Дело Николя Ле Флока - Жан-Франсуа Паро

— Вы, действительно, вели себя как мальчишка. И это в ваши годы, с вашим-то опытом! Скажите, а в театре вы, случайно, не встретили кого-нибудь из знакомых?

— Встретил — моего собрата по ремеслу, дежурного комиссара Шоре.

Николя отвечал, не задумываясь, но в какую-то секунду сообразил, что вопросы Ноблекура напоминают ему допрос подозреваемого, у которого желают узнать, где он находился и что делал, когда было совершено преступление.

— Могу я поинтересоваться, сударь, почему вы об этом спрашиваете?

Белой, как у прелата, рукой, прокурор погладил себя по отвисшей розовой щеке.

— Ваш острый ум вернулся к вам, Николя, и теперь я могу сообщить вам важную и крайне неприятную новость. Уверен, она вас не обрадует, но я прошу вас сохранять спокойствие, ибо оно вам очень понадобится в ближайшие же часы.

— Что означают ваши слова, сударь?

— Они означают, мой мальчик, что сегодня утром, ровно в десять, за вами явился посланец Сартина. Начальник полиции немедленно требует вас к себе. Бурдо, явившийся справиться о вашем здоровье, очень долго тянул кота за хвост, но в конце концов раскололся. Будьте мужественны! Сегодня, ранним утром, госпожу де Ластерье нашли мертвой. Живущий по соседству врач осмотрел тело и высказал предположение, что женщину отравили.

Через много лет Николя вспоминал, что первым его чувством, возникшим прежде, чем печаль ударила его своим кинжалом прямо в сердце, стал вздох облегчения, словно его наконец отпустили на свободу. Затем внутри у него все сжалось, перед глазами стремительно пронеслись воспоминания о соединявшей их страсти, и он закрыл глаза. Он лежал молча, затаив дыхание, и Ноблекур испугался, как бы у него не отнялся дар речи.

— Отравлена! — наконец произнес Николя. — Вы хотите сказать, что испорченная пища или грибы…

— Увы, нет. Все признаки и находки говорят о том, что отравление совершено с преступными намерениями.

— А никому не пришло в голову, что она сама захотела уйти из жизни?

— Если у вас есть доказательства, что она пребывала в таком отчаянии, что могла решиться на самоубийство, вы должны немедленно представить их, прежде чем те, кому поручено вести это дело, начнут задавать вам вопросы.

Приподняв голову, Николя едва слышно спросил:

— Последний раз… Боже!.. я слышал ее — нет, я не видел ее, поэтому я и говорю, что именно слышал — она смеялась во весь голос, и ничто не указывало на ее намерение покончить с собой.

— Вам придется все это рассказать, и каждое ваше утверждение потребует дополнительных объяснений. Не волнуйтесь и не теряйте хладнокровия, ибо неприятности только начинаются. Поэтому приготовьтесь встретить их достойно. Вам не в чем себя упрекнуть… Сейчас же поторопитесь поведать обо всем Сартину. И передайте ему мое почтение.

Ноблекур старательно поправлял бархатную шапочку, прикрывавшую его совершенно лысый череп. Казалось, этим занятием он хотел рассеять возникшую между ними неловкость. Николя почувствовал, как внезапно ему стало совсем плохо. Несформулированный вопрос прозвучал как утверждение. И хотя ему было не в чем себя упрекнуть, с этой минуты он понял, что ступил на неведомую, а потому особенно опасную территорию, где препятствия будут множиться, тая в себе ловушки и капканы. Малейшее невпопад сказанное слово, безобидная фраза, озабоченный взгляд друга станут причинять ему столь болезненные раны, что он перестанет понимать, что происходит на самом деле а что является плодом его воображения…

Сердясь на самого себя, старый прокурор продолжил:

— Постарайтесь действовать аккуратно. Смотрите правде в глаза. Займите позицию зрителя, смотрящего на дело со стороны, как смотрит на него комиссар полиции Шатле, когда начинает расследование. От вас ждут четкого и обстоятельного рассказа о том вечере, когда госпожа Ластерье, по вашему собственному утверждению, казалась излишне оживленной. Обещайте вспомнить все, даже самые мельчайшие подробности. Сартин давно и хорошо знает вас, у него нет оснований сомневаться ни в вашей преданности, ни в вашей невиновности в случившейся трагедии, о которой мы пока ничего толком не знаем. А когда я говорю Сартин, я подразумеваю также и ваших друзей. Не воображайте, что ваши неприятности нас не касаются. Еще как касаются! Вы даже представить себе не можете, как они нас касаются. Поверьте, отныне главной нашей задачей является обеспечить вам нашу поддержку…

Дрожащий голос Ноблекура был исполнен такой удивительной теплоты, что все сомнения, какие могли возникнуть у Николя относительно своего ментора, рассеялись без следа; тем не менее, слыша из уст Ноблекура слово «невиновность», он вздрагивал. Впрочем, он прекрасно понимал, что вскоре его собеседниками станут его противники, обвинители, свидетели или даже судьи, настроенные к нему отнюдь не доброжелательно. И с ужасом осознал, что, удар, нанесенный гибелью близкого ему человека, до конца дела ставит его в положение подозреваемого, иначе говоря, тех, кому все двенадцать лет его работы в полиции приходилось выдерживать его бурный натиск во время расследования.

