Постижение России; Опыт историософского анализа - Н Козин

Установка быть в бытии бытием всегда больше духовна, она отражает идеальное, больше того, личностное, а потому внутреннее бытие культуры, ее высший цвет - духовность. Именно в этом смысле духовность невозможно просто иметь, ею можно только быть - иметь лишь после того и на основе того, чтобы предварительно чем-то быть и являться, ибо духовность для своей реальности предполагает совершенно специфическое проживание своего бытия в специфическом пространстве бытия - в пространстве духовности. Духовность предполагает для своего бытия не просто субъекта, а совершенно иного, особого субъекта. Что определяется самой сущностью духовности.

Духовность - это предельно очеловеченный мир субстанциальности, природных и социальных сущностей, сама способность к очеловечиванию мира на уровне его субстанциальности, способность открывать антропологическую центрированность всего сущего, его специфически человеческие качества, способность преобразовывать и доразвивать их до пределов истинно человеческого в человеке. Духовность - это способность переводить мир субстанциальности вне человека в мир субстанциальности самого человека, в пространство отношений тождества человека и мира, которое на этой основе превращается человеком еще и в пространство собственно человеческих экзистенциальных смыслов бытия, становится бытием Добра, Красоты, Любви, Истины, Веры. Все это ипостасные формы бытия отношений тождества человека и мира.

Они есть специфически человеческое воплощение в человеке и переживание человеком антропологической сущности самой субстанциальности Универсума. То, что в нем есть субстанция, становится в человеке и переживается человеком как Добро, Красота, Любовь, Истина, Вера, как нечто глубоко человеческое в Универсуме, в самой его субстанциальности, не как просто бытие, а как бытие смысла и ценности. Духовность - это отражение смыслового аспекта бытия всего сущего, которое оно, как сущее, обнаруживает в своих неисчерпаемых отношениях с человеком. Это человеческое измерение всего сущего, доведенное до определения его высших смыслов и ценностей, вытекающих из его субстанциальной природы. Духовность - это бытие в пространстве высших смыслов и ценностей бытия всего сущего, рожденных отношением тождества человека со всем сущим на уровне его субстанциальности.

Таким образом, духовность в самом глубоком онтологическом ее понимании имеет несколько взаимосвязанных аспектов в своем бытии. Во-первых, духовность складывается из мира сущностей, имеет радикальнейший субстанциальный аспект в своем бытии, живет субстанциальным бытием, его отражением в бытии человека, выражением субстанциальной основы бытия самого человека. Во-вторых, и это главное, духовность - это в пределе очеловеченный мир субстанциальности. Это не просто бытие отраженным бытием субстанциальности, его представленностью в бытии человека, но и его специфическим переживанием как неотъемлемой части своего бытия. А оно становится таковым и переживается в качестве такового лишь только постольку, поскольку в каждой сущности всего сущего имеется специфическое человеческое измерение - способность быть не просто бытием, но еще и бытием для человека и, соответственно, изменяться в том направлении, принимать те формы бытия, которые задаются формами активности человека. Мир, как материальность, радикально не завершен. Он ждет человека, форм его активности для того, чтобы в формах его бытия принять еще и формы бытия своей духовности.

В этом смысле духовность - это не просто отражение мира, а отражение-преобразование мира, посредством которого потенциально человеческое, присутствующее во всем сущем, преобразуется и доразвивается человеком до пределов человеческого в человеке, и прежде всего, на уровне субстанциальности. Именно на этой основе, на основе в пределе очеловеченного мира субстанциальности, природных и социальных сущностей надстраивается вся система специфических измерений духовности: и как единства всех нравственных сил человека (Вазген I); и как поиска "блага себе только такого, которое было бы благом и других людей", что в итоге и отличает "духовного" человека от "животного", ищущего "блага только себе и для этого блага готового пожертвовать благом всего мира" (Л.Н. Толстой); и как синтеза эстетизма, этизма, теоретизма и религиозности (В.Г. Федотова); и как Веры и Совести, рожденных внутренней обращенностью к Абсолюту (Питирим); и как некоего целого, образуемого Истиной, Добром, Красотой (В.И. Гусев); и как состояние Стыда и Милосердия, порожденных благоговением перед Добротой (В.С. Соловьев); и как мира человеческих эмоций по человечески переживаемых (Ю.Г. Буртин); и как способность к трансцендированию наличной действительности и стремление к трансцендентным ценностям и смыслам (З.В. Фомина); и как утверждение человеческой бытийности в Боге; и как ценностная ориентация на высшие духовные ценности?

