Следопыт Урала - Анатолий Александров

Долго лаяли по пустынным темным улицам собаки, растревоженные необычным для них поздним хождением.

На другой день неугомонный академик, взяв с собой Соколова и Зуева, отправился в Екатеринбург. Гайнан вернулся в Уфу. Никифор нес гарнизонную казачью службу. Ксенофонт остался в крепости один.

„БАБЬЯ КАТОРГА“

В первых числах июня Паллас и его спутники подъезжали к Кыштымскому заводу, основанному в 1755 году Никитой Никитовичем Демидовым. В лощине меж гор видна колокольня каменной церкви. Она да стиля ампир хозяйский дом с колоннами резко выделялись среди черных приземистых домишек.

Господский дом темными глазницами окон угрюмо смотрел на гладь заводского пруда. В доме никто не жил. В парадных залах, столовых, кабинетах годами пылились и поедались молью дорогие ковры, блекли краски редчайших картин западных мастеров, плесневели тысячи роскошно изданных книг.

Завод осматривали мельком. Досмотрщики не особенно-то охотно пускали приезжих по цехам.

Не успели зайти в первую молотовую, как где-то в в грохоте и пламени раздался нечеловеческий крик. Удары молота стихли. Народ кинулся в край полутемного помещения. Мимо путешественников на грязных рогожах пронесли троих работников. У одного была снесена верхняя половина головы. Другой, сорокалетний мужчина с пегой бородой, норовил вскочить, хватая оборванный кровавый рукав, из которого белела кость.

— Рученька, моя рученька! — истошно выкрикивал он.

Третий был подросток. Кусок раскаленной чугунины, отскочивший от треснувшего молота, как бритвой, срезал ему ступни ног.

Пострадавших унесли. Серая толпа угрюмо сгрудилась у дверей.

— Второй раз на неделе!

— Молота льют по дешевке, а людей не жалеют.

— Сколь людей погибло...

— Доколе терпеть?

— Эдак всех перекалечат!

— Хватит!

В проеме дверей появились досмотрщики и заводская полиция, сбежавшиеся со всего завода.

— Чего стали, чего не видели? Становись на работу!

— Сам становись!

— Сегодня один молот лопнул, завтра другой.

— Разговаривай! Железо пережжете, дьяволы, пускай молота! Плетей захотели?

Под напором досмотрщиков и полиции толпа медленно расходилась. Вновь загрохотали молоты. Молодой досмотрщик вежливо, но настойчиво выпроводил Палласа и студентов из молотовой.

Вечером пунктуальный Паллас заносил в свой путевой дневник: «Молоты на Кыштымском заводе Демидова льют из чугуна, и сие не только причины, что их часто новыми переменять надлежит, но нередко то случается, что мастеровые и работники либо жизнь от молотов теряют, либо членов лишаются, и такая беспрестанная опасность от разваливающихся молотов все время есть...»

Соколов и Зуев обсуждали этот случай горячо, с возмущением, но между собой. В открытую говорить было опасно. Демидов везде имел свою руку.

На второй день подъехали к озеру Иткуль, вокруг которого жили башкиры. Озеро, почти круглое, окружено густым лесом. По овражкам со всех сторон сбегали в озеро родники и маленькие речушки, и только одна горная громотуха Исток вытекала из озера.

Остановились в башкирской деревне. Паллас со студентами пошел вдоль берега к Истоку. Там, по словам башкир, демидовские работники строили плотину.

Около плотины Палласа встретил верховой казак из охраны. Заметив на приезжих барское платье, он умчался по лесной дороге. И вот навстречу академику из леса вышли главный смотритель работ, ряжий мужик, обличием да и одеждой похожий на палача, и подросток в простой, но аккуратной одежде — ученик механика. Паллас предъявил бумагу с орленой казенной печатью. Смотритель недовольно потоптался на месте, но перечить осмотру не посмел.

Земляной вал плотины, перегораживавший поток, тянулся на сорок сажен. На укладке камня работало около двухсот женщин. Путешественников удивило то, что здесь были одни женщины: молодые девушки, старухи, но большей частью двадцатипяти-тридцатипятилетние преждевременно увядшие женщины. Одеты скудно — в посконные рубахи и такие же юбки, некоторые в лаптях, многие вовсе босые. Ни песен, ни шуток. Даже разговоров не слышно. За их работой следили суровые, неусыпные глаза четырех досмотрщиков.

Главный смотритель, ни на шаг не отставал от посетителей, сам в разговоры не вступал и никому другому, кроме помощника, не давал. Помощник механика, робкий юноша, довольно толково отвечал на вопросы, связанные со строительством, но сразу же замолкал, если вопрос касался другого.

— Задумано хозяином здесь завод ставить, чтобы железо катать. Посему и плотина сооружается. Бог даст, через год и начнем.

