Игра ненависти и лжи - Л. Дж. Эндрюс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Два стражника кивнули в ответ, переступая с ноги на ногу и поправляя униформу, как будто та им была не совсем впору. Они были новенькими в ротации, и я этому рад. По правде говоря, они – единственные скидгардцы, что мне нравились.
Раум подмигнул, у него были большие серебряные глаза, едва ли достаточно суровые, чтобы принадлежать скидгарду.
– Славно, что вы вышли на свет, Принц Теней.
Любому другому я мог бы отрезать палец, дай он мне такое нелепое прозвище, но было нечто такое в этих стражниках, что усмиряло хаос внутри меня.
– Какие еще неприятности, кроме пьяного лорда? – спросил я.
Вали усмехнулся.
– Никаких. Эти ворота отвратительно спокойны.
– Да, – сказал Раум, – чего бы я не отдал за немного движухи.
– Они сегодня совсем дурные, – сказал Лука. – Я просто хочу попасть на торговую площадь.
– Ты только вернулся, – сказал я. – Уже хочешь снова улизнуть?
– А вот почему-то хочется мне купить что-то красивое, – вздохнул Лука и драматично прижал руку к груди. – Для девушки, которая забрала себе мое сердце без остатка.
Я хохотнул.
– Увы, дело в том, что утешительницы не ждут от тебя ничего, кроме твоих пенге и мужского достоинства.
– И все равно я желаю уйти, а эти гады меня одного не отпускают. Как будто я треклятый ребенок.
– Мудро. В кои-то веки, – проворчал у нас за спиной голос Сабэйна.
В тот же миг Раум и Вали натянули на подбородки полумаски, а на головы – капюшоны.
– Ваши травы, юный лорд, – сказал Сабэйн, вручая Луке свернутую тряпочку, наполненную пахучими, одуряющими травами. – Я советую вам прислушаться к стражникам и никогда не оставаться без сопровождения.
– Ах, как же я ждал вашей похвалы, светоносец. Все треклятое утро. Теперь мой день может начаться по-настоящему, – пробурчал Раум. Его голос был низким и резким. Он изменился.
Когда я снова взглянул на него, то наклонил голову набок. Серебро его глаз превратилось скорее во что-то сапфирово-синее. Это безумие. Конечно же, они всегда были синими. Мне явно мерещилось всякое.
Лука вскрикнул от смеха и привалился к плечу Вали.
– Мы сочли неподобающим отпускать его наружу в таком состоянии, – сказал Вали, глядя на меня.
Пекло, он тоже звучал по-другому. Мне, черт побери, нужно больше спать.
– Верно, – продолжил Раум, – его схватят воры, или, чего доброго, он обменяется обетами с какой-нибудь дочкой козовода.
Лука похлопал Раума по лицу.
– А что ты имеешь против козоводов? Может, она просто прелесть.
– Я могу его сопровождать, – сказал я, не вполне понимая, как смогу явиться на частную встречу с неким хемлигским фейри, если Лука будет отираться поблизости.
Яркие глаза Луки распахнулись от восторга.
– Чудесно. Видишь… – он пихнул Раума в плечо. – Я буду под надежной охраной нашего разрушителя ночи и страха.
По моим плечам пробежал холодок. То, как он описал мой месмер, странно улеглось в моей голове. Почти как если бы существовала тень воспоминания о том, что кто-то точно так же меня описывал.
– Юному лорду следует сперва увидеться с Лордом и Леди Магнат, – сказал Сабэйн.
– Следует ли, Сабэйн? Это мне и следует сделать? – Лука прищурился. – Когда это ты стал моей нянюшкой, светоносец? Боги, да оставь ты меня в покое и займись чем-нибудь полезным где-нибудь еще.
Раум и Вали обменялись взглядами, говорящими сотню тайных слов, но прежде, чем я успел прижать хотя бы одного из стражников, Лука направился к воротам.
– Наслаждайтесь прекрасным днем, наш самый юный, самый храбрый и самый красивый лорд, – сказал Раум, наигранно и глумливо, но так, что Лука заулыбался. Вали и Раум поклонились в пояс, точно Лука был треклятым королем, и широко расставили руки в стороны.
– Могу ли я предложить вам заменить этих двух стражников, юный лорд? – сказал Сабэйн, идя за ним, несмотря на то что Лука его прогнал.
– С чего бы мне такое делать?
– Неосмотрительно держать поблизости таких беспечных стражников, – сказал Сабэйн. – И я не могу точно объяснить, но… что-то в них не так.
– Ну мне вот они очень даже нравятся, а тебе, злоносец? – спросил Лука.
Я оглянулся на двух стражников, слегка встревоженный тем, как сильно хотел бы провести все утро, болтая с ними о всякой чепухе.
– Они занятные.
– Ну вот, – сказал Лука. – А раз занятные, значит, остаются.
Сабэйн мрачно взглянул на меня, но ничего не сказал, пока мы продолжали идти в город.
– Тогда я тоже буду вас сопровождать.
– Нет. Мне нужна только одна нянюшка, спасибо, Сабэйн. Не сомневаюсь, мой отец найдет тебе хорошее дело.
Я подмигнул светоносцу, слишком упиваясь разочарованием, появившимся на его лице, когда он понял, что у него не осталось другого выбора, кроме как вернуться во дворец.
За двадцать шагов до торговой площади я наклонился к Луке поближе.
– Ты выглядишь так, будто всю ночь кувыркался с козами. Я так понимаю, твое желание так скоро уйти связано с тем, что ты отчаянно не хочешь возвращаться во дворец?
– Ах, как проницательно, друг мой. Но насчет своей внешности вынужден не согласиться, – он осмотрел свою мятую тунику. – Да будет тебе известно, что это все – очень хитрый план привлечения некоей прелестницы, чтобы та грела мне постель.
– А женщины что, находят хлев для скота привлекательным?
Лука взмахнул рукой вдоль своего тела, как будто выставляя себя на обозрение.
– Они смотрят на меня и подозревают, что я провел ночь, даря другой любовнице впечатления, которые та никогда не забудет. Так что, естественно, кто-то еще захочет испытать это все на себе, надеясь украсть мое сердце к тому моменту, как все закончится.
Я покачал головой.
– Мечта идиота.
– Да. Мое сердце – камень, видишь ли. Его завоевать нельзя.
Слышать то, что не сказано, – еще один хитрый талант, которым мне повезло обладать. Лука старался скрыть тоску в своем голосе, целую пропасть боли за храбростью и смехом. Он никогда в этом не признавался, но был кто-то, кто однажды украл его сердце.
Я знал это. Где-то в своей затуманенной голове я даже почти мог вспомнить ее лицо.
Как и почти все другое, женщина, которая, по всей вероятности, уничтожила Луку Грима, была в моем разуме не больше чем тенью.
Улицы кишели торговцами, зарубежными купцами и ремесленниками, навязывающими свои товары. Когда бы их взгляды ни падали на меня поверх плеча Луки, их сильный страх кислым уксусом ощущался на моем языке.
Я держал лицо застывшим, как холодное железо, затемнил глаза и положил руку на рукоять моего клинка. Чем больше народу боялось
