Бунтарь ее величества - Андрей Гончаров

– За что пить будем? – спросил он.

– Давай Катю помянем, Катю Половцеву, – сказал Углов, вновь ставший серьезным. – И других хороших людей, погибших на наших глазах. Ну, не чокаясь – за помин!

Они молча выпили.

– А все-таки ты не договорил. Что было слышно насчет загадочного «посланника от знатного лица»? Прибыл он на Яик или нет? – нарушил молчание Дружинин.

– Да, посланник был, мне об этом сам Пугачев сказал, – ответил Углов. – Посол был и велел восставшим продержаться до начала следующего, 1775 года. Но мне этого посла увидеть не удалось – «император» не дал из избы выйти. Но вот что я скажу. На данном этапе расследования мы можем сделать один вывод. Один, но зато крайне важный. Знатные круги действительно участвовали в восстании Пугачева. Заговор против Екатерины существует! Теперь нам предстоит раскрыть детали этого заговора, состав участников, их мотивы, выяснить, как заговор развивался.

– И как мы это будем делать? – спросил Дружинин. – Опять разойдемся по своим «участкам»? Ты поедешь на Яик, мы с Иваном будем крутиться в Петербурге?

– Нет, способ действий надо менять, – покачал головой Углов. – Мне на Яик возвращаться незачем. Скорее всего, посол от знати там больше не появится – нужды в том нет. Они дали толчок, побудили Пугачева поверить в то, что он в самом деле император. Теперь процесс идет сам собой – без их руководства и даже без руководства самого «императора Петра Федоровича». Фактически он в последнее время мало управлял своей армией. Честно сказать, мне его даже жалко, он не самый большой злодей.

– Мне тоже, – поддержал Углова Ваня. – Человек он, в сущности, неплохой. Но если старый способ не годится, как же мы будем действовать? Чем ты сам займешься?

– Всем нам теперь надо заниматься одним: искать заговорщиков, а найдя, побеседовать с ними. И делать это мы будем, начиная с конца, то есть с того человека, которого они хотят посадить на престол.

– С Павла Петровича? – воскликнул Дружинин. – Значит, мы должны проникнуть в его ближайшее окружение?

– Да, надо установить контакт с Павлом. А еще неплохо бы побеседовать с нашим великим полководцем Александром Васильевичем Суворовым. А как это сделать, давайте думать… Да, ты, Иван, кажется, говорил, что видел графа Плещеева? А ведь он, насколько мне помнится, входил в круг приближенных Павла Петровича…

Глава 9

В сентябре 1773 года в семье императрицы Екатерины Алексеевны произошло значительное событие: ее сын, цесаревич Павел Петрович, вступил в брак с принцессой Августой-Вильгельминой Гессен-Дармштадской, которая, готовясь к браку, приняла православие, а с ним и новое имя: Наталья Алексеевна. Молодая чета поселилась в Летнем дворце на берегу Мойки – том самом, где за 19 лет до этого появился на свет сам Павел. Между молодыми супругами не было особой любви, но имелось согласие по большинству существенных вопросов. В частности, они оба весьма прохладно относились к царствующей императрице и старались завести у себя порядки, во всем отличающиеся от порядков при ее дворе.

В конце февраля 1774 года «молодой двор», как называли окружение цесаревича и его супруги, проводил вечер, как обычно. Перед хозяевами Летнего дворца выступили артисты, представившие одну из комедий Мольера, затем были исполнены стихи, также французские. Тут следует заметить, что Наталья Алексеевна, приняв русское имя, так и не выучилась языку своей новой родины, и во дворце обычно говорили по-французски. Этим и был обусловлен выбор пьес и стихов, исполнявшихся при «молодом дворе».

После представления хозяева и приглашенные перешли в обеденную залу, где был подан ужин. За столом помимо хозяев сидели гости, которых часто можно было видеть в Летнем дворце. По правую руку от Павла сидел его лучший друг, князь Александр Куракин, рядом с Натальей Алексеевной – граф Никита Иванович Панин, бывший воспитателем Павла в его молодые годы, далее – Александр Строганов с супругой. Кроме того, присутствовал писатель и композитор Григорий Теплов и ряд других лиц. Вообще гостей было немного, и это легко объяснялось: всем в Петербурге было известно, что императрица не жалует тех, кто водит тесную дружбу с ее сыном. Эти люди не могли надеяться получить выгодную должность или подарок от Екатерины, их обходили по службе, при «большом дворе» на них смотрели косо. В такой ситуации немногие решались открыто демонстрировать свою близость с цесаревичем.

