Стоянка поезда – двадцать минут. Роман - Юрий Мартыненко

В профтехучилище на ткачей брали девушек с хорошим здоровьем. Считалось, что это тяжёлая работа — ткать ткань. Шумная, пыльная, станки бьют. Ткачихи имели пятый разряд, выше — только у мастеров станков — мужчин. При наработке 20-летнего стажа уходили на пенсию в пятьдесят лет, но об этом девчонкам тоже пока не думалось. В училище изучали весь технологический процесс: от запуска шерсти до отделки ткани.

— Живём интересной жизнью, — с энтузиазмом и задором рассказывала вновь принятым работницам секретарь комитета комсомола. — Активно участвуем в художественной самодеятельности, общественной жизни трудового коллектива, проводим трудовые комсомольские субботники, все это очень подробно отражается в нашей стенной печати..

…Ничто не предвещало в размеренной, насыщенной делами, жизни молодых ткачих тоже молодого, но союзного значения гиганта-предприятия скорых глобальных полных негатива перемен, которые сказались и на личных судьбах 20-летних девушек-ткачих. Они искренне гордились трудовыми достижениями комбината, на котором работали, в который они влюбились, вне которого многие сверстницы уже и не мыслили себя. Правда, что характерно, девчонки пытались отговаривать своих младших родственниц, которые изъявляли желание тоже работать на комбинате. Объясняли юным несмышлёнкам тяжёлые условия труда. Это постоянная физическая нагрузка, шум, грязь, пыль. Кстати, ткачихи в близком кругу нередко удивлялись старшему поколению своих соратниц-коллег, которые в 30-е годы перевыполняли в разы производственные показатели, перекрывая сменные задания.

— Они двужильные, что ли были? — спросили однажды девчонки у седого парторга.

— Нет, — отвечал тот, — такие же, как вы. В годы первых пятилеток маломощное оборудование способствовало тому, чтобы девушки могли повышать производительность труда. Да и сама трудовая героика того времени, наверное, выступала в качестве подпитки моральных и физических сил. Тогда ведь во главу угла ставились несколько иные ценности, чем сейчас. Не было в помине некоей самоуспокоенности, если хотите, сытости в людях того поколения, — объяснял девушкам, как мог в силу своего интеллекта, парторг. Он много лет провёл на партийной работе, причём в разных отраслях: от угольной промышленности до текстильного производства. Основательно поднаторел в доходчивом и убедительном объяснении людям многих вопросов.

Юлька, младшая сестра Лиды, до последнего, даже когда сдала выпускные экзамены и получила новенький аттестат зрелости, не могла определиться с выбором профессии. Лиде было проще, та с малых лет мечтала стать учительницей. Но ей не повезло. При поступлении не хватило одного балла. Расстроилась до слёз. Но помогли советом подруги по абитуре, тоже не прошедшие по конкурсу. Что ни говори, сообща легче переживать любые невзгоды.

— Жизнь продолжается, пойдём на камвольный комбинат работать. За год деньжат подкопим, ума наберёмся, — рассудила самая бойкая девчонка из их абитуриентской комнаты, тоже потерпев неудачу при поступлении.

Долго добирались до микрорайона на окраине города, где находился рабочий поселок. По дороге напал хохот. Некоторые пассажиры удивлённо смотрели на девчонок, но молчали. Молодёжь, чего с неё взять? Девчонки хохотали по каждому поводу, в таких случаях говорят: покажи палец — будут смеяться… Наверное, таким образом девчонки, сами того не ведая, освобождались от психологического стресса, который испытывает любой нормальный человек из абитуры, который вроде бы успешно сдаёт все вступительные экзамены, но, гадство, в последний момент не проходит по конкурсу. На зачислении неудачник слышит от членов приёмной комиссии одну для всех дежурную фразу: «Приезжайте на будущий год». Но что значит «на будущий год»? Это целых двенадцать месяцев, в них триста шестьдесят пять дней! Это целый год, который в таких случаях бывший абитуриент мысленно как бы вычёркивает из жизни, считая его потерянным, абсолютно ненужным и никчемным.

— У Лидки одни пятёрки и четвёрки в аттестате, а не поступила, — повторяла Юлька матери с отцом. — И ничего, живёт не хуже, чем с образованием. Куда мне в институт с моими трояками? Училки каждый год меняются, попробуй хорошо предметы знать!

— Когда Лида училась, учителей тоже не хватало, надо было больше за учебниками сидеть!

— Ну, прямо! Извините-подвиньтесь. Ещё бы зубрилой не была! — обиженная на строгость, особенно отца, Юлька выходила из дома и молча сидела на лавочке у калитки, разглядывая улицу, на которой ничего нового не происходило. Всё та же картина, что и год и два назад. Разве что проезжающая техника — трактор «Беларусь» или автомобиль «Зил-130» были раньше поновее. Теперь эта техника и тарахтела как-то по-другому, с надрывом, и, казалось, пылила больше. А солнце жгло немилосердно.

«Тоска зелёная, умереть легче. И девки где-то запропастились?» — тоскливо размышляла Юлька, сидя на лавочке и покачивая закинутой колено на колено загорелой ногой в домашнем тапочке.

— Ой! Извините-подвиньтесь! Легки на помине! — радостно воскликнула Юлька. Вдалеке показались подружки. Следом катилась большая резиновая камера от колеса большегрузной машины. Её катил младший братишка одной из подружек, выглядывая сбоку белобрысой головёнкой.

— Эй, выпускница! Пошли купаться! — закричали звонко издали девчонки.

— Сейчас! Только купальник надену! — соскочила с лавочки Юлька.

— Долго там не бултыхайся. Грядки и парник сегодня надо хорошо пролить, жара вон какая стоит, — предупредила мать.

— Ладно! — стукнув дверкой шифоньера, Юлька взяла свёрнутый в комочек розовый купальник и поторопилась переодеться в баньке.

Огромная чёрная камера грузно шлёпнулась о воду. Быстренько скинув платьишки на берегу, девчонки с визгом окунулись в прогретую солнцем воду.

— Классный купальник! — оценили подружки. — Откуда?

— Лида из Читы привезла.

— Где достала?

— На барахолке…

— В таком купальничке почти вся фигура загорает, только полосочки на теле и остаются, — с завистью щебетали подружки.

— Счастливая ты, Юлька!

— Счастье, прям, так и хлещет! — с иронией отозвалась та.

Вода тёплая, как парное молоко. Девчонки дурачились, плавая на глубине «по-бабьи». Цеплялись за мокрые скользкие края камеры, а младший братишка, оседлавший её, ударял по воде пятками, подымая брызги. Колесо, медленно кружась, плыло по течению.

— Ловите меня! — звонко кричит малец. Девчонки с визгом догоняют, цепляются за бока мокрой резины и возвращают камеру на прежнее мелководье.

* * *

Юлька училась в школе слабее Лиды. Так бывает в семьях. Обычно чаще, что именно старший ребёнок учится лучше младшего, хотя бывают исключения.

В начале июля от Лиды пришло письмо. В первых строках спрашивала о планах младшей сестрицы насчёт поступления. В конце письма просила родителей отпустить Юльку к ней в Читу. Там вместе подумают. И чтобы при себе имела все нужные для приёмной комиссии документы. Вечером за ужином Юлька робко спросила:

— Ну что, мам, пап? До Лиды доеду?

— У самой-то к чему душа лежит? Может, на медичку пошла бы? — спросила мать.

— Извините-подвиньтесь. Ещё чего, в болячках ковыряться, — фыркнула по привычке Юлька.

— Ну, тогда