономерностей не содержит. Поэтому искание закономерностей, например, в системе или филогенетическом развитии организмов требует особого указания.

(Но ведь моя характеристика практического витализма и не хочет давать его содержания, а лишь метод, благодаря которому биология лишь начинает заполняться новым «виталистическим» содержанием, например, моей «Морфе»).

Если считать, что действительно витализм состоит в признании специфически витальных закономерностей, то делается понятным, почему до сего времени витализм оставался натурфилософским, а не естественнонаучным учением: виталисты не могли еще подойти к подступам чисто биологических проблем и потому искали витальных закономерностей там, где их не было. Реванш механизма возможен в том случае, если окажется, что многие биологические проблемы разрешимы физико-химическим путем. Не следует думать, что такое торжество будет окончательным, так как расчистив поле от казавшихся специфическими проблем, мы будем в состоянии еще глубже войти в область биологии. Научная биология совпадает с витализмом; успехи, достигнутые в физиологии Гельмгольцем и т. д. по существу не являются разрешением биологических проблем, а приложением физики к биологии.

Симферополь, 12 июня 1919, 21.25–30 мин

Возражение Гурвича на мою критику (кроме заметок на полях, мы еще порядком поговорили) во многих случаях обнаружили, что в моих пониманиях было много недоразумений. Самым существенным пунктом разногласий остается вопрос о том, чье толкование витализма точнее и правильнее. Отчасти его возражения против моей формулировки покоились также на недоразумении: именно он считал, что закономерностью следует называть главным образом, так сказать, структурные свойства, общие и всем неорганическим телам, в организмах же преобладают свойства архитектурные. Я ему указал, что понятие закономерности мною понимается шире, включая в себя понятие о каноне, стиле и т. д. Тем не менее, он считает, что моя формулировка неправильная, так как понятие «особенных закономерностей» слишком неопределенно и не отличает витализма. (Оствальд создает понятия нервной энергии и т. д., оставаясь с биологической точки зрения механистом). В этом, по-видимому, Александр Гаврилович прав: видимо, моя формулировка неудачна и нужно приискать что-нибудь другое, хотя я по-прежнему считаю, что в моем понимании витализма остается нечто, не уничтоженное аргументами Гурвича.

Симферополь, 15 июня 1919, 23 ч. 25 м

Ходил на ботаническую экскурсию под руководством профессора Кузнецова. Некоторые впечатления относительно псевдомиметизма у растений записаны мною в тетради о миметизме, здесь же отмечу некоторые отдельные соображения. Прежде всего обратил мое внимание один вид шалфея, у которого, по-моему, как-то сама собой напрашивается мысль, что распространение окраски у растений также не детерминировано целлюлярно, а есть определенные сферы влияния. Именно верхушка цветоносного побега не несет цветов, а несет простые листья, но не зеленые, а фиолетовые (конечно, несколько иной формы), как бы дополняющие наверху цветы и служащие вместо ярких венчиков сугубой «приманкой» насекомым (оставляю толкование на ответственность Кузнецова). В фиолетовый цвет окрашены не только эти листья, но также шлем цветков и кончики зеленых прицветников (последнее совершенно непонятно с точки зрения телеологической). Было бы очень интересно проследить расположение всех этих частей в бутоне: вероятно, все фиолетовые части окажутся в одной зоне, хотя про распустившееся растение этого сказать нельзя. Характерно только, что фиолетовый цвет (уже сплошь фиолетовых частей) окрашены всегда верхние части.

Мне пришло в голову растение, виденное мною в Каире, где, насколько мне помнится, красные листья сидели ниже цветущего побега. Цветы, кажется, были там совсем невзрачны: интересно выяснить не будут ли у этого цветка нижние части окрашены в красный цвет, так как покраснение происходит снизу.

Мне пришло в голову, что против господствующей хромозомальной теории определения пола могут быть выдвинуты аргументы из статистики рождаемости, помимо того, что процент мальчиков (особенно, если принять во внимание недоносков) выше процента девочек, но также и те отношения в чередовании полов, которые, как будто, имеют место. Именно, мальчики и девочки, как будто, рождаются полосами (несколько мальчиков, потом несколько девочек и наоборот), а очень редко вперемежку. Кроме того, тот факт, что существуют матери с наклонностью производить определенный пол. Конечно, эти данные, как будто, не проверены строго, но если бы они оказались правильными, то здесь пришлось бы принять что-либо помимо добавочной хромозомы. Эти вопросы составляют любопытную проблему для приложения теории вероятностей, что, кажется, еще не было сделано.