Все это входит в пространство глубочайших смыслов, ценностей, духовных сущностей бытия - в пространство духовности, как в пространство культуры. Их предметное воплощение принадлежит уже миру цивилизации. В этой связи можно сказать и больше о спецификации культуры и цивилизации. Культура, как пространство бытия духовности, живет субстанциальным планом бытия. Нельзя жить духовно, не живя по сущности всего сущего, как нельзя жить нравственно, не живя по совести - этой сущности нравственного аспекта бытия духовности. Цивилизация, напротив, как пространство бытия предметности, живет феноменальным планом бытия, миром не как миром сущностей, а как миром явлений, а потому становится пространством не утверждения, а обладания нечто, пространством не для того, чтобы быть, а для того, чтобы иметь.

Культура и культурность объективируют свое бытие, в конечном счете, в процессе и формах одухотворения мира, в том, что, как и сколько они утверждают из духовных форм бытия. Культура не стремится к обладанию, для нее свойство быть, существовать, не тождественно свойству иметь, а тождественно свойству быть. Она живет духовными формами бытия всего сущего, стремится к обладанию миром, как миром духовности, прежде всего духовности, а не предметности. Сила культуры в человеческой истории в силе ее духовности. И она стремится к овладению всем, что есть пространство истории, как пространство ее духовности. Вот почему культура больше, чем цивилизация, ассоциирована с нравственностью, религией, искусством, наукой - с тем, в чем больше представлено духовное бытие истории. Культура есть триумф духовности истории, воплощенный триумф духовных форм ее бытия, логика духовного и только после этого предметно-материального бытия истории.

Культура - вечный носитель высших духовных целей, ценностей и смыслов бытия, опора, на которые позволяет человеку и обществу приблизиться к ответу на один из самых сакраментальных вопросов бытия - во имя чего совершается всякий акт бытия, само бытие. Именно в этом процессе всякий акт бытия превращается в акт культуры, а сама культура - в процесс и результат реализации высших духовных ценностей и смыслов бытия, сущностных сил самого человека. Цивилизация в этой связи предстает как система средств, вырабатываемых обществом для обеспечения адекватной, исчерпывающей реализации высших ценностей и жизненных смыслов культуры. В этом случае культура и цивилизация соотносятся, соответственно, как цель и средство, результат и функция, как две стороны одного процесса - бытия человека и его общества.

Таким образом, не противопоставляя друг другу вещное и духовное богатство общества и человека, в месте с тем трудно не констатировать: цивилизация, в конечном счете, тяготеет к фиксации качества жизни со стороны вещных форм ее богатства, а культура - со стороны ее невещественных, духовных составляющих, высших целей, ценностей и смыслов бытия. Такая их спецификация имеет значение само по себе, но приобретает особую значимость в той связи, в какой позволяет отразить радикальное несовпадение меры цивилизованности с мерой культуры, как человека, так и общества в целом. Оно часто не учитывается, итогом чего становится их полное отождествление. Не посягая в принципе на неизбежность взаимосвязи меры цивилизованности и меры культуры, вместе с тем ее недопустимо доводить до их полного отождествления, когда автоматически высокая или низкая цивилизованность совпадают с высокой или низкой культурой, когда под цивилизованностью вообще понимают культурность, а под культурностью, соответственно, цивилизованность, когда, следовательно, вновь, на этот раз в аксиологическом аспекте, воспроизводится идея синонимичности категорий "цивилизация" и "культура".

На самом же деле, мера цивилизованности, в конечном счете, определяется вещным богатством общества, количеством и качеством вещей, располагаемых обществом, и мерой их подчинения целям и задачам своего саморазвития, а значит, и самого человека. Цивилизация живет в мире вещей, самими вещами, жаждет утвердить свое бытие посредством бытия вещей. Совершенно иначе утверждает свое бытие культура. Она, живя в мире вещей, в конечном счете стремится жить не самими вещами, а их духовными сущностями, высшими ценностями и смыслами бытия, сакраментальными символами Веры, Надежды и Любви, а потому утверждает свое бытие не посредством бытия вещей, а посредством бытия духовности. Соответственно, и мера культуры может определяться как раз обратными величинами - количеством вещей, без которых может обойтись человек и общество, мерой свободы от подчинения вещному богатству общества.