Ненависть и прочие семейные радости - Кевин Уилсон

– Мне трудно об этом судить, – ответила Анни. – Я знаю, что у Фримэна весьма неординарное видение мира, и, возможно, другим людям довольно сложно его оценить.

– Само-то кино тебе в итоге понравилось?

– Я, пожалуй, не стала бы так описывать свой опыт просмотра фильма с моим участием.

– Понял.

Они молча встретились глазами.

В этот момент на экране автомата возникла рекламная заставка: гигантский дьявол с седой гривой громко хохотал, маня зрителя присоединиться к игре.

– Я разделась топлес, потому что не знала, сумею ли я это сделать.

– М-м-м… – неопределенно промычал, кивая, Эрик.

– Я никогда еще не снималась в сценах с обнаженкой и не была уверена, что на это способна. Поэтому я проделала это в реальной жизни – и тогда поняла, что вполне могу сделать это и в кадре. Вот только я, видишь ли, совсем забыла, что меня могут увидеть другие люди.

– Ну, это можно понять. Трудно, должно быть, то и дело метаться между вымыслом и реальностью, особенно с такой-то насыщенной ролью. Можем на этой теме задержаться, а можем и проехать. Так как насчет скибола?

Анни согласно кивнула.

«Анни, заткнись, – велела она себе. – Заткнись, заткнись. Лучше заткнись».

Когда по интернету расползлись фотографии – хоть и размытые, и с низким разрешением, но без сомнений запечатлевшие именно ее, – родители отправили Анни электронное письмо, гласившее: «Самое время рассмотреть идею совместить популярность и женские формы как объект созерцания».

Братец больше не сказал и не написал ей ни слова – как сквозь землю провалился. Может, так оно и должно быть, когда родной брат видит тебя голой?

Парень, с которым Анни то сходилась, то расставалась – причем, как правило, дольше длилось последнее, – позвонил ей и, стоило Анни снять трубку, недовольно высказался:

– Что, всё Фэнговы штучки? В смысле, тебя так и тянет выкинуть что-нибудь эдакое?

– Дэниел, – холодно произнесла она, – ты обещал мне больше не звонить.

– Я обещал, что не стану звонить, разве что в экстренном случае. И он, по-моему, как раз настал. Ты совсем потеряла голову.

Дэниел Картрайт был довольно успешным автором. Он написал пару романов, от которых сильно несло киношностью, а потом переключился на написание киносценариев, от которых несло телевизионными шоу. Теперь, сменив имидж, он везде и всюду носил ковбойскую шляпу. Не так давно ему удалось продать сценарий за совершенно сногсшибательную сумму в миллион баксов: о том, как два парня создали робота, баллотирующегося на пост президента. Назывался он «Президент. Версия 2.0». И, учитывая, что Дэниел к тому же был красив и неординарен, Анни сама толком не понимала, почему она с ним порвала и почему, уже уйдя от него, готова была порывать с ним снова и снова.

– Я вовсе не потеряла голову, – возразила она, тут же подумав про себя: «А интернет, интересно, взорвать на воздух можно?»

– С моей точки зрения, это выглядит именно так.

– Я снимаюсь в кино, – напомнила Анни, – а этот необычайный процесс всегда требует от актера некоторой странности.

– А сейчас вот я любуюсь твоими титьками, – сообщил он, и Анни, не зная, что ему ответить, просто сбросила вызов.

В тот же день, явившись на банкет для главных актеров в снятый Фримэном особняк, Анни сразу почувствовала себя крайне неловко, обнаружив там развешанные по всему дому снимки ее обнаженных прелестей. Фримэн вышел в прихожую ее встретить, как ни в чем не бывало покусывая какой-то новый, непривычного размера, шоколадный батончик, сочившийся тягучей карамелью.

– Это что такое? – возмутилась Анни, срывая одну из фотографий и комкая в руке.

– Теперь ты знаменита, – ухмыльнулся он. – И все благодаря мне.

Анни выбила у него из руки недоеденный батончик и выскочила из дома.

– Потом сами же будем смеяться, вспоминая! – крикнул ей вдогонку Фримэн.

Нашарив в сумочке ключи от машины, она трижды выронила их из рук, уже готовая разразиться слезами, и вдруг увидела, как по дорожке к ней торопится Минда. И хотя в фильме Фримэна они обе являлись ведущими актрисами, совместных сцен у них почти что не было, и Анни редко встречалась с ней на съемочной площадке. Увидев, как Минда несется к ней с искаженным лицом и, простирая руки, просит секунду обождать, Анни вдруг почувствовала неодолимое желание поскорее от нее сбежать, однако не смогла двинуться с места. Через пару мгновений Минда схватила ее за руку, задыхаясь и чуть не плача.

– Все это ужасно, да? – с присвистом выдохнула она.

