Убырлы - Шамиль Идиатуллин

Республиканская клиническая. Не детская. Взрослая больница, в которой сейчас лежат мои родители и дед.

2

Мама плакала.

Я, пока шел, к чему угодно был готов. Мама могла лежать в койке, вся в бинтах почему-то, и неподвижно смотреть в потолок. Мама могла оказаться здоровой и нормальной – и вышагивать по коридору, наводя порядок и строя всех подряд – да, это она могла. Мама могла, и это пугало больше всего, сидеть под стулом или стоять посреди палаты, раскинув руки… Тут я споткнулся, чуть не вылетел из тапок и решил больше о таком не думать. И так внутри было холодней, чем снаружи. Снаружи-то я не мерз, только голые щиколотки ветром обдувало, да сквозь тонкие подошвы тапок ощущалось, какой холодный асфальт и особенно грязь – это когда я на скользкие пятна все-таки наступал. Нормальный врач или медсестра кабы меня засекли, устроили бы кровавую баню с химической санобработкой. И за то, что из больницы выскочил, и за то, что почти неодетый, и за то, что так на заляпанных подошвах во взрослую больницу и вперся. Но я тапки оттер как мог, о бордюр на улице и о тряпку на входе, так что сверху ничего не было заметно. И заметных следов за мной не оставалось. В любом случае, во дворе меня никто не засек, а внутри не обратил внимания – тут таких, в синих робах, немало, рост у меня нормальный, а куртку я упихнул в пакет, предусмотрительно свистнутый в том же кабинетике сестры-хозяйки.

В вестибюле я почти потерялся, но вовремя сообразил, что главное не задавать вопросов и не попадаться на глаза врачам и охранникам. Посидел на скамеечке напротив здоровенной схемы, изучил все, отдыхая заодно – тяжело в тапках по мерзлой грязи бегать, отмел все отделения, в которых моих явно быть не могло – хирургия там всякая, ЛОР, гинекология и все такое. Некоторых слов, вроде «перинатальный», я не знал, поэтому наметил непонятные центры и отделения как мишень второй очереди. Дождался, пока важный охранник в очередной раз выйдет курить, и не спеша прошел к лестнице.

В интенсивной терапии мамы с папой не было – двери во все палаты были открыты, не спрячешься. А в отделении какой-то там хирургии, с цифиркой «один» меня чуть не застукали. Медсестра что-то писала за столом в холле, делившем коридор пополам, и не обратила внимания на то, как важно я прошел мимо, глядя перед собой. Но вдруг высунулась и окликнула:

– Мальчик, ты к кому?

Я, почти не вздрогнув, оторвался от всматривания в щель очередной двери и пошел будто к медсестре, а на самом деле мимо нее. И лишь когда понял, что теперь точно убегу, спросил:

– А Измайлов здесь лежит?

– А тебе зачем?

Я хмыкнул и направился к выходу на лестницу. И остановился. Медсестра сказала:

– Куда поскакал-то? Здесь братец твой.

Я развернулся к ней, и, пока разворачивался, дважды облился ужасом – сперва оттого, что я, выходит, постарел так, что отцу в братья гожусь, а потом – от того, что с папкой сделалось, коли его за брата моего принимают.

– Иди уж, он в двенадцатой палате, и мать ваша как раз там.

Медсестра показала в конец коридора, до которого я не дошел из-за нее как раз. Я пошел, почти побежал, гоня неуютность от фразы про мать – было в ней что-то неправильное. Но что с этих медиков возьмешь-то. Не прогнала – и ладно. Ну и я молодец – быстро как нашел.

Перед дверью я остановился, перевел дыхание, даже пригладил волосы, растянул морду в улыбке пошире и вошел.

Давно я так не пугался.

То есть я последнее время только и делал, что пугался – но тут страх упал как шкаф, быстро, неожиданно и прямо на стеклянные двери, чтобы вдребезги.

Палата была побольше моей. Шесть кроватей, две пустые, на двух, в противоположных углах, спали – на одной старик с бритой головой, на другой молодой дядька с татуировкой в виде острых щупалец на плече. Человек на ближайшей ко мне койке, очевидно, тоже спал, натянув простынь на голову. Рядом с кроватью, стовяшей под окном, сидела темноволосая женщина в белом халате. Она медленно гладила по голове того, кто лежал на кровати и мне виден не был.

Я стоял, вцепившись в ручку двери и пакет с курткой, и лицо у меня немело от улыбки и ужаса. Волосы были не такими. И спина не такой.

Женщина обернулась ко мне. Ей было лет пятьдесят, и она не была моей мамой.

Я зыркнул по сторонам и попятился. И тут, слава богу, ближайшая койка скрипнула, простынь сползла с белобрысой кудлатой головы, и парень, приподнявшись на локте, сипло спросил:

– Пацан, ищешь кого?

– Измайлова, – выдавил я.

– Я Измайлов.

– Нет, – выдохнул я с облегчением.

Парень посмотрел на женщину и с усмешкой сказал:

– Да.

Я закивал и вышел. И поскорее пошел к лестнице.

– Ты чего разбегался? – спросила медсестра. – Там все в порядке?

Я снова закивал – и впрямь на бегу. Пока добрая медсестра меня еще куда-нибудь не проводила. В юношеский инфаркт, например. Знаю ведь, что фамилия у нас далеко не оригинальная – и вот так попался. Сердце до сих пор тарахтело как подорванное. Впредь умнее буду.

Сильно умнее я не стал, но маму нашел сам – в третьей палате отделения неврологии, это на седьмом этаже, сразу за большим холлом с телевизором, из которого через равные промежутки времени неслись аплодисменты, прерывавшие пронзительный голос, не понять, мужской или женский. Вокруг сидел десяток старушек и тетенек в пестрых халатах, а по углам жались несколько пожилых дядек в спортивных штанах и футболках или клетчатых рубашках.

Мама была не старая и не пугающая. Мама не сидела под стулом и не торчала пугалом посреди палаты. Мама просто плакала, сидя на краешке кровати. Тихо и горько, как маленькая девочка.

– Мам, ты чего? – спросил я, входя в палату.

Мама поспешно отвернулась от двери, пряча лицо. И тут же развернулась обратно, щуря заплаканные глаза.

– Наиль? – прошептала она.

– Да, мам, привет, – подтвердил я неуверенно. Не понимал я ее взгляда, размытого и нетвердого какого-то.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Уходи (тат.).

2

Языком болтай, рукам воли не давай (тат.).

3

Язык – лев, смотри, он лежит у входа, о хозяин, будь внимателен, он съест твою голову (др.-тюрк.).

4

Гостинец (тат.).

5

Сынок (тат.).

6

Глаза закрой (тат.).

7

Дедушка (тат.).

8

Прикуси язык, рот закрой! (тат.)