Победитель планеты (двенадцать разрезов времени) - Вадим Сафонов

У него была голая кожа, морщившаяся в складки, и тонкий хвост о кисточкой на конце.

Ночь он проводил в оцепенении. Сейчас он вращал головой, под прямым утлом сидевшей на шее, с костяными кольцами вокруг глаз и длинным острым клювом, усаженным зубами.

Так вися, он немного походил на летучую мышь огромных размеров. В нем было сходство также со старухой-волшебницей, надвинувшей капюшон, как ее рисуют в сказках. А еще больше он напоминал драконов, изображенных на китайских вазах.

Отсюда, с открытого и высокого места, окрестность простиралась, как на ладони. Но его круглый рыбий глаз, различавший предметы далеко и остро, не видел ее. Голод, сосущий, смутной тяжестью пронизывающий вое его несогревшееся еще тело, побуждал отыскивать добычу. Но только движущееся задевало его крошенный мозг; неподвижная вещь становилась неразличимой.

И он заметил движение. В километре по прямой, отчетливая в прозрачности утреннего воздуха, колонна взвилась выше пышного оперения пальм. Она шевелилась, покачиваясь; это был живой стройный ствол с чуть приметным утолщением на конце. Она исчезла мгновенно, рухнув. И сноп брызг поднялся на ее месте, и затем пронзительный высокий звук прокатился по зеленой и желтой долине, усеянной рощами пальм, древовидных папоротников и деревьев, похожих на сосну.

Это движение было бесполезно. И он снова погрузился в оцепенение. Кроме чуть вращающейся головы, ничто не обличало в нем жизни.

Равномерный рокот наполнял воздух. Море, далекое и синее, полосою тянулось вдоль низкого полупустынного, бедно поросшего, изрезанного мысами берега. Темные фигуры переходили с места на место. И временами скрип, словно раскачивались толстые деревья, примешивался к рокоту прибоя.

Нечто крошечное, с воробья, остроклювое и куцее, часто махая перепончатыми крыльями, порхнуло рядом. И тогда он оторвался от скалы и, падая, развернул чехол, оказавшийся двумя громадными перепончатыми крыльями. Затем он сделал два круга. Он был среднего размера, немного больше орла. Он понесся низко, в сторону моря, танцующим полетом, время от времени скользя и затем часто принимаясь махать крыльями; его тень плясала за ним по зубчатым камням. Он мог выдержать экзамен на отличного, хотя не слишком грациозного летуна. Недаром мозжечок, отдел мозга, ведающий сложными движениями, занимал почти всю его птичью вместительную черепную коробку.

Колонна взвилась снова. Она колебалась вверх и вниз. Потом лихорадка потрясла весь пальмовый лесок. Змея, извиваясь, раздвинула ветви; за ней выдвинулось туловище, проталкиваемое хвостом. И весь атлантозавр показался на чистом месте. Собственно, он имел две колонны, похожие на гибкие древесные стволы, почти неразличимые, — шею и хвост. Шея суживалась, переходя в игрушечную голову; и хвост, несколько обхватов в основании, заострялся к концу. От одного до другого конца атлантозавра укладывалось 36 метров. Между шеей и хвостом четыре тумбы — задние более высокие — поддерживали туловище. Казалось, что падение этой мясной глыбы произведет землетрясение. Атлантозавр стоял не шевелясь. Его голая кожа вбирала тепло первых солнечных лучей; в нем была устойчивость и неподвижность горы.

Дракон сделал круги над ним. И тогда смутный импульс возник в сонном мозгу гиганта. Была ли это неясная тупая ярость или движение перепончатых крыльев пробудило в его травоядном черепе древний инстинкт — схватывать движущееся, — но колонна взвилась опять на десятиметровую высоту. Только движение шеи; туловище и хвост не вышли из оцепенения. Казалось, что внешний толчок был сообщен лишь одному из отделов ленивой жизни гиганта, разъятой на части, дремлющие, не завися друг от друга, в туловище, в шее, в хвосте. Атлантозавр промахнулся.

