Море и жаворонок. Из европейских и американских поэтов XVI–XX вв. - Антология

В 1597 году, в возрасте 39 лет, отправился в Авиньон изучать медицину и в дальнейшем занялся врачебной практикой. Издал трактат «История чумы» (1603), ряд религиозных сочинений, стихотворные переводы. В нем сочетались типично ренессансный подвижный ум и подлинный поэтический талант.

Сонет, начерченный алмазом на ее зеркале

Предательница! Вздрогни, вспоминая,

В какие ты меня втравила муки,

Как я вознес тебя, а ты, шальная,

Как низко пала – и в какие руки!

Пойми, распутница, что страсть и похоть

Красы твоей могильщиками станут

И что не вечно же вздыхать и охать

Влюбленный будет, зная, что обманут.

И ты забудешь, от какой причины

Безудержно так, дико хохотала,

Когда твои бессчетные морщины

Отобразит бесстрастное зерцало.

Еще ты вспомнишь о благих советах,

Оставшись на бобах в преклонных летах.

Чидик Тичборн

1558? –1585

Происходил из семьи ревностных католиков. Оказался втянутым в так называемый «заговор Бабингтона» – провокацию, задуманную и мастерски проведенную шефом тайной полиции Елизаветы Фрэнсисом Уолсингамом для получения решающих улик против Марии Стюарт. Семнадцать человек, надеявшихся освободить Марию из плена, были приговорены к повешению и четвертованию.

Моя весна – зима моих забот

Написано в Тауэре накануне казни

Моя весна – зима моих забот;

    Хмельная чаша – кубок ядовитый;

Мой урожай – крапива и осот;

    Мои надежды – бот, волной разбитый.

Сколь горек мне доставшийся удел:

Вот – жизнь моя и вот – ее предел.

Мой плод упал, хоть ветка зелена;

    Рассказ окончен, хоть и нет начала;

Нить срезана, хотя не спрядена;

    Я видел мир, но сам был виден мало.

Сколь быстро день без солнца пролетел:

Вот – жизнь моя и вот – ее предел.

Я и не знал, что смерть в себе носил,

    Что под моей стопой – моя гробница;

Я изнемог, хоть полон юных сил;

    Я умираю, не успев родиться.

О мой Господь! Ты этого хотел? —

Вот – жизнь моя и вот – ее предел.

Уильям Шекспир

1564–1616

Биография Шекспира изучена со всей дотошностью, возможной при скудости сохранившихся документов. Сын уважаемого горожанина Стратфорда-на-Эйвоне, Уильям рано женился на девушке, бывшей существенно его старше, несколько лет спустя оставил родной город, пережил неизвестные нам приключения и в начале 1590-х годов очутился в Лондоне в качестве актера и начинающего драматурга. Опубликовал две поэмы, посвященные графу Саутгемптону, «Венера и Адонис» (1593) и «Обесчещенная Лукреция» (1594). Со временем стал совладельцем театра и приобрел кое-какую недвижимость в Лондоне и Стратфорде. Труппа, для которой он писал, пользовалась успехом при дворе, в особенности после воцарения короля Иакова. В 1613 году Шекспир вернулся в Стратфорд, где и умер, завещав золотые памятные кольца трем своим друзьям-актерам. Именно они собрали и издали собрание шекспировских пьес («Фолио 1623»), которое принесло ему славу.

Из поэмы «Венера и Адонис»

В тот час, когда в последний раз прощался

Рассвет печальный с плачущей землей,

Младой Адонис на охоту мчался:

Любовь презрел охотник удалой.

        Но путь ему Венера преграждает

        И таковою речью убеждает:

«О трижды милый для моих очей,

Прекраснейший из всех цветов долины,

Ты, что атласной розы розовей,

Белей и мягче шейки голубиной!

        Создав тебя, природа превзошла

        Все, что доселе сотворить могла.

Сойди с коня, охотник горделивый,

Доверься мне! – и тысячи услад,

Какие могут лишь в мечте счастливой

Пригрезиться, тебя вознаградят.

        Сойди, присядь на мураву густую:

        Тебя я заласкаю, зацелую.

Знай, пресыщенье не грозит устам

От преизбытка поцелуев жгучих,

Я им разнообразье преподам

Лобзаний – кратких, беглых и тягучих.

Пусть летний день, сияющий для нас,

        В забавах этих пролетит, как час!»

Сказав, за влажную ладонь хватает

Адониса – и юношеский пот,

Дрожа от страсти, с жадностью вдыхает

И сладостной амброзией зовет.

        И вдруг – желанье ей придало силы —

        Рывком с коня предмет свергает милый!

Одной рукой – поводья скакуна,

Другой – держа строптивца молодого,

Как уголь, жаром отдает она;

А он глядит брезгливо и сурово,

        К ее посулам холоднее льда,

        Весь тоже красный – только от стыда.

На сук она проворно намотала

Уздечку – такова любови прыть!

Привязан конь: недурно для начала,

Наездника осталось укротить.

        Верх в этот раз ее; в короткой схватке

        Она его бросает на лопатки.

И, быстро опустившись рядом с ним, Ласкает, млея, волосы и щеки;

Он злится, но лобзанием своим

Она внезапно гасит все упреки

        И шепчет, прилепясь к его устам,

        «Ну нет, браниться я тебе не дам!»

Он пышет гневом, а она слезами

Пожары тушит вспыльчивых ланит

И сушит их своими волосами,

И ветер вздохов на него струит…

        Он ищет отрезвляющее слово —

        Но поцелуй все заглушает снова!

Как алчущий орел, крылом тряся

И вздрагивая зобом плотоядно,

Пока добыча не исчезнет вся,

Ее с костями пожирает жадно,

        Так юношу прекрасного взахлеб

        Она лобзала – в шею, в щеки, в лоб.

От ласк неукротимых задыхаясь,

Он морщится с досады, сам не свой;

Она, его дыханьем упиваясь,

Сей дар зовет небесною росой,

        Мечтая стать навек цветочной грядкой,

        Поимой щедро этой влагой сладкой.

Точь-в-точь как в сеть попавший голубок,

Адонис наш в объятиях Венеры;

Разгорячен борьбой, розовощек,

В ее глазах прекрасен он без меры:

        Так, переполнясь ливнями, река

        Бурлит и затопляет берега.