Гусси. Защитница с огненной скрипкой - Джимми Каджолеас

и смотрела на неё, повторяя мысленно короткую молитву о том, чтобы она очнулась и исцелилась. А вдруг, пока мы старались её спасти, за ворота успело просочиться щупальце Погибели?

Большой Гордо посматривал на меня, и в его взгляде я читала страх и неуверенность: было ясно, что он думает о том же, о чём и я. Сверчок то и дело начинал скулить, и мне приходилось успокаивать его, потрепав по шерсти.

– Как бы то ни было, – обратилась я к ним обоим, – об этом никому нельзя говорить. Если она выживет, скажем, что она пришла на рассвете. Никто не должен знать, что мы отпирали ворота ночью. Особенно мэр Беннингсли.

Большой Гордо кивнул, а Сверчок вывалил язык, и я знала, что наша тайна не выйдет за стены этого дома. Хотелось бы ещё верить, что я поступила правильно. Только бы дедушка Вдова на меня не рассердился!

И кто, кстати сказать, эта девочка? Очередная одинокая путница, забредшая в наши края? Кому вообще может прийти в голову бродить по пустыне ночью, да ещё в такую бурю? Очередная странность ко всему, что уже приключилось за этот день. И я понятия не имела о том, что всё это значит. Пророчества Ласло Дунца. Лулу под окнами у старой Эсмерельды. Мистер Майелла, вышедший в шторм. Что творится в нашем посёлке? Как я смогу защитить его так, чтобы дедушка Вдова был доволен? Или я уже утратила контроль над событиями?

Гром ударил особенно близко, и в свете очага я увидела, как девочка улыбается.

Этой ночью я увидела сон. Я стояла на скале, но это была не скала в пустыне, а какие-то огромные окаменелости, словно останки древних богов, выбеленные песком. Это было дикое место, в воздухе висела влага, а уши закладывало от гула прибоя. Долетавшие до меня брызги были тяжёлыми и солёными на вкус, и вскоре я промокла насквозь. Океан подо мной (потому что это не могло быть что-то иное) ярился и ревел, и белые барашки волн долетали до самых туч. Я почувствовала, что меня влечёт в эти воды, словно какой-то зов доносится из зловещей темноты. Как будто сами волны бьются о камни, призывая меня, повелевая вернуться.

Предупреждая меня.

Глава 5

Меня разбудил холодный нос Сверчка, тыкавшийся в лицо. Стоило мне открыть глаза, и он толкнул меня в щёку – наверное, чтобы я рассердилась и проснулась окончательно. Я рассмеялась и стала было выговаривать ему за неприличное поведение, а потом вспомнила, что мы здесь не одни. Я обернулась и увидела, что девочка по-кошачьи свернулась калачиком, а рыжие волосы высохли и упали ей на лицо. Надеюсь, она поправится. Надеюсь, мы вовремя успели спасти её от бури.

Так или иначе, будить её сейчас я не стану. Лучше пусть отдыхает после такой бурной ночи. Я оделась и съела половину холодной лепёшки, оставив ей вторую половину на случай, если она проснётся и захочет есть. За ночь буря утихла, и, судя по сочившемуся сквозь ставни свету, нам предстоял безоблачный жаркий день, такой же, как почти все дни в этой пустыне. Я потянулась, прихватила скрипку, и мы со Сверчком отправились по делам. На пороге я ещё раз оглянулась на девочку. Она даже не шелохнулась. Я быстро помолилась за неё.

Солнце пока лишь бросало рыжие отблески на горизонте, но вот-вот должно было взойти. Запели петухи, и возле ворот меня уже поджидал с сонным видом Большой Гордо.

– Как она? – шёпотом поинтересовался великан.

– Спит.

– А на вид в порядке?

– Ну на вид она, по крайней мере, помирать не собирается – если ты об этом.

– Вот и ладно, – выдохнул он, хотя я видела, что ему не по себе. Даже если мы поступили хорошо, нарушенные нами правила вряд ли останутся без последствий, ведь, скорее всего, мы лишили силы ночные защитные Ритуалы. Однако сейчас мне некогда было об этом думать. Что сделано, то сделано: раз уж я решила нарушить правила – отвечать за это мне. Я стиснула кулаки, зажмурилась и медленно сделала три глубоких вдоха и выдоха, в точности как учил меня дедушка Вдова, чтобы успокоиться. Пора было начинать утренние Ритуалы.

Я пошла противосолонь, сосредоточив свои лучшие стремления на посёлке, желая всем его жителям благополучия и не позволяя этой сосредоточенности рассеяться. Сверчок топал за мной след в след, как послушная тень. Было жарко, несмотря на утренний час, и я обливалась потом под своей мантией.

Пока мы шли, поднимавшееся солнце заливало светом пустыню, так что каждая песчинка начинала блестеть золотом. Мне захотелось разбежаться и рухнуть на колени, и набрать полные пригоршни этого неповторимого богатства, и прижать к груди, как самый настоящий скряга. Ах, если бы только у меня были деньги! Я бы построила замок в два раза больше особняка Беннингсли и купила бы себе пианино, а может, и барабан, и дни и ночи напролёт играла бы музыку, пела и танцевала, и ела всё, что пожелаю, а у Сверчка в миске всегда бы лежали свежие мозговые косточки! Я бы лежала на крыше и любовалась облаками днём и звёздами ночью. И мои дни превратились бы в бесконечное счастливое житьё – это уж точно.

Мне пришлось срочно остановиться и замереть на месте. Иногда меня здорово заносит в такие вот мелочные жадные мечты. И это тревожило меня: неужели я ничем не лучше безмозглых богатеев? Ведь я была Защитницей, и этим всё сказано, и одним из главных наших обетов является отказ от власти и богатства: мы получаем за своё служение людям лишь ту плату, которая необходима для жизни. И сегодня я шла вокруг посёлка отнюдь не с лучшими стремлениями. «Глупая Гусси! – подумала я. – Позволила себе отвлечься именно тогда, когда в тебе нуждаются сильнее всего!» Придётся мне изрядно постараться и не забывать о том, что на какое-то время я здесь единственная Защитница. А от таких мутных стремлений, какие были у меня сейчас, вряд ли будет толк. Итак, я сжала кулаки, зажмурилась и вознесла молитву (этот мир не моя собственность, как и его богатства, моё богатство – Ритуалы и чистые стремления в моём сердце!), и дождалась, пока разум очистится, а посторонние мысли развеются, словно горсть песка под порывом ветра.

Однажды я призналась дедушке Вдове в своих алчных мыслях. Он посмотрел на меня с такой грустью, словно в его глазах отразилась вся боль мира.

– Если