Дело Николя Ле Флока - Жан-Франсуа Паро

— Пьер, — произнес он, — дальше ни шагу. Вы в этой комнате впервые, я же изучил ее досконально, и потому, даже не зная истинной причины смерти жертвы, сумею лучше осмотреть ее. Если при осмотре мы пропустим что-либо важное, нам останется только сожалеть. Особенно если причиной смерти стал преступный умысел. А теперь поднимите повыше свечу и посветите мне.

Николя внимательно оглядывал спальню. Созерцание его затянулось, и сгоравший от нетерпения Бурдо дернул комиссара его за рукав, опасаясь, что тот заснул стоя.

— Не спишь, Николя? Время торопит…

— В подобных обстоятельствах иногда полезно потерять немного времени.

— И что же вам удалось заметить?

— Несколько вещей, изрядно меня удивляющих. Прежде всего, в камине не разводили огонь, что в настоящем случае довольно необычно. Сейчас около шести. Обычно в это время окна никогда не бывают закрыты, а шторы — задернуты.

— Что значит обычно или необычно?

— Значит, в привычках Жюли. Она всегда требовала разжигать камин и разводила в нем поистине адское пламя, — чего, как вам известно, я совершенно не выношу. Окна же она всегда держала приоткрытыми, а занавески задернутыми только наполовину. Значит, здесь кто-то похозяйничал, и остается только надеяться, что это сделано после обнаружения тела, в чем я лично сильно сомневаюсь…

— Почему?

— Посмотрите на подсвечники на комоде. Здешний врач осматривал тело при их свете. Но эти подсвечники никогда там не стояли, а вон те украшения всегда лежали в совершенно ином месте. Когда тело оставляют в комнате зимой, всегда открывают настежь окна и впустить холодный воздух с улицы…

— На ночном столике я вижу наполовину опустошенный стакан с беловатой жидкостью и тарелку с остатками пищи: похоже, это кусочек курицы в соусе. А это не только странно, но и совершенно невозможно.

— Но почему?

— Жюли никогда не ела в постели, никогда не просила принести ей в кровать ни ужина, ни завтрака. И не позволяла мне утолять голод даже сидя у изголовья. Именно поэтому тарелка здесь не только неуместна, но и вызывает подозрения.

Рассказывая о повседневных привычках Жюли, Николя старался держаться в тени, чувствуя, как лицо его заливается краской.

— И вот еще, — продолжил он. — Можете себе представить, чтобы она захотела поесть перед сном или посреди ночи, если спать она отправилась после роскошного ужина? Нет, в этой тарелке явно есть что-то необычное.

Задумчивым взором он окинул письменный прибор, стоявший на столике из розового дерева. Рядом в беспорядке валялись листки бумаги, перо, печатка и палочка зеленого воска.

— Во всем, что касается комнаты, готов с вами согласиться, — произнес Бурдо. — Но что вы скажете про тело?

— Нужно рассмотреть его поближе. Оно напоминает мне тело старика, на которого прошлым летом в Шавиле ночью напали осы и искусали ему шею. Положение рук точно такое же. На первый взгляд, признаки удушья не менее очевидны, чем признаки отравления, а распухшая шея видна издалека. Полагаю, вскрытие сообщит нам дополнительные подробности. Необходимо забрать стакан с остатками жидкости и еду с тарелки.

— А еще следы на полу, — добавил Бурдо. — Да какие грязные!

— Наверняка оставлены полицейскими и лекарем. Вряд ли они нам скажут что-нибудь новое.

В поисках улик они обошли комнату. Бурдо отыскал скрытую в стене дверь.

— Куда ведет эта дверь?

— В гардеробную, а оттуда в туалетную комнату, подсобные помещения и кухню.

Бурдо открыл дверь и, пройдя через маленькую комнату, где вдоль стен выстроились стенные шкафы, вошел в следующее помещение, более просторное, где стояли столик с зеркалом и кресло-бержер. Открыв вторую дверь, он очутился в коридоре, застеленном джутовой дорожкой.

— Здесь отпечатки гораздо более четкие, — заявил он. — Похоже, кто-то прошел тут дважды.

Николя подошел к Бурдо, который, словно завороженный, разглядывал пол.

— Однако странно, — промолвил инспектор. — Разрази меня Господь, если эти следы не похожи как две капли воды на следы, оставленные на ковре вашими сапогами. Впрочем, проверьте сами.

Оба опустились на колени и принялись молча изучать отпечатки; наконец Николя произнес:

— Те же самые. Как две капли воды.

Отойдя в сторону, он присел на корточки и, вырвав листок из своей черной записной книжки, при помощи свинцового грифеля стал делать зарисовку следа.

— В самом деле, совершенно одинаковые, — повторил он. — Видите, в одном месте гвоздь вылез из подошвы, и от него на паркете образовалась глубокая царапина. Посмотрите.

