Самый трудный день. 22 июня 1941 года - Михайловский Александр

Подумав о них, генерал-майор, хмыкнул. С учетом взводов в стрелковых батальонах, батарей в полках и отдельного истребительного противотанкового дивизиона в составе дивизии, в его распоряжении находилось сорок восемь таких орудий ПТО калибра 45 миллиметров. Вроде бы немало, но, вскрыв «красный пакет», генерал-майор узнал, что именно в полосе действий его дивизии будущий противник сосредоточил основные силы своей Второй танковой группы, включавшие в себя примерно восемьсот танков, половина из которых должна действовать севернее, а вторая половина южнее города Бреста.

С учетом всего этого, сорок восемь противотанковых орудий – это смехотворно мало. Положение не изменится, даже если выставить на прямую наводку все двадцать имеющихся в распоряжении дивизионных пушек УСВ калибром в семьдесят шесть миллиметров, тем более что и бронебойных снарядов к ним кот наплакал.

Еще в дивизии имелись тридцать две 122-мм гаубицы образца 1910/30 года и двенадцать шестидюймовых гаубиц образца 1915 года – все на конной тяге, полностью непригодные в качество противотанковых орудий ввиду малой подвижности и однобрусной конструкции лафета. Но воевать все одно надо было.

Правда, за час до этого на совещании в штабе 28-го стрелкового корпуса, которому с недавних пор подчинялась 6-я стрелковая дивизия, командующий корпусом генерал-майор Попов сообщил, что его позиции в районе Бреста будут усилены подходящими из глубины двумя мотострелковыми бригадами особого назначения. Также в полосе ответственности его дивизии будут действовать части корпусного усиления: одна отдельная самоходная истребительная противотанковая бригада, два корпусных пушечных артполка, а также три самоходных артиллерийских бригады особого назначения, в том числе и одна артбригада особой мощности.

– Значит так, Николай Григорьевич, – сказал комдиву Попов, – в самом Бресте и севернее через ваши позиции по правому берегу Буга не должен прорваться ни один немец – ни живой, ни мертвый. Поэтому приданные вашей дивизии части усиления следует дислоцировать именно там. По поводу южного фланга таких строгостей нет, и, оказав противнику упорное сопротивление, ваши части могут отступить и занять оборону в черте города. Но не ранее, чем полностью исчерпает себя возможность к сопротивлению на линии государственной границы.

На вопрос Золотухина, почему именно так, генерал-майор Попов только пожал плечами, ответив, что таков замысел вышестоящего советского командования, которому необходимо заставить немцев наступать своими танками на Кобрин в полностью простреливаемой нашей артиллерией узкой полосе открытой местности, зажатой между рекой Мухавец и находящейся южнее болотисто-лесистой местностью. В отдельных местах ширина этой полосы меньше четырех километров, а по северному берегу Мухавца уже занимают оборону дивизии соседнего 47-го стрелкового корпуса. И ежели немцы, прорвавшись на правом фланге, сумеют выйти им в тыл, положение всей армии станет катастрофическим. Поэтому на правом фланге необходимо держаться, держаться, и еще раз держаться.

На вопрос о составе мотострелковых бригад особого назначения командующий корпусом и вовсе не смог ничего ответить. Еще вчера этих бригад как бы и вовсе не существовало в природе, а сегодня они уже здесь, и, как сообщили из штаба армии, после полуночи должны выйти на свои исходные позиции в районе Бреста.

Ожидавший приданные части генерал-майор Золотухин представлял себе мотострелковую бригаду как обычную пехоту, посаженную, как обычно водилось в РККА, на полуторки. Но действительность превзошла все его самые смелые ожидания.

Сначала из-за поворота объездной дороги со стороны Кобрина показалось десять колесных бронеавтомобилей, размером примерно как БА-6, но только со средним расположением башни. Урча моторами, они шли в полной темноте, не зажигая фар. Головная машина свернула на обочину и притормозила возле группы советских командиров. С ее брони спрыгнули две темных фигуры в таком же, как у них, полевом камуфляже нового образца.

– Командир 4-й отдельной мотострелковой бригады подполковник Иванов Сергей Николаевич, – козырнув, представился один из них.

