Ведунья - Мария Викторовна Даминицкая

class="stanza">

Святой Франциск со святым Марком,

На плечи зрителей вместили

И не смотря, что статуи,

С них видно далеко Святыню.

Двойную тяжесть каждый раз

Терпела статуя Агаты.

Амбросио так ждал народ,

Его слова были наградой.

Он мог в сердца вселить покой,

Надеждой наделял уставших.

Он боль снимал с больных людей

И веры придавал всем падшим.

Мог так часами говорить,

Но всем казалось, что минуты.

Любил Святого весь народ,

Мадрид гордился этим чудом.

Часть 2

Настало время, наконец,

Час службы за спиной остался.

Все прихожане разошлись

И кельи стали заполняться.

Так, настоятеля, толпа

Монахов в келью проводила.

И как обычно перед сном

Благословения просила.

Лишь только дверь закрыл монах,

Всех с превосходством отпуская,

Гордыня на него сошла,

Вела борьбу с смирением в зале.

Едва остался он один,

Как дал тот час волю тщеславию.

Восторга слышал голоса,

От проповеди – дверцы к Раю.

Так сердце излилось его

И преисполнилось блаженством.

Всю радость он сдержать не мог,

Как людям указал путь к дверце.

Воображение взялось

Картины рисовать величия.

Мечтал о будущем святой,

Подчёркивал своё отличие.

Он посмотрел вокруг себя,

Заликовался так святыня.

Гордыня громко говорила,

Он выше прочих смертных в Мире.

– Кто, – думал он,

– Кроме меня,

Прошёл все испытания

С детства?

Ничем себя не запятнал

И совесть чистая, как сердце?

Кто ещё смог смирить себя,

Разгул бурных страстей и нрава?

Чтобы потом

Закрыться так,

От мира, похоти,

Соблазна?

Уйти от Мира добровольно,

К себе девиц не подпускать.

Ведь зря ищу я человека,

Который смог, как я страдать.

Ни у кого кроме себя

Не вижу я подобной воли,

Ни в одной церкви нет такого,

Амбросио, как я – святого!

Как поразила проповедь,

Миряне не скрывали речи.

Толпились все вокруг меня

Крича, что: "Ты единственный на свете!".

Кого не тронул ни соблазн

И даже порча не скусила.

Я должен быть всегда таким,

Держаться нужно, что есть силы!

Как я всегда себя блюдил,

Так должен монастырь держать свой.

Следить за братиями там

И наставлять на путь понятный.

Что если вдруг, меня соблазн,

С путей сведёт настоль внезапно?

Нарушу всё, что соблюдал,

Как примет это всё аббатство?

Ведь я такой же человек,

Природа чья слаба, как ветер,

Природа склонна к заблуждениям

И может отменить запреты.

А мне придёться покидать,

Свой уединЁнный приют – кЕлью.

Красивых дАм в церквИ встречать,

И исповЕдовать на тЕмы!

Мадрида благородный свет,

Всё каждый день ко мне съезжает.

Желают видеть лишь меня!

Как с ними я один свладаю?

Я должен приучать свой взор

Ко всем соблазнам и одеждам,

К желаниям и роскоши,

Чего лишал себя я прежде.

Что если встречу в Мире ту,

В который я вступить обязан,

Прекрасную, как ты, Мадонна,

Не знаю, сердцу не прикажешь!

При этой мысли взор упал,

На образ, что висел напротив.

Он Богоматерь наблюдал

И восхищался, что есть мочи!

Уже два года образ сей,

Был тем предметом вожделения.

Восторг святому приносил,

Невидимое поклонение.

Так долго он святой лик зрил,

От восхищения не сдержался.

С собою вслух заговорил

И к Богородице прижался.

– Ты так красива, несравненна,

Так грациозна и нежна!

Какое всё же есть величие,

В твоих божественных глазах!

Склонилась на руку изящно,

Твоя красива голова.

Лишь только роза будет спорить,

Какой румянец у тебя!

Ни одна лилия на свете,

Не сможет и она равняться!

С той белоснежностью руки,

К которой я хочу касаться!

О, если бы такое чудо

Существовало в Мире этом.

Жила бы только для меня,

Могла бы снять с меня запреты.

К твоим пшеничным волосам,

Я каждый день хочу касаться.

И алые наши уста,

Не прекращали б целоваться.

О, Боже, милостивый мой!

Смогу ли устоять пред этим,

И променять одни объятия,

Нарушить тридцать лет запретов?

О, Господи, какой глупец!

Как ты позволил ей увлечься!

Амбросио! В своём уме?

Эта картина – Божье сердце!

Прочь мысли нечестивые,

Запомнить должен навсегда!

Что эта женщина навеки

Потеряна, вся, для меня!

Нет и не может быть такой,

Той смертной здесь и совершенной!

Как этот образ предо мной,

Очнись глупец и будь смиренным!

А вдруг такая существует?

Не устоит пред ней никто?

Я ведь Амбросио, я – лучший!

Не полюблю, как муж её!

Та, что сейчас меня чарует,

То идеал – Всевышний лик!

Внушит мне сразу отвращение,

Если такая будет жить!

Присущи смертным недостатки,

Запятнана ими вся будет.

Я поклоняюсь божеству,

И восхищён кисти на чуде!

Художник чудо сотворил!

Я восхищён его искусством!

Во мне