Журнал «День и ночь» 2010-1 (75) - Лев Роднов

ДиН стихи

Дмитрий Мурзин

Разрыв шаблона

Замысел для рассказа стал эпопеейВ двух частях: «Выпивка» и «Закуска».Просишь короче? Короче я не умею.Хочешь о грустном? Что же, давай о грустном.

Сбегал за литром с первого гонорара.Не приходя в себя, стал «каким-то кем-то».И под фанфары с запахом перегараВносит в культуру свою нетрезвую лепту.

Угрюмо твердит, что мы — впереди Европы,Что нету такого ни в Старом, ни в Новом Свете,Что накопили изрядный духовный опыт,Чтоб передать его этим… как его… детям.

Держит ответ, не помня о чём спросили.Будет банкет — всё остальное не важно.Потом твердит, что страшно трезветь в России…А пропивать Россию уже не страшно?

Выключи свет. Задохнись в полумороке мрака.Думать о смерти не поздно уже и не рано.Стыдно быть плевелом, но полновесности злакаНе ощущаешь в себе, до второго стакана.

Стыдно и тошно. Хоть совесть теперь и не модна.Пули ещё не отлиты, не льются слёзы,Можно дышать, да только дышать свободноНе получается. Даже в презренной прозе.

О. М.

В суставах хруст аттических солей,Век-волкодав и он же век-заноза,Такие нас трясут метаморфозы,Что ваш Овидий, что ваш Апулей.

Я — середина списка кораблей.Египетская марка, четверть прозы,Шум времени и Тютчева стрекозы,Московский гной, воронежский елей.

Я — смешан рай, и ад, и Ленинград, —С военной астрой вышел на парад.Я — камень, но не камень преткновенья.

И с головой, закинутой до пят,В пустом восьмом трамвае невпопадЧитаю вам своё стихотворенье.

C. Самойленко

Музыкант мотив начинает вброд,И становится чуть теплей,Если вдруг аккорд музыкант берёт —Много взял на себя, злодей.

Дребезжит чуток барабанов жесть,Духовых потускнела медь,Если всё вокруг принимать, как есть,То останется только петь.

Петь и знать, что — кончено, не простят,Петь своё до кровавых слёз…Но верхи фальшивят, низы басят,И весь мир летит под откос.

У Лукоморья — дуб зелёный,Из Александровского сада,И днём и ночью кот учёный,среди кирпичного надсадаИдёт налево — песнь заводит,На розу жёлтую похожий…Там чудеса, там леший бродитУ ног прохожих.

Там на неведомых дорожкахпчелиный рой сомнамбул, пьяниц,Избушку на куриных ножкахПечальный сделал иностранец.Там о заре прихлынут волны,Такси, с больными седоками,Там лес и дол видений полны,С особняками.

Там королевич, мимоходом,Плывёт в тоске замоскворецкой.Там в облаках, перед народом,Блуждает выговор еврейский.И от любви до невеселья,Там ступа с Бабою-Ягою,под Новый год, под воскресеньеИдёт, брёдет сама собою.

Там царь Кащей над златом чахнет,И пахнет сладкою халвою,Там русский дух… там Русью пахнет!Над головою.

Возвращается из командировки муж — небрит, колюч,На день раньше — у жанра свои законы.В скрипичную скважину вставляет скрипичный ключ.В квартире накурено, не прибрано, даже воздух лежит неровно.

Время течёт как-то наискосок.Муж вроде только вошёл, а уже проверяет спальню,И любой чужой запах, окурок, носокВоспринимает слишком буквально.

Заглядывает под кровать, в шкаф кидается,Открывает, а там электрический свет, поезда, вагоны…И металлический голос: «Осторожно, двери закрываются,Следующая станция — „Разрыв шаблона“».

Герой лирический замаливает нелирические грехи: — Милый автор! Отпусти и дело с концом! — Нет! — отвечает Автор и пишет стихиПро Ложь в обличии женском и Неправду с мужским лицом.

Классический треугольник вписан в порочный круг,Стало быть — больше сумерек, меньше света,Герой любит Ложь, Неправда Герою друг…Что ещё нужно Автору для сюжета?

Символ? Деталь? Лакомство для ума?Чтобы повествованье буйствовало, кипело,Ложь называет Лирического «моя Чума»,Приходит и говорит: «Время твоё приспело».

Герой чувствует себя бабочкой за стеклом,Бьётся в стены своей прозрачной тюрьмы,Выхода нет, и, когда они за столом,Она называет это пиром во время Чумы.

По воле Автора бабочка уходит вразнос,Стены прозрачной тюрьмы состоят из трещин,И в одну из них видны Ложь и Неправда, целующиеся взасос,И в жизни Лирического лжи и неправды становится меньше.

Автор ставит точку. Автора не гнетётВопрос, кто станет товаром, а кто дельцом,Кто обманет кого, кто кого переврёт:Ложь в обличии женском? Неправда с мужским лицом?

Нет, уж лучше эти, с модерном и постмодерном……Но уж лучше эти, они не убьют хотя б.

Как бы нам ни стелили, как бы нам ни спалось,Лучше — чтобы убили, чем вот так, как пришлось.

Лучше чем эти невольно-вольные стилиВыгибоны, впадины, пируэты…Знаешь, как было б надёжно, если б убили,А не это, вот так, вот этим, вот через это.

Потому-то пора уходить со сцены, снимать пуанты, стирать белила,Объявлять об отказе участвовать в этом концерте…

Чем, скажите, смерть вам так сильно не угодила,Что всё это вдруг кажется лучше смерти?

ДиН стихи

Ася Сенина

Веснушки

Здравствуй, мальчик в зелёной кепке!Ты теперь, по данным разведки,Не один — ну так будь же счастлив,Мой прекрасный.

Небо свесило тучек месиво.Посмотри, как глазам весело.Далеко ускакали годы.Далеко ли?

Ты себя хоть разок спрашивал,Для чего моё небо раскрашивал,И зачем эти цепи горныеТакие задорные?

Ассонанс этих линий судеб.Декаданс. И плевать на судей.«Я тебя никогда не забуду».Если буду.

Зима пришла твоим голосом,Вписанным в буквы неправильно,Вкусом клюквы, снегом заправленным,Другим маршрутом автобуса.

Зима пришла. Южным полюсомПовернулась к нашему солнышку.На белом песке — вспомнишь ли? —Пальцы чертили полосы.

Зима пришла, как обещано,Коротким письмом — затрещиной —Нежданным, негаданным, правильным,Далёким, родным. Неотправленным…

Дожилась до осеннего солнышка,Домечталась до снежной зимы.Счастье, правда, осталось на донышкеИ успело уже остыть.

Руки снова летают в воздухе,Ноги снова танцуют навзрыд,А слова суховатой поступьюУдаляются — путь открыт.

Выход найден. И свет расходитсяПо тоннелю в конце души.Только поезд мой не заводится,И растеряны карандаши.

Зимою не хватает слов,Чтоб выйти в лес и стать поэтом,Чтоб сотни тихих голосовПоймать рукой необогретой.

Замёрзшей ручкой записатьДупло в столетнем исполине,И на полях зарисовать,Что на ветвях рисует иней.

Нет, не удержишь между строкЕловый запах, запах снега,Как пахнет высохший листок,Закат рябинового цвета.

Как пахнут сумерки в лесу,Как стонут по ночам деревья.И я с собою унесуХолодный нос и настроенье.

«…вчера мы хоронили Астафьева…»