Следует отметить, что в этот вечер за столом находилось новое лицо – французский шевалье Николя де Ружен. Он приехал в Россию в прошлом году, доставив государыне письмо от великого Вольтера. Привезя письмо, шевалье не стал торопиться обратно и как-то прижился в русской столице. Он сумел понравиться Екатерине и часто бывал у нее – и на званых вечерах, и на представлении пьес, написанных самой императрицей (она, как известно, была неплохой сочинительницей).

Редко случалось так, чтобы люди, вошедшие в круг общения Екатерины, попадали также в число тех, кто бывал на вечерах цесаревича. Никто не хотел рисковать своим положением, сближаясь с нелюбимым сыном государыни. Однако француз стал исключением. Он познакомился с Куракиным – блестящим молодым человеком, знатоком и любителем всего самого изысканного, и затем, уже от него, получил приглашение посетить Летний дворец.

Надо сказать, что появление шевалье де Ружена на ужине в Летнем дворце было необычно еще по одной причине. Насколько императрица Екатерина Алексеевна жаловала иностранцев и любила окружать себя приезжими из других стран, настолько не любил этого ее сын. В окружении Павла находились исключительно русские.

Когда ужин стал подходить к концу и собравшиеся перешли к десерту, разговор за столом оживился. Поскольку всем понравилась недавно увиденная пьеса, беседа естественным образом пошла о ней. Тут пришлось кстати присутствие за столом француза. Оказалось, что он хорошо знаком с биографией покойного драматурга Мольера и готов рассказать пикантные подробности. В частности, шевалье сообщил слух, гулявший сто лет назад по Парижу, о том, что находившийся в почтенных летах Мольер сочетался браком… со своей собственной дочерью Армандой.

Выяснилось, что принцесса Вильгельмина знала об этом слухе, и тут для нее не было ничего нового. А вот ее супруг слышал эту подробность впервые и был шокирован.

– Как это отвратительно! – произнес он с чувством. – Эта распущенность, в которой погрязла Франция и которую поощряют при французском дворе!

– Хочу вас уверить, ваше высочество, что ныне распущенность ничуть не поощряется при дворе! – воскликнул де Ружен. – Новый король Людовик, который вступил на престол в нынешнем году, – человек строгих нравов. Он однолюб и всецело предан своей супруге Марии-Антуанетте.

– Да, я слышал об этом, – кивнул Павел. – Хорошо, что французы получили достойный образец для нравственного поведения. Чего нельзя сказать о нас, русских! Никак нельзя сказать! Моя мать подает своим подданным дурной пример.

При этих словах цесаревича сидящие за столом переглянулись. Разговор принимал несколько рискованный характер. Однако, с другой стороны, именно такие разговоры здесь и велись чаще всего; перемывать косточки Екатерине и ее фаворитам было излюбленным занятием цесаревича и его молодой жены.

– Что вы молчите? Все вы знаете, как ведет себя моя мать, – продолжал между тем Павел. – Мне передавали, что недавно князь Потемкин получил очередное имение на юге и еще миллион рублей в подарок. Миллион! А кроме Потемкина есть еще и Орлов, и этот новый, Васильчиков, и не знаю, кто еще. И это в то время, когда я вынужден существовать на суммы гораздо меньшие. Но речь не обо мне! Речь об армии, флоте, о других государственных нуждах. Нет, когда я стану государем, такого больше не будет. Никогда не будет!

– Но русская армия вроде бы находится в изрядном порядке, – позволил себе заметить шевалье. – Победы она одерживает славные, особенно над турками. Да и Пруссии от нее досталось. В Европе много говорят о блестящих победах генерал-аншефа Суворова…

– Да, у нас есть достойные полководцы, – важно кивнул Павел. – Румянцев, Суворов, Ушаков… Вот кого надо награждать! Им дарить имения, алмазные броши и другие драгоценности, а не любимцам. А в армии нашей, несмотря на ее успехи, многое нуждается в переделке. Многое можно улучшить, многое! Я, как и мой великий прадед император Петр, намерен заняться армией. Я посвящу этому все силы во время моего царствования. Армией, а также дорогами и мануфактурами. И еще борьбой с казнокрадами. У меня красть не посмеют!

– А искусствами ты не хочешь заняться, милый? – с улыбкой спросила мужа принцесса Вильгельмина, она же Наталья Алексеевна. – Чтобы у нас был не один-единственный театр, а много, как в Париже. И чтобы там играли не одни лишь пьесы твоей матери да еще господина Сумарокова.