Правильный ход - Лиз Томфорд

Воспользовавшись моментом, я быстро оглядываю гостиную, чтобы посмотреть, знает ли кто-нибудь, что, черт возьми, происходит. Но со мной здесь никого нет. Снова уткнувшись в страницы, я продолжаю читать об истории работы Миллер, о стажировках, которые она проходила за границей и в Штатах, о громких именах, на которые она работала, но уже на третьей странице мое сердце бьется намного быстрее, чем скорее всего, безопасно.

Но самое шокирующее откровение за время нашей совместной работы — это когда Монтгомери с лучезарной улыбкой призналась, что, завоевав высшую награду в индустрии, она оставляет все это позади.

Я перечитал это предложение еще три раза, чтобы убедиться, что понял его правильно. Что, черт возьми, происходит? Мои колени так быстро подпрыгивают от переполняющего меня адреналина, что мне приходится убрать с них локти, чтобы продолжить чтение.

Я была благодарна что у меня был включен диктофон, потому что моя рука журналиста замерла на середине росчерка пера.

— Это больше не моя страсть, — признался Монтгомери. — Я взяла летний перерыв в ресторанной индустрии и влюбилась в другую жизнь. Выпечка — это страсть. Если вы этого не чувствуете, ваша еда отражает эти чувства. Одно из тех произведений искусства, имитирующих жизненные ситуации.

— Значит, ты нашла новую страсть? — Спросила я.

— Новая мечта, как мне нравится это называть. На ее лице появилась многозначительная усмешка в ответ на это заявление. — Тот, у кого есть равновесие, дружба и очень много любви.

Я на мгновение закрываю журнал. Не может быть, чтобы это было по-настоящему. Должно быть, это какая-то дурацкая шутка, которую парни разыгрывают надо мной. Как будто они напечатали это и оставили здесь, чтобы я мог найти, за исключением… картинок. Гребаные картинки. От первой страницы до последней вы можете увидеть преображение Миллер, начиная с фотографий того утра в моем доме и переходя к снимкам, которые, как я предполагаю, были сделаны на новом месте работы.

Я снова открываю и вижу, как волосы Миллер постепенно ниспадают на плечи по мере того, как вы просматриваете статью. В конце концов, она снимает пальто шеф-повара примерно в то время, когда сообщает, что уходит из индустрии. Ее татуировки и красивая яркая улыбка видны во всей красе, когда я открываю последнюю страницу.

— Можем ли мы рассчитывать, что вы окажете консультацию на кухнях Чикаго?

— Нет, — сказал Монтгомери с искренним смехом. — Есть только одна кухня, на которой я планирую проводить время, и это та, что изображена на обложке этого журнала.

Шеф-повар Монтгомери никогда не владела собственным рестораном или кондитерской, поэтому, когда ее спросили, планирует ли она это изменить, она просто ответила: — Да.

— Я чувствую, что пришло время поставить собственное имя на своих работах, — пояснила Монтгомери. — Я пока не знаю, как это будет выглядеть, но самое важное, что я узнала за годы консультирования, — это то, что это была не та еда, которая заставляла меня просыпаться с восторгом. Это было преподавание, обмен опытом в ремесле, которое я так люблю. Я рада найти способы продолжать заниматься этим в качестве, кого — то, кто более подходит для моей новой жизни.

— И что же тебя так взволновало в этой новой жизни?

— Я с нетерпением жду возможности жить в одном месте. Иметь место, которое можно назвать домом. Иметь моего отца рядом и быть частью сообщества, которое поддерживает меня, которое я поддерживаю в ответ. Слышать постоянную поддержку от человека, которого я люблю, и я в равной степени рада поддерживать в его собственных начинаниях. Но чего я больше всего жду с нетерпением, так это возможность испечь все праздничные торты для маленького мальчика, который этим летом украл мое сердце.

— Как ты думаешь, это правильный ход? — спросил я.

— Мне не нравится термин «правильный ход». Я ни на что не соглашалась. Я просто перестала убегать, когда двое лучших парней, которых я знаю, поймали меня.

Мы продолжили день, обменявшись историями, и она поделилась, что нервничала из-за новой роли, к которой приступала, но чувствовала, что у нее есть поддержка от людей, которые значат для нее больше всего. Она рассказала, что у нее есть три альтернативных десерта, которые будут представлены в этой статье, но своим громким объявлением она хотела вернуться к основам. Она хотела продемонстрировать рецепты, которые мог бы приготовить обычный пекарь.

— Моя любимая часть выпечки — кормить людей, которых я люблю, — сказал Монтгомери. — Я надеюсь, что эти рецепты помогут другим сделать именно это.

Мы пили латте и чай, разговаривая о жизни, семье и еде, и это был первый раз на моей памяти, когда мое интервью так чудесно прошло.

Я завершила наше времяпрепровождение напоминанием, в котором так нуждаются многие из нас в индустрии— есть жизнь за пределами кухни… и она прекрасна.

Я резко выдыхаю, пытаясь проглотить комок в горле, и переключаю свое внимание на рецепты, над которыми она так усердно работала этим летом. Только теперь они упростились и обрели смысл.

Банановый (Нана) хлеб — тот, который вернул меня в норму.

Печенье M&M — названо в честь моих любимых людей.

И, наконец, та, от которой у меня горят глаза.

Тирамису Мэй — женщине, с которой я так и не познакомилась, но которая вырастила двух замечательных мужчин. Я надеюсь, что пойду по вашим стопам, став фантастической мамой для мальчиков.

Закрыв журнал, я закрываю глаза, потому что слезы вот-вот хлынут сами собой. Откинув голову на спинку дивана, я пытаюсь выровнять свое прерывистое дыхание.

Я не хочу забегать вперед, но, судя по тому, что я прочитал, Миллер возвращается.

Она возвращается домой.

Я выдыхаю неверящий смех от осознания этого, глупая легкомысленная улыбка появляется на моих губах, потому что впервые за тринадцать дней мой мир кажется правильным.

— Я вижу, ты не слишком беспокоишься об этих морщинах. Раз так сильно улыбаешься.

Этот хриплый тон мне так нравится. Тот, которого я не слышал слишком долго.

Мои губы изгибаются только сильнее, пока я держу глаза закрытыми, наслаждаясь осознанием того, что она вернулась.

Она, блядь, вернулась.

— Тебе, наверное, стоит посоветовать мне что-нибудь по уходу за кожей, Миллер, потому что у меня такое чувство, что эта улыбка никуда не денется.

Она смеется глубоким горловым звуком, и именно тогда я наконец открываю глаза, ожидая подтверждения.

Вот и она.

Миллер стоит, облокотившись на перегородку, отделяющую гостиную от столовой, в платье цвета лесной зелени, которое делает ее глаза более яркими. Волосы распущены, татуировки на виду, а этот верх