Преломление. Витражи нашей памяти - Сергей Петрович Воробьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дормидонтыч, как снегоуборочная машина, широко размешал большими загребущими руками костяшки домино по столу, стоящему в тени тополя, поднял вверх глаза и продолжил:
— И вот, други мои, пришлось мне выполнять ответственное правительственное задание. Оскарыч как-то вызвал меня к себе в кабинет, долго молчал, потом вдруг, глядя мне сверлящим глазом в переносицу, произнёс: «Не хочется тебя отпускать, а надо! Звонил мне сам Лазарь Моисеевич. Требует лучшего специалиста по сварке, и чтоб был пролетарского происхождения. А ты у нас здесь один такой. Они там решили звёзды на башнях Кремля менять. Те, что два года назад ставили из самоцветов, не оправдали надежд, темнеть стали, да и конструкция оказалась — не того. Сейчас подготовили другие — из рубинового стекла, с внутренней подсветкой, да ещё на специальных подшипниках. Каждая по тонне весом. И размах у них под четыре метра. Не хухры-мухры!»
Присел я от такого предложения. Год был неспокойный. Чего-нибудь не так сказал, не так посмотрел или сделал с правым уклоном, тебя тут же в троцкисты или шпионы запишут. А там, если восемь лет дадут, считай, в лотерею выиграл — повезло. Но Оскарыч, подкрутив ус свой густой, утешил меня, приободрил: «Если что, я за тебя слово замолвлю. Думаю, оправдаешь доверие».
Дормидонтыч входит курс дела
Итак, оказавшись в Москве, попал я прямиком в оперативный отдел НКВД. Именно он контролировал все работы по установке этих самых звёзд ещё в 35-м. До того на башнях орлы двуглавые восседали, напоминая о кровавом царском режиме. А перед войной собрали новую бригаду верхолазов, распределили всё — кто чего делать должен, и, как сейчас помню, 24 октября, в день моего рождения, полез я на Спасскую башню. Выдали мне из сейфа под расписку два золотых электрода 958-й пробы. Спросили ещё на всякий случай: «Первый раз, наверное, золотом варить приходится?» — «Почему первый? — возразил я. — Патону зубы наплавлял за милую душу, только дым изо рта шёл». Переглянулись энкавэдэшники на это, но ничего не сказали.
Бригадир верхолазов, коренастый такой мужик с красным носом, проинструктировал меня по всем правилам, страховочный пояс на животе затянул и уточнил:
— Звезду на башню мы сами поставим. Тебе останется только ось в гнезде обварить. Оснастка звёзд у нас золочёная. На каждую почти по двадцать килограммов золота ушло. Так что работа там у тебя будет ювелирная.
Посмотрел я на этого «верхолаза» и сразу понял — ихний он человек, с ним ухо нужно держать востро. Говорю:
— Работа для меня привычная, вот только высоковато будет…
— Советскому человеку никакая высота не страшна, — отрикошетил бригадир трезвым голосом.
— Да я в том смысле, что сварочный трансформатор будет внизу стоять. Так мне, ежели ток подрегулировать, спускаться-подниматься — весь день уйдёт. Там работа тонкая, ювелирная, как вы сами говорите.
На «вы» с ним, чтобы политес выдержать. Это с Патоном можно было на «ты» — по-простому, по-домашнему.
Тогда бригадир улыбнулся широкой поддельной улыбкой и предложил:
— Так я могу и подежурить у твоего «срантформатора», порегулировать твои токи. Ты только скажи, что и куда крутить.
На этом мы и сошлись.
Подтянули меня на блоке к самой верхотуре, я сразу башкой об звезду звезданулся, по сторонам огляделся: мать моя родная — всё как на ладони. Людишки-муравьишки, машинки-блошки, внизу подо мной с одной стороны Красная площадь с мавзолеем, а с другой — Царь-колокол с Царь-пушкой. А рядом и трансформатор стоит — гудит железом своим в ожидании привычной для него работы. Моего же помощника добровольного, «верхолаза» из НКВД, нигде не видать. Наверное, уже стучать на меня побежал. Вынул я из голенища один электрод, на зуб попробовал, точно — золото. В НКВД не обманывают, там люди серьёзные. Свою работу знают туго.
Ткнул я два раза этим электродом в нужное место, чувствую, прилипает. Току, значит, недостаёт. Что делать? А здесь, как по заказу, мужичок такой в сером мантеле проходит мимо моего трансформатора, бородой своей козлиной трясёт, ну, я ему сверху как гаркну во всю мощь своих лёгких:
— Дя-дя!!! Покрути на ящике маховик! Току мало!
Мужичок остановился и стал по сторонам оглядываться. Кто кричит, откуда — не доходит.
Я ему опять:
— Вошку свою подними! Я тебе со Спасской башни вещаю!
Он бороду, значит, задрал кверху и рот тут же растопырил.
— Ток надо подкрутить! — кричу и искру электродом высекаю, чтоб понятнее было. — На ящике там маховик! Крути, не стесняйся!
Дошло, видно, до бородатого моё послание, рукой мне махнул, очки на нос напялил и стал ящик изучать. Наконец нашёл маховик, на меня обернулся и крутанул. Я дугу попробовал — лучше, но слабовато.
— Ещё маленько, дядя! — кричу. — На полпальца вправо! Будет в самый раз!
Когда дуга установилась, я на прощанье крикнул ему:
— С меня пол-литра!
А он мне в ответ зачем-то пальцем своим корявым помахал, вроде как погрозил.
Обварил я по всем правилам стержень, на котором звезда держалась. Один электрод на это дело ушёл. А второй куда? Решил, если не спросят, оставлю себе на память.
На следующий день разбудили меня рано, дали одеться, усадили в эмку и прямиком в Наркомат. А там меня Ежов Николай Иванович уже встречает. Плюгавенький такой мужичок, мне по локоть, всё ремень в районе кобуры поправляет и меня пронзительно-изучающим глазом сверлит.
«Ну, — думаю, — всё! Энкавэдэшника на мякине не проведёшь. Наверное, про электрод догадался. Или заложил кто? Да тот же бригадир. В бинокль, может, из-за угла подглядывал и все мои манипуляции отметил. И как же я так лопухнулся! Сейчас этот карлик вынет из кобуры свой револьвер и меня здесь же, в своём кабинете, и уложит».
У меня аж все кишки подтянулись к желудку, а желудок — к горлу.
Однако он вдруг ласково так улыбнулся и сказал неприятным голосом:
— Вашу работу вчера товарищ Сталин видел из окна своего кабинета. Ему понравилось. Хочет с вами встретиться. Не возражаете?
Я растерялся, руками развёл.
— Ну, как
