Камо - Георгий Шилин

Камо спускался по веревке… все ниже и ниже…

Радость помутила сознание Котэ. Он на один момент закрыл глаза и когда открыл их – Камо уже не было на веревке.

Близость земли, близость свободы заставили Камо забыть об опасности и осторожности: с высоты двух саженей он прыгнул вниз. Камо сильно ушиб ногу и теперь не мог подняться. «Что ты наделал? Не утерпел… как мальчишка…» – подумал Котэ и сделал движение броситься на помощь товарищу, но в то же мгновение Камо поднялся и бросился к кустам. И едва только кусты скрыли его, как из-за угла вышел все тот же медленно прогуливающийся городовой. Заметив веревку, он подбежал к ней, потрогал, посмотрел на окно и, всплеснув руками, бросился бежать к больничным воротам, неистово свистя. -

– Свисти, свисти, идиот, – улыбнулся Котэ, увлекая за собой Камо.

В тот же день Тифлис был оцеплен со всех сторон. Были вызваны собаки, но они шли по следу вяло и неуверенно и никого не нашли. На улицах, мостах, вокзалах и на трех шоссе, ведущих из Тифлиса, были поставлены сильные наряды наружного наблюдения. Наблюдатели были ознакомлены с приметами бежавшего. Однако наблюдение не дало никаких результатов.

И лишь спустя более года имя Камо было снова произнесено в жандармском управлении.

На Коджорском шоссе произошло трагическое событие, которое потрясло весь город: несколько экспроприаторов напали на почтовый транспорт, везший в Тифлис большую партию денег. Экспроприаторы бросили в транспорт бомбы. Этими бомбами были убиты три стражника и ямщик. Ранены один стражник и почтальон.

Благодаря отваге раненого стражника, открывшего огонь по нападающим, и близости города, грабители скрылись, не успев похитить деньги.

Меры, принятые полицией к раскрытию преступления, оказались безуспешными.

Следствию удалось только установить точные приметы нападавших, благодаря чему было точно выяснено, что среди экспроприаторов находился Камо.

5 января 1913 года сыскная полиция получила сведения, что боевая группа революционеров готовится к нападению на почтово-телеграфную контору. Полиция имела задание предупредить нападение.

Она решила теперь во что бы то ни стало схватить Камо.

И 10 января около «Северных номеров» полицейские агенты задержали двух подозрительных людей.

Когда их привели в участок, один из задержанных назвался болгарским подданным Николаем Трайчевым, другой – дворянином Кутаиской губернии Михаилом Жгенти. Но тут же установлено было, что первый являлся не кем иным, как Камо, второй – Григорием Матиашвили, членом боевой революционной группы.

Они были заключены в Метехский замок.

По распоряжению прокурора тифлисского военно-окружного суда, Камо вновь был переосвидетель-ствован. Врачебный осмотр показал, что у Камо отсутствуют всякие признаки душевного расстройства. Экспертиза установила также и то обстоятельство, что четырехлетнее сумасшествие Камо являлось не чем иным, как симуляцией.

Глава 10

Камо… Камо, – думал прокурор, шагая в темном коридоре Метеха, – вот когда я его увижу наконец. Интересно… интересно… С тех пор прошло почти десять лет, когда он перед самым моим носом бежал из батумской тюрьмы.

Это был тот самый прокурор, который в 1904 году, после неудачной поездки в Батум, возвращался обратно в Тифлис в одном купе с князем Девдариани, оставившим ему карточку со странной надписью на грузинском языке.

«Интересно, интересно взглянуть на него теперь», – думал прокурор.

Смотритель тюрьмы открыл камеру. Железная дверь скрипнула и медленно открылась, как открываются двери несгораемых шкафов. Прокурор вошел в камеру.

Гладко выбритое лицо, свежее и здоровое, какое только может быть у человека, вполне довольного своей жизнью, улыбнулось прокурору. Оно было добродушно и приветливо.

– Здравствуйте, господин прокурор, давно мы с вами не виделись…

– Да, – улыбнулся тот, – десять лет.

– Помните, я говорил вам, что мы с вами еще встретимся. Как видите, обещание свое я выполняю.

– Да… Однако у вас такой вид, будто вы собираетесь играть на сцене.

– Что ж, привычка. Что дано природой, того люди не отнимут.

Прокурор опустился на скамью и взглянул в лицо Камо. «И чего это он так радуется? Смерти?..»

– Если бы я падал духом, господин прокурор, на моей могиле давно уже должна была бы вырасти трава в десять аршин. А я, как видите, еще имею возможность следить за своим туалетом.