Анни в ответ лишь кивнула. Зажав в ладони ключи от машины, Анни хотела побыстрее ее открыть, однако Минда явно не собиралась отпускать ее руку.

– Это просто ужасно, – продолжала она, обретя наконец нормальный голос. – Я говорила Фримэну, чтобы он прекратил, но ты же его знаешь! Он хоть и пишет для нас эти обалденные роли, но, мне кажется, он искренне ненавидит женщин.

Анни опять кивнула. Тут ей подумалось, что еще несколько лет постоянного применения этого тихого способа избегать надобности что-то говорить – и шея у нее вообще перестанет ворочаться.

– Не хочешь куда-нибудь закатиться? – спросила ее Минда.

Прислушавшись к своему внутреннему голосу, Анни произнесла:

– Да, пожалуй.

В итоге они оказались в маленьком баре, завсегдатаи которого то ли просто не привыкли к обществу прелестных женщин в столь возмутительно дорогих блузках, то ли их совершенно не заметили, – во всяком случае, Анни с Миндой сидели себе за столиком в углу, никем не потревоженные, и спокойно потягивали виски под имбирный эль.

– И что теперь собираешься делать? – спросила Минда, по-прежнему не выпуская ее руки, словно иначе Анни немедленно сорвалась бы с места и убежала. Что, собственно, скорее всего бы и произошло. И все ж таки Анни было приятно, что кто-то проявляет к ее персоне живой интерес, не пеняя ей, будто она тронулась рассудком.

– Пока не знаю, – ответила Анни. – Вот доснимем фильм, и, наверное, свалю отсюда куда-нибудь. Устрою себе небольшой перерыв от съемок.

– Не делай этого, – искренне встревожилась Минда.

– А что такое? Почему?

– Ты такая классная актриса. Совершенно потрясающая!

– Ну, я, м-м… так сказать, надеюсь… – Переминаться таким образом Анни могла бы часами, однако Минда взяла инициативу в свои руки.

– Мне нравится играть, но именно игра у меня пока что получается не очень. Я руководствуюсь каким-то дурацким, заранее прописанным планом, изображая именно то, чего от меня ждут, – а ты просто инстинктивно знаешь, что нужно делать. Следить за твоей игрой – это что-то невероятное!

– У нас же вроде как нет совместных сцен.

– Я просто наблюдаю за тобой, – с улыбкой призналась Минда. – Слежу с безопасного расстояния.

– О-о…

– Надеюсь, тебя это не разозлит?

Анни помотала головой:

– Это даже мило. Многие за мной наблюдают.

– Вот только я – с пристрастием, – добавила Минда, крепко, до дрожи в пальцах, стиснув руку Анни.

Только теперь Анни наконец осенило, что Минда пытается ее закадрить. На Анни вдруг снизошло озарение, что Минда Лоутон снялась в семи картинах, и в четырех из них она целовалась с другой женщиной. А еще снизошло то, что Минда Лоутон на самом деле чертовски красива и что у нее большие, распахнутые, глаза и вполне даже изящная шея, а лицо настолько чистое и гладкое, что не несет ни малейшего намека на какую-то пластическую хирургию, являясь лишь результатом некоего изумительного волшебства.

Перегнувшись через стол, Минда поцеловала Анни, которая ничуть тому не воспротивилась. Сев обратно на стул, Минда задумчиво покусала губу и призналась:

– Пару недель назад я целовалась с Фримэном.

– Ну, это, скажем, была не лучшая идея, – фыркнула Анни.

Минда рассмеялась.

– Просто мне не хотелось, чтобы ты услышала это от кого-нибудь другого и подумала, будто я хочу перелизаться со всей съемочной группой.

– То есть лишь со мной и с Фримэном.

– Ну, и еще с его помощницей.

– Правда, что ли?

– Понимаешь, она мне рассказала, как ее однажды пытался поцеловать дядя, а со мной когда-то случилась похожая история – и мы с ней вдруг начали целоваться. Хотя не думаю, что она об этом помнит. Она набралась тогда в стельку.

– А ты – нет?

– Я – нет, – пожала плечами Минда.

– То есть только я, Фримэн и его помощница?

– Именно. А если ты захочешь, я с этой минуты буду всегда только с тобой.

– Ну, знаешь, не будем совсем-то уж сходить с ума, – сказала Анни, чувствуя, что готова лететь в пропасть, но еще цепляется кончиком ступни за что-то очень важное.

– А почему бы нет? – хмыкнула Минда, и Анни, в изрядном подпитии, не смогла придумать ни одного здравого довода.

Анни катнула по дорожке свой первый скибольный шар – снаряд из твердой полированной древесины ощущался в руках настоящим оружием. Тот в мгновение ока вскочил на «бугор» и очутился в кольце на пятьдесят очков.