— Молотовые тут же будут?

— Нет, только валки, а все остальное на Кыштымском.

— А почему в работе одни женщины?

Помощник механика потупился.

Проходя по краю плотины, Василий почти столкнулся с девушкой, почти девочкой, несшей, прижимая к себе, большой кусок гранита. Она, чтобы сохранить равновесие, откинулась назад, руки ее с вздувшимися венами были в ссадинах и коростах. Грубая ткань, расцвеченная заплатами, напоминала больше мешковину, чем одежду. Давая барину дорогу, она взглянула на Василия печально, даже с мольбой. Это его сильно встревожило, нарушило душевное спокойствие.

Вдруг раздался крик. Все оглянулись. Поскользнувшись, одна из женщин, несших тяжелые носилки, упала, и кусок гранита с всплеском свалился в воду. Досмотрщик, волоча за собой ременный кнут, косолапо бежал к месту происшествия. Упавшая силилась подняться, но не могла — видимо, повредила ногу. Косолапый ястребом налетел на нее. Но тут статная молодуха с черными как смоль косами загородила подругу. И в отрепьях она была красавица. Горящие глаза ее смело смотрели на палача. Сильные красивые руки с лиловыми следами кандальных рубцов готовы были перехватить кнут.

Стало совсем тихо. Главный смотритель глухо кашлянул и метнул предостерегающий взгляд на доглядчика. Тот понял, неохотно отошел в сторону, со зла хлестнув кнутом куст боярышника. Черная ременная змея обвилась вокруг цветов и рванулась в сторону, рассыпая розовые лепестки.

Статная бунтарка помогала подняться подруге. Путники молча последовали дальше, провожаемые до самой охранной линии свирепыми взглядами досмотрщиков.

— Да, это демидовская вотчина, — проговорил Никита Соколов, когда они возвратились к кибиткам в башкирской деревне. Паллас молчал.

Вечером Василий отпросился на озеро. Он сговорился с рыбаком Мухамедшиным. У того ровно подстриженная седая борода, кривые ноги, хотя сам он очень подвижен. В лодке-долбленке, вырубленной из целого ствола, поплыли они вдоль высоких каменистых берегов.

В иных местах скалистая громада берегов нависает прямо над лодкой. Вот-вот многопудовая скала рухнет в озеро, поднимет волны, и следа не останется и от утлой лодки и от рыбаков.

— Мухамедшин, почему на плотине у Демидова одни женщины работают? Кто они такие?

— Наше место, однако, совсем далекий. Лесу много, людей мало. Сначала Демид, большой хозяин, беглый народ сюда принимал, в лесу прятал, плотину работать велел. Большой военный начальник узнавал, солдат посылал. Хозяин беглых дальше лес гнал, уголь жечь. Плотину строить со всех своих мест баб, девка гонял. Бабской каторга делал. Какая баба, девка приказчику не поддасца, грубо слово скажет, ее суда посылают. Много хороший девка, баба совсем здесь пропадал. Плохой дело, плохой дело...

— Ну, а начальство?

— Начальство? Здесь Демид начальство. Его девки: что хотел, то делал. Его народ.

— Ну, а ваша как жизнь?

— Больно худой стал. Лес башкир берут. Где жить будем?

Обогнув мыс, лодка ходко повернула в сторону острова, одинокой скалой торчавшего из воды.

— Шайтан-камень, — махнул головой в сторону острова Мухамедшин.

— Почему шайтан?

— Потом скажу. Сейчас сеть ставить надо, — и старик, тихо подгребаясь, стал сбрасывать в воду приготовленную сеть. Покончив дело, он отъехал в сторону и, положив весло поперек лодки, стал рассказывать легенду о Шайтан-камне.

— Давно это было. Пошло на охоту башкирское Счастье да и пропало. Стали его искать. И в горах искали, и в степи, и в лесу. Нигде нет. Горе есть, рядом ходит. Нужда от дома не отходит. А счастье пропало. Совсем плохо башкирскому народу без Счастья. Вдруг слух: нашли Счастье. От селения к селению скакали гонцы-батыри, радостную весть везли. Нашлось Счастье! Живет оно на озере Иткуль!

Пришел башкирский народ к озеру. Поселился. Хорошо живет. Недаром озеро Иткуль — Мясное озеро. Рыбы в нем много. Лови — ешь, живи хорошо.

Но недолго башкиры жили счастливо. Налетели на Иткуль жадные шайтаны. Рыбу у башкир таскают, снасти рвут. Направились старики к Счастью, просить, чтобы заступилось за них. Идут и видят: бьются на скале два великана. Один в боевой башкирской одежде — Счастье, а другой — черный, волосатый, с кривыми, как озерные коряги, ногами — Шайтан.