Наступило недолгое молчание.

– Слушайте, удивительный человек, – заговорил вдруг прокурор, – что заставляет вас делать все это – бомбы бросать и вообще черт знает что?

– Простите, господин прокурор, но я не спрашиваю вас, что заставляет вас требовать для людей смертной казни?

– Гм… Вы – чудак.

– Таким рожден. Рад бы в рай, да грехи не пускают.

– Вы знаете, что вам угрожает?

– Еще бы!

– И вы не раскаиваетесь в своих преступлениях?

– Ни на одну минуту. Мне просто забавно это ожидание. Один раз я раскаивался как будто. Это было в Нахаловке, во время восстания, когда меня повели казаки и когда один из них предложил отрубить мне нос. Я заплакал тогда самым искренним образом – не потому, что мне стало жалко своего носа, а потому, что его отсутствие явилось бы неизгладимой приметой, которая угрожала сделать мою работу невозможной.

– Вы действительно ужасный человек.

– Что ж, – вздохнул Камо, – это моя слабость.

В голове прокурора как-то не укладывалось, что этот человек, с такой приятной, почти женственной улыбкой, с таким лицом, мог пройти столь страшный путь…

Дело слушалось при закрытых дверях. Суд состоял из председателя суда – старого генерала, двух подполковников – членов суда, прокурора, защитника и секретаря.

Одиннадцать солдат, окружив скованного по рукам и ногам Камо, с шашками наголо, ввели его в зал. Взглянув на угрюмое лицо прокурора, подсудимый дружески поклонился ему. Прокурор сумрачно отвернулся.

Допрос был короток и ясен, как и последовавшая за допросом речь прокурора.

Во время его речи подсудимый, очевидно не слушая ее, вынул носовой платок, вытер им лицо и, взглянув на кандалы, принялся вызванивать ими какой-то мотив. Только после того, как председатель суда сделал ему замечание, он как школьник оставил кандалы в покое.

Речь защитника была беспомощной и неубедительной, несмотря на все его старание. Чувствуя, что сила фактов могущественнее его доводов, он попросил у суда только одного – «снисхождения и милости».

Подсудимому предоставлено было последнее слово. Его речь длилась недолго. Он сказал:

– Я не раскаиваюсь ни в чем. Обвинительный акт точно инкриминирует мои деяния, которые я совершил. Подтверждаю их полностью. От вас я не жду ни пощады, ни снисхождения. Я буду повешен – факт бесспорный. Сегодня господами положения являетесь вы. Завтра же будем – мы. И тогда мы беспристрастно выясним и уточним, кто из нас преступники – вы или мы. Единственное, о чем я сожалею и что вызывеет во мне чувство жалости и собственной вины, это невинно убитые люди на Коджорском шоссе. Мне больно вспоминать об этих жертвах, которые мы вынуждены были принести на благо освобождения народа. Вот все, что я могу сказать.

Суд отправился на совещание и скоро возвратился назад. Его приговор находил Камо виновным в вооруженном восстании в 1905 году, в экспроприации на Эриванской площади, в побеге из Михайловской лечебницы и в попытке разбойного нападения на казенный денежный транспорт на Коджорском шоссе. За каждое из перечисленных деяний закон предусматривал смертную казнь.

Приговор должен быть приведен в исполнение не позднее месячного срока.

Камо опять препроводили в Метехский замок и поместили в камеру для смертников.

Начальник Метехского замка был поражен. Ни один смертник никогда не вел себя так, как ведет этот человек.

Камо великолепно спал. Так спят лишь люди, успешно справившиеся с важной и большой работой, счастливые, спокойные, не тревожимые никакими заботами. Каждое утро он делал гимнастику. Потом набивал папиросы, читал книги, делился с надзирателем впечатлениями о прочитанном, шутил, смеялся и даже начал полнеть.

Цвет лица его стал здоровым и свежим. Он тщательно следил за своим туалетом.

Во всем замке не было человека веселее и жизнерадостнее Камо. Именно это поведение приговоренного к повешению повергло смотрителя в панику и смущение. Уж не сходит ли этот Камо с ума, на этот раз по-настоящему?

Но врач не нашел у Камо признаков психического расстройства.

И когда смотритель сообщил все это прокурору, явившемуся в замок на свидание со смертником, прокурор ничего не сказал. Он не удивился. Было такое впечатление, будто он ничего другого и не ожидал от Камо.

Прокурор прошел по коридору и остановился у дверей камеры. Надзиратель звякнул ключами и открыл скрипящую дверь.