— Следы совсем свежие. Оставлены не позднее прошлой ночи, — смущенно пробормотал Бурдо.

— Понимаю, на что вы намекаете. Но этому есть объяснение.

Вернувшись в гардеробную, Николя открыл шкаф, и Бурдо увидел на вешалке знакомый ему фрак комиссара; на полке лежали аккуратно свернутые рубашки и галстуки. Однако Николя явно ожидал увидеть в шкафу еще что-то.

— Исчезла! Моя вторая пара сапог, точно таких же, как те, что сейчас на мне, исчезла! — возмущенно воскликнул он. — Я всегда держал здесь кое-что из одежды.

— Может быть, их взяли слуги, чтобы почистить?

— Хотел бы я посмотреть, как они это сделают! Маркиз, мой отец, научил меня никому не доверять заботу о своих сапогах. Только владелец может навести на сапоги такой блеск и глянец, что кожа их засверкает, словно скорлупа каштана!

— Согласен, согласен, — закивал Бурдо; Николя крайне редко вспоминал о своем отце-маркизе. — Тогда другой вариант: следы оставили слуги!

— Исключено. Их приучили ходить босиком. Жюли ненавидит шум. Она всегда мечтала научить слуг бесшумно скользить по полу.

— Тогда, — задумчиво произнес инспектор, — остается предположить, что обнаруженные нами в этом коридоре следы принадлежат вам…

Заметив, что Николя сейчас взорвется, он поправился:

— Вам или оставлены вашими сапогами… Давайте проследим, куда они ведут.

Следы привели их в кухню, где царил идеальный порядок. В буфете они нашли блюдо с остатками курицы в соусе, к которому Бурдо проявил живейший интерес. Николя узнал свой любимый соус для птицы, изготовленный по рецепту чернокожих жителей Антильских островов.

— Надо забрать эту курицу, отнести в Мертвецкую и показать Семакгюсу: пусть исследует и проверит на яд на крысах.

На лице Бурдо все отчетливее отражалась внутренняя борьба с самим собой.

— Мне, наверное, придется составить отчет для господина де Сартина…

Николя прервал его на полуслове.

— Разумеется. Почему бы также не сообщить ему, что вас сопровождал не числящийся по его ведомству писарь, обутый в роскошные кавалерийские сапоги? И этот писарь сообщил вам, что вторую пару таких же сапог он хранил в шкафу в доме, где его никто никогда не видел, и вдобавок — напоминаю еще раз — этот писарь указал, где хранится одежда, принадлежащая некоему комиссару Шатле, с которым он хотя и никогда не встречался, но с первого взгляда опознал его панталоны! Я предупреждал, этот маскарад заведет нас в тупик… Вы первым попались в ловушку, и я вместе с вами. Мне не следовало принимать ваше великодушное предложение.

— Боже праведный, — тяжко вздохнул Бурдо, — лишь бы эта смерть оказалась естественной! В противном случае…

Ни один из них не решился высказать до конца второе предположение. Больше всего Николя мучило сознание того, что, будь он на месте Бурдо, он бы не преминул поинтересоваться, каким образом следы его сапог появились в коридоре дома покойной.

III

ЛОВУШКА

Иисусу, Сыну Божьему, никто не поверил.

Кто же будет пророчествовать в своем отечестве?

Итак, расследование началось. Взяв дело в свои руки, Бурдо принялся методично раздавать указания. В Вожирар, к доктору Семакгюсу, и к Сансону, парижскому палачу, проживавшему на углу улиц Пуассоньер и Анфер, отправили посыльных. Парижский господин, как прозвали горожане палача, давно применял свои обширные познания в устройстве человеческого тела при вскрытии жертв уголовных преступлений. Николя всегда питал к Сансону искреннюю и исполненную сострадания дружбу, хотя и имел возможность убедиться, что сей скромный и прекрасно образованный человек способен на самые неожиданные причуды.

Служебные кареты доставят обоих добровольных помощников в Шатле, где вечером состоится вскрытие тела госпожи Ластерье. Предстоящая процедура не являлась простой формальностью: от ее результатов зависело дальнейшее направление расследования. Если предположение об умышленном отравлении подтвердится, в ход будет пущена неповоротливая судебная махина, со всеми надлежащими предписаниями.

С тяжелым сердцем Николя отошел в сторону и прислонился к стене, пропуская носильщиков, несущих труп к полицейской телеге. Чтобы во время поездки по неровной парижской мостовой тело не подбрасывало, и на нем не появились новые повреждения, его положили на толстый слой соломы и закрепили голову. А еще раньше Бурдо забил корпией все отверстия тела, дабы из него не вытекла жидкость, природу которой им предстояло определить.