Дверь в комнату отворилась, и в проеме появилась озабоченная мина Бурдо.

— Прибыл фиакр, присланный господином де Сартином. Вы знаете, что лучше его не злить. Даю вам время, чтобы вы привели себя в порядок, а сам жду вас внизу. Я поеду с вами.

Николя вымученно улыбнулся.

— Полагаю, чтобы я не сбежал?

На лице инспектора отразилось такое страдание, что Николя вскочил и, бросившись к нему, заключил его в объятия.

— Простите меня, Пьер, я не хотел вас обидеть, я все еще сам не свой.

— Поторопитесь, дети мои, — произнес Ноблекур, — и не расслабляйтесь. Николя, идите и приведите себя в порядок. И обещайте, что как только вы освободитесь, вы немедленно прибудете ко мне и все расскажете.

Опираясь на руку Бурдо, почтенный магистрат вышел. Зная, что его начальник обычно оценивал состояние человека по его внешнему виду, насколько аккуратно и благопристойно тот выглядел, Николя постарался одеться как можно тщательнее. Любая небрежность в одежде омрачала настроение Сартина, и он, окинув насмешливым взором неугодившего ему костюмом, начинал подозревать его в самых ужасных преступлениях. Николя тщательно побрился, сделав все, чтобы ненароком не расцарапать щеку. Облачившись в черный фрак, недавно сшитый ему мэтром Вашоном, он обмотал шею кружевным галстуком ослепительной белизны, и, тщательно причесав волосы, где уже поблескивала седина, свидетельствуя о зрелых годах их обладателя, собрал их в хвост и завязал темной бархатной лентой. Парик он надевал только когда отправлялся ко двору, или же когда его служебные обязанности предписывали ему облачиться в тогу и мантию магистрата. Взглянув в последний раз на себя в зеркало, он на мгновение позабыл об ожидавших его неприятностях: после приступа лихорадки лицо его выглядело необычайно молодо. Спустившись во двор и увидев под аркой Бурдо и Семакгюса, он вспомнил о мрачной реальности. Корабельный хирург тотчас подошел к нему.

— Помните, Николя, вы можете просить меня о чем угодно, произнес он. — Я не забыл, кто доказал мою невиновность, и кому я обязан своей свободой.

Николя крепко пожал ему руку, и сев следом за инспектором в фиакр, погрузился в печальные размышления, Внезапно перед взором его предстал хрупкий силуэт Жюли. У него перехватило дыхание, голова закружилась и, согнувшись пополам, он горько зарыдал. Разыгравшееся воображение являло ему ужасные картины: тело, чье тепло он ощущал по-прежнему, брошено на каменный стол мертвецкой, и хирурги во главе с палачом производят вскрытие, а затем колдуют над ним, сообразно нуждам следствия… Бурдо смущенно кашлянул. За окошком бежали улицы любимого города, мелькали дома, напоминавшие декорации отыгранного спектакля, в которых не осталось ни жизни, ни веселья. Они молчали всю дорогу. Наконец карета выехала на улицу Нев-Сент-Огюстен. Поднимаясь по лестнице особняка Грамона, они обменялись приветствиями с полицейскими из службы безопасности. Лакеи, понимающе подмигивая, почтительно кланялись им, а старый дворецкий с улыбкой сказал Николя:

— Не удивляйтесь: начальник изменил своей привычке и прибыл из Версаля в полдень.

Тем временем Бурдо выбрал скамеечку, и, удобно устроившись, приготовился ждать; однако служитель дал ему понять, что ему надо идти вместе с комиссаром.

Когда они вошли в просторный кабинет генерал-лейтенанта полиции, пред ними предстало неожиданное зрелище. На столе, плотно выстроившись в ряд, словно солдаты на параде, стояли надетые на болванки парики. Сартин, проведя сегодняшнюю ночь в Версале, пропустил утреннее свидание со своей любезной сердцу коллекцией. А так как он не намеревался смириться с препятствием, возникшим на пути к его невинным утехам, он перенес свой привычный обход на более поздний час. Именно об этом и предупреждал дворецкий Николя. При иных обстоятельствах зрелище, открывшееся их глазам, наверняка позабавило бы и его, и Бурдо, но сейчас, не увидев начальника, Николя забеспокоился. Неожиданно один из париков зашевелился, и среди неподвижных манекенов возникло сухое личико Сартина.