Град Китеж на озере Светлый Яр - Анатолий Цильке

И вот уже тёплое апрельское солнце начало понемногу растапливать намороженный лёд. Он стал рыхлым, и уже через несколько дней вся Козельская гора освободилась от столь надёжного искусственного укрепления. В это же время на реках начал таять лёд. Через неделю начался ледоход, а через пару дней реки разлились. Войско татар вынуждено было отступить на несколько километров от города. Но они не сидели без дела. Их главари отправляли своих воинов на захват нового полона и поиски кормов.

К первым числам мая войско орды с новым огромным полоном вновь стояло у ворот Козельска. На этот раз они не стали засыпать ров. Теперь работы велись только по восстановлению метательных орудий и перекидного моста. С помощью длинных арканов и крюков кочевникам удалось зацепиться за противоположный берег рва. Затем уже длинные брёвна, ложась как веер, один за другим образовали перекидной мост. С каждым часом он быстро рос вширь на глазах у осаждённых. И тогда из крепости в сторону моста вновь полетели сосуды с горящей смолой, но ордынцы их быстро скидывали вниз. В некоторых местах мост всё же горел, но это уже не помешало кочевникам начать атаку. Впереди своих войск они, как всегда, гнали пленных. Это был их живой щит. Так под этим живым щитом им удалось установить первые штурмовые лестницы.

Козельцы были готовы к столь свирепому натиску. И вот уже снова со стен крепости на ордынцев льётся кипящее масло и горячая смола. Столпотворение внизу у стены остановило яростную атаку кочевников. Перекидной мост был переполнен атакующими. Они уже не могли двигаться ни назад, ни вперёд. Им ничего не оставалось как топтаться на месте. Всё это привело к тому, что связки брёвен, не выдержав, лопнули и разъехались. Все бывшие на перекидном мосту воины падали вниз вместе с сорвавшимися брёвнами. Так впереди идущие штурмовые отряды врагов вновь оказались между глубоким рвом и стенами крепости. Теперь они были лёгкой мишенью для осаждённых. Беспомощно защищаясь своими кожаными щитами, кочевники отступали ко рву, унося в своих спинах стрелы защитников Козельска. Вторая атака врага была отбита. Но козельцы знали, что сейчас последует следующая.

Следующий штурм начался с установки метательных орудий. К тому времени ордынцы соорудили их уже в достаточном количестве. И вот на город полетели первые камни. Но они недостаточно далеко и точно летели к стенам города. Основной целью камнемётов были, конечно же, главные ворота. Так через некоторое время у ворот образовалась огромная куча камней, которая не разрушала, а наоборот укрепляла их. Ордынцы видели это и потому решили продолжать штурм через ров. Вновь ко рву стали тащить удлинённые брёвна и перекидывать их на другую сторону. В то же время у метательных орудий кочевники стали жечь бездымные костры. Потом на виду у защитников города кочевники стали подтаскивать тела убитых пленных, разрубать их на части и погружать в огромные котлы, подвешенные над огнём. Вытопленный жёлтый человеческий жир они переливали в глиняные горшки и с помощью метательных катапульт перебрасывали через ров на город. При ударе горячие горшки разбрызгивали лёгкую липкую жидкость, которая тут же вспыхивала жарким огнём. И вот уже через некоторое время зажглись главные ворота. Они горели ярким пламенем. Это было ужасным зрелищем. В то же время началась атака кочевников. За короткое время ордынцы уже были у горящих ворот. Перекинув дополнительные перекидные мосты слева и справа, кочевники тащили по ним ещё несколько метательных орудий. Положение становилось угрожающим, и тогда козельцы решились на отчаянный шаг. Они открыли ворота и стали атаковать ордынцев, сбрасывая их в ров вместе с метательными орудиями. Надо сказать, что это им удалось. Но они очень увлеклись этой атакой. Им надо было остановиться перед рвом, но они шли вперёд, преследуя отступающего противника. И это была их роковая ошибка. Кочевники дали им возможность выйти подальше от стен города, а затем, взяв их в кольцо, перебили всех до одного. Теперь путь к городу был почти свободен. Оставшиеся в крепости, осознав свою ошибку, стали срочно заделывать брешь в воротах, но наступающая орда уже была у ворот. И вот уже противник, ворвавшись в пролом ворот, начал атаковать вторую линию укрепления города. Завязалась рукопашная схватка. Враг наседал. Невозможно описать эту резню. Защитники города знали, что ордынцы никого не пощадят, и поэтому дрались до последнего. В городе начались пожары. Горожане сами жгли свои дома и амбары. Женщины наравне с мужчинами дрались за каждый дом. Дети и старики прятались в заранее вырытых колодцах и тоннелях. Многие из них задохнулись под завалами горящих строений, но сдаваться в плен никто не хотел. Они знали и видели в течение двух месяцев, что делают ордынцы с пленными. Многие горожане, видя безвыходность своего положения, бросались вниз с крепостных стен. Некоторые просто шли на пики врагов, не желая сдаваться живыми. Врагам так и не удалось никого взять в плен. Горящий город не стал большой добычей для врага. Грабить было почти нечего. Это очень разочаровало главарей Орды. И вот тогда они приказали сжечь весь город дотла. Крепостная стена была сожжена и растащена. Вниз, в реку, были сброшены последние обгоревшие сторожевые башни города. Вся Козельская гора как будто оголилась. И эта откровенная нагота ещё долгое время заставляла отводить стыдливый взгляд в сторону всех проплывающих по реке Жиздре…