– Начальник особого отдела бригады капитан госбезопасности Сергуненко Иван Петрович, – сказал второй.

– Командир 6-й стрелковой дивизии генерал-майор Золотухин Николай Григорьевич, – ответил комдив 6-й СД, при свете электрического фонарика вчитываясь в командирские удостоверения. Вроде было все верно, и стоящие перед ним люди были теми, кого он и ждал.

Тем временем бронеавтомобили проехали мимо. Вслед за ними показались несколько больших гусеничных машин, отдаленно напоминающие самодвижущийся гробы. А дальше, за поворотом дороги, был слышен скрежет гусениц, а также тяжелый гул множества дизельных моторов, будто там двигался не менее чем механизированный корпус, а не какая-то мотострелковая бригада.

– Значит так, товарищ генерал-майор, – сказал подполковник Иванов, доставая из планшета свернутую вчетверо карту, – моя бригада должна усилить оборону вашего 84-го стрелкового полка. В первом эшелоне движется разведывательная рота и отделения разведки и управления артиллерийских дивизионов и батарей. За ним пойдут шесть мотострелковых батальонов, далее, собственно, три самоходных артдивизиона, два противотанковых дивизиона, танковая рота, и уж затем – бригадные тылы вместе со штабом. Время занятия рубежа обороны три часа ноль минут по Москве или час «Ч» минус один.

– Товарищ подполковник, – с некоторым скепсисом спросил Золотухин, – а вы уверены, что немцы начнут ровно в четыре утра?

– Именно в четыре, товарищ генерал-майор, – прозвучал уверенный ответ. – Если Гитлер уже отдал им приказ, то куда им деваться? Орднунг, понимаете ли. Так что непременно начнут завтра, то есть уже сегодня, ровно в четыре утра.

– Так и есть, товарищ генерал-майор, – подтвердил молчавший до того момента капитан ГБ Сергуненко, – учебных сигналов «Гроза» не может быть по определению. Если товарищ Сталин дал добро, то значит, все уже известно, и относиться ко всему этому нужно с максимальной серьезностью.

В этот момент машины-гробы кончились, а из-за поворота показалась голова следующей колонны, состоящей, на взгляд Золотухина, из чего-то вроде легких танков, только каких-то приплюснутых.

– А где же ваша пехота, товарищ подполковник? – спросил он у Иванова.

– Так вот же она, товарищ генерал-майор, – ответил тот, – каждая боевая машина пехоты – это одно мотострелковое отделение. Тридцать таких машин в каждом батальоне, а всего сто восемьдесят в бригаде. Одним словом, завтра у немцев будет день сюрпризов. Не могу сказать, что они будут для них приятными.

– Пока что, товарищ подполковник, день сюрпризов именно у меня, – усмехнулся генерал-майор Золотухин. – Вы можете наконец внятно сообщить мне, какая техника и в каком количестве имеется в составе вашей бригады – для того, чтобы мой штаб смог нормально спланировать предстоящие боевые действия? А то, понимаешь, развели тут совсекретность…

В ответ на эту генеральскую тираду капитан ГБ пожал плечами и, перекрикивая рев моторов проходящих мимо БМП, сказал:

– Уже можно, товарищ подполковник, – после чего Иванов достал из планшета лист бумаги и передал его Золотухину.

– Пятая мотострелковая бригада подполковника Диденко, предназначенная непосредственно для обороны Бреста, – сказал он, – укомплектована техникой и личным составом по точно такому же штатному расписанию.

Адъютант подсветил генералу фонариком; по мере чтения брови у того непроизвольно поползли вверх. Такой бригады просто не могло быть, потому что не могло быть никогда. Одних только самоходных орудий калибра сто двадцать два миллиметра в ее составе было пятьдесят четыре единицы, не говоря уже и о многом другом, просто немыслимом для стрелковых частей – вроде противотанковых орудий калибром в сто миллиметров и тяжелых танков со стодвадцатимиллиметровыми пушками, которые представлялись ему чем-то вроде КВ-2.

– Хорошо, товарищ подполковник, – кивнул Золотухин, сворачивая бумагу и жестом давая команду адъютанту выключить фонарик. – Только, будьте добры, объясните мне – что это такое «реактивная система залпового огня «Град», и с чем ее едят?