В это время черные точки уже десятками усеяли ясное небо. Они летали группами и в одиночку. Голые и отвратительные драконы, мелкие, средние и огромные, бесхвостые и с наконечниками на длинном хвосте в виде червового туза, носились над прибрежьем. Рои насекомых жужжали в кустах — стрекозы, жесткие жуки и мухи, похожие на бабочек. Драконы, снижаясь, ловили мимоходом самых больших.

На высоте двух десятков метров над поляной дракон издал крик. Он походил на хриплый, отрывистый лай. Новое чувство, всепроникающее и непреоборимое, пронизало его, заглушив голод. Он бросился на другого, меньшего размера. Они сплелись в воздухе, разрывая друг друга когтями. Чудовищный перепончатый клубок с хлопаньем крыльев свалился на зеленый навес. В такой клубок сцепляются два паука, загрызающие друг друга. Это была любовь, похожая на смертельную схватку.

А внизу задрожала земля. То, что вышло, как былинки, раздвинув заросли, здравый смысл отказался бы признать реальностью. У него был птичий клюв и вся голова — не больше крючка, прикрепленного к колоссальному телу. Ряд пластин, увеличивавшихся к крестцу, гребнем проходил вдоль бочкообразно вздутой спины. Костяные щиты усеивали бока, и кинжалообразные шипы торчали на хвосте. Высочайшие задние ноги как бы пригибали его вперед. Стегозавр шел, ломая мелкую поросль, играя пластинами, окрашенный пестро и ярко, похожий на радужное пятно. Каждый шаг его сопровождался костяным треском.

На поляне паслись стада парейазавров с глазами крокодилов. Их брюхо волочилось по земле. Саговники простирали ветви над бляшками, усеивавшими их тела. И в то время как стегозавр ломился к воде сквозь саговники, смерть вышла из-за них. Она бежала, вернее прыгала на двух ногах. Хищные ящеры в панцирных воротниках, кенгуру с мордой удава… Никогда еще не создавала природа более ужасных истребителей, чем эти рогатые тяжеловесные чудовища с зубами акулы. Они то застывали, то рывком двигались вперед; в их движениях было нечто от птицы и от змеи.

Их челюсти поражали в шею медлительную, тяжелую жертву. Хищники не умели жевать. Они втягивали кровь и заглатывали куски. И паника охватила стадо парейазавров. Они ринулись кучей, слепо, с шипящим ревом, валя один другого, обезумев от беспредельного ужаса.

Вот тут-то и пришел в движение хвост стегозавра. Он двигался автоматически; самостоятельная жизнь, обитавшая в нем, имела свой центр — мозговое скопление в пустотах позвонков крестца. Этот второй мозг в три раза превосходил головной. И шипы хвоста наносили страшные удары. Они расшвыривали травоядных. Спинной гребень издавал громоподобные звуки. И чудовище с птичьей головой проследовало дальше к воде, унося свое фантастическое, лишнее для такого колосса вооружение и кичливую радугу своей окраски.

Дракон посетил место побоища. Он чувствовал себя властелином воздуха. Шелесты мелкой жизни переполняли Землю. Ящерицы с растопыренными ногами, жабьеголовые, с третьим глазом посреди лба грелись на открытых пространствах. Компсогнат, гад величиной с кошку, согнувшись и поджав передние лапы, бегом скорохода пересекал поляну. Утиный нос гадрозавра, носивший внутри щетку из двух тысяч зубов, показывался у ручья. На ветвях скользили ящеры с веерообразными выростами чешуй на боках и передних лапах. Они прыгали легко и далеко, растягивая лапы, как ребра парашютов. В одном месте порхнуло существо с липким оперением. Чешуи на длинном ступенчатом хвосте разрослись и приобрели опахала. Длинные опахала сидели на передних конечностях, и вместо пальцев на сгибе торчали когти. Птичьи ноги мгновенно сжали ветку, когда оно, опустившись, прожевало насекомое клювом, усеянным мелкими зубами. Ростом оно не превышало голубя.