Мирослав закончил свой рассказ, затем он на ощупь пробрался к своему топчану и сказал:

– Ну ладно. Утомил я тебя, наверное, своим рассказом. Не стоило мне это тебе на ночь рассказывать. И всё же, Панфил, давай попробуем уснуть. Утро вечера мудренее. Верно?

– Верно, дядька Мирослав, – согласился Панфил.

– Ну, давай спать, – предложил Мирослав.

– Давайте, дядька Мирослав, – ответил Панфил.

Уснуть Панфил так и не смог. Он слышал, как сладко похрапывал Мирослав. И от этого с каждой минутой ему становилось всё спокойнее. Его успокаивал этот мирный храп Мирослава. Он думал про себя, что если его хозяин спокойно спит, значит – действительно не стоит о чём-то беспокоиться. Так незаметно наступило утро. Это можно было определить по первому щебетанию птиц. Там наверху начиналась лесная жизнь. Панфил вдруг вспомнил своё безмятежное детство. Он вспомнил, как он с матерью ходил на утреннюю дойку. Как шли они ранним утром с мамой к их коровушке Бурёнке, а вокруг стоял седой, бархатный туман. На траве лежала серебристая роса, а в воздухе слышалось пение неугомонных птиц. Он вспомнил, как отец иногда брал его на утреннюю рыбалку. Рыбу в их краях ловили плетёными из тальника кубарями. Их обычно ставили ночью, а ранним утром проверяли. И вот ранним утром плывут они с отцом на лодке, по водной глади озера, к кубарям, а из-за камышей льётся нежное пение озёрных птиц. Как же прекрасен был этот мир детства, но как быстро он закончился. И как жаль, что сейчас это нежное пение птиц возвращает его к этой суровой реальности.

От громкого утреннего пения лесных птиц проснулся и Мирослав. Было слышно, как он потянулся и бесшумно встал. Затем он шёпотом позвал своего писаря:

– Панфил, просыпайся, вставай. Пойдём, посмотрим, как там наверху. Может, татары уже ушли. Я сейчас выйду, огляжусь, а ты пока оставайся в укрытии. Если всё хорошо, то я дам тебе знать, и ты тоже сможешь выйти. Не забудь взять с собой воду и что-нибудь поесть. Позавтракаем на свежем воздухе. Ну всё, давай, я пошёл.

Мирослав медленно отодвинул выступ шестого бревна, и клин медленно пополз вниз, открывая собою лаз. Потом он стал осторожно выглядывать наружу. Убедившись, что никого нет поблизости, он полностью вылез наружу. Из свободного проёма лаза пахнуло свежим воздухом утреннего леса. Панфил жадно вдохнул в себя этот свежий запах и стал складывать в котомку еду и воду. Через некоторое время его уже позвал Мирослав. Панфил с котомкою выбрался наружу, и они, отойдя немного в сторонку от укрытия, начали умываться. Затем они молча позавтракали и вновь вернулись к схрону. Не входя в укрытие, Мирослав сказал Панфилу:

– Я сейчас отправлюсь вниз поближе к городу, посмотрю, что там татары делают. А ты подожди меня здесь. Лучше будет, если ты всё же спустишься в укрытие и закроешься. Не беспокойся. Лаз я открою себе сам. Давай, жди. Я постараюсь быстро вернуться.

Мирослав нежно похлопал Панфила по плечу и пригнувшись ушёл в лесную чащу. Некоторое время Панфил ещё посидел на свежем воздухе, а затем нехотя полез в схрон. Он закрыл за собою лаз, и в укрытии вновь воцарилась тишина. Ему стало как-то неприятно от этой тишины. Тогда он подошел к верхнему, короткому, бревну и повернул его на себя. Через маленькое оконце в схрон вошёл бледный утренний свет. Но и этому небольшому свету он был несказанно рад. Вместе со светом в укрытие вошёл и шум леса. Он был так приятен, так весел, что прогонял всякое беспокойство. Но тревога всё же оставалась. Тогда Панфил вспомнил то, чему его учили в монастыре. Настоятель монастыря всегда напоминал ему, что уныние это самый тяжкий грех. И что избавиться от этого греха можно только молитвой и покаянием. Говорил он и о том, что любое ожидание сократится вдвое, если неустанно молиться. Панфил обрадовался тому, что эти воспоминания пришли так вовремя. Он смиренно опустился на колени и стал читать: