Элрик: Лунные дороги - Муркок Майкл

Какатанава! Это слово произносили как проклятье, и оно явно относилось ко мне. Клостергейм заговорил с ним жестко и настойчиво, несомненно, взывая к здравому смыслу, и постепенно Молодой Двуязыкий, хмурясь, начал слушать. Потом он хмурился и кивал. Затем, так же хмурясь, вернулся, касаясь пальцами своих шрамов. Он подобрал свою котомку и показал на большую хижину в стороне от других, рядом с небольшой рощицей и грудой камней. Заговорил, серьезно и долго, вдохновенно жестикулируя и тыча пальцами.

Затем он что-то пробормотал и позвал женщин, стоявших неподалеку. Отдал приказ группе воинов. А после знаком приказал нам следовать за ним, все с тем же кислым выражением лица, и нехотя направился к большому типи.

– Это хижина совета, – усмехнулся Клостергейм, – их вариант городского собрания.

Мы с Гуннаром пошли за Клостергеймом и его приятелем к хижине совета. Насколько я понял, мы собирались обсуждать нападение на Золотой город. Свое оружие мы оставили на попечение нашей команды. Их оружие настолько превосходило туземное, что они могли не бояться «скрелингов».

Несмотря на это, в хижину шамана я вошел с неловким ощущением, будто мне сделали одолжение.

Глава двенадцатая

Видение в хижине

Ты не спрашивай про имя, кто народ мой и где жил он, Но останься и послушай о мистическом призванье, Как я путь во сне увидел. Снился сон мне о терпенье и о том, как все свершилось. Как придумывал законы, мирно под одною крышей Жил да был народ могучий. К одному они стремились, правду гор найти желали, Мудрость леса, сны пустыни, а потом назад вернувшись, Знанья принести народам. Мы затем раскурим трубку, заведем с тобой беседу. Вспомним доблесть, добродетель. Дымный дух из красной трубки Сны и подвиги покажет. Говорящий сам увидит, слушатель услышит братьев, И сестер, и матерей, жителей лесных почует Голоса и духов неба. Пусть живут легенды вечно о проворных и везучих, Как бежал зайчишка белый, как летел и каркал ворон, Как медведь на них бросался, и сражались мы с врагами. Расскажи, что все мы братья. Вспомни подвиги, отвагу, Дым вдохни из красной трубки, он твою утешит душу. У. С. Харт. Хобовакан

В большой хижине было очень жарко, моим слабым глазам потребовалось время, чтобы привыкнуть к полумраку. Постепенно я разглядел посреди жилища костер, вокруг которого были кучами навалены шкуры животных. С одной стороны меховая куча была побольше, ее покрывала выделанная белая кожа. Я решил, что это место Ипкаптама. Для него сплели нечто вроде трона из ивовых ветвей. Некоторых животных я не смог определить по шкурам. Видимо, они принадлежали к местным видам.

В воздухе стоял густой аромат разных трав. В тлеющем огне лежало несколько круглых камней, от которых к вершине типи медленно поднимался густой дым. В хижине сильно пахло выделанными шкурами, животным жиром и, кажется, мокрым мехом. А еще мне сразу вспомнился запах раскаленной стали.

Я спросил Клостергейма, в чем причина столь неуютной обстановки. Он заверил меня, что опыт будет увлекательным и поучительным. Гуннар заявил, что если бы он знал, что произойдет нечто подобное, то с мечом в руке принудил бы этих ублюдков к сотрудничеству. Поняв по тону голоса, о чем он говорит, Ипкаптам незаметно усмехнулся. На мгновение его понимающий взгляд пересекся с моим.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Когда мы все зашли, полог задернули и завязали, и сразу стало намного жарче. Я держался как мог, помня, что в жару порой теряю сознание; у меня уже начала немного кружиться голова.

Клостергейм сел слева от меня, Гуннар справа, а шаман пакваджи прямо передо мной. Довольно странный совет собрался в хижине из бизоньих шкур. С шестов свисали всевозможные сушеные гады и отвратительно пахнущие травы. В мирах снов мне встречались способы поиска мудрости и похуже, но пахли они не в пример приятнее. Мозг мой никак не мог припомнить, случалось ли мне уже побывать на подобном совете. Ипкаптам в головном уборе из белых перьев, в бусах из бирюзы и малахита, медных браслетах и с шаманской котомкой со всем ее содержимым выглядел весьма внушительно. Он отдаленно напомнил мне Предков, богов, говоривших со мной в Саду дьявола. Я отчаянно пытался вспомнить их слова. Вдруг они сейчас пригодятся?

Шаман достал большой плоский барабан и начал бить в него – с оттяжкой, медленно и ритмично. Из груди его рвалась песня. Она предназначалась не для нас, а для духов, которых он призывал для проведения ритуала. Большая часть слов и переливов голоса были вне досягаемости даже для моего, весьма чуткого, слуха.

Клостергейм наклонился над костром и плеснул воду на разогретые камни. Они зашипели, исходя паром, и напев Ипкаптама стал еще громче. Я дышал глубоко и ритмично, но это давалось мне с трудом. Шрам на лице шамана, который казался мне неровной раной, теперь обрел форму. Из-под его лица будто показалось другое, зловещее и насекомообразное. Я попытался вспомнить то, что знаю. Меня тошнило, голова кружилась. Может, пакваджи вообще не люди? Может, они просто похожи на людей? По словам Клостергейма, подобные сомнительные создания здесь не редкость.

Я чуть не потерял сознание, но меня взбодрил изменившийся голос Клостергейма. Он запел, как монах, на греческом излагая историю о пакваджи и их сокровищах. Подбросил дров в костер, подул, пока камни не раскалились докрасна, а затем снова плеснул на них воды. Огонь вновь заплясал, отбрасывая тени, жар усилился настолько, что я не мог ясно думать. Все силы уходили на то, чтобы оставаться в сознании.

Бой барабана, ритмичная песнь, странные слова, – все это завораживало. Я терял контроль над собой. Неприятное ощущение, и я уже испытывал его раньше – эта мысль меня отчего-то подбодрила. Я надеялся, что есть некая высшая цель и ради нее можно и потерпеть неудобства.

В юности, проходя обучение, я поучаствовал во многих подобных ритуалах. Поэтому не стал удерживать свое сознание и позволил себе окунуться в темную безопасность жара и теней, пения и ритмичных ударов. Назвав это безопасностью, я имел в виду нечто вроде смерти. Все мирские и материальные заботы исчезают. И человек остается один на один с собственной жестокостью и потребностями, став их жертвами. Человек может по-настоящему изучить реальность своей души, осудить самого себя, испытать раскаяние и простить. В этой довольно странной психической спирали ты получаешь искупление или рождаешься вновь, очистившись, и в этом состоянии тебя посещают видения. Откровения часто бывают результатом подобных ситуаций. Ипкаптан извинился за то, что традиционной курительной чаши из красного камня, принадлежавшей его племени, больше нет, и, достав большую церемониальную трубку, разжег ее щепкой из костра. Он повернулся ко всем сторонам света, начав с востока, распевая что-то непонятное и раскуривая трубку. Затем поднял ее вверх. Снова начал петь и выпускать дым. А потом передал трубку Клостергейму – тот знал, что с нею делать.

Теперь Ипкаптам начал говорить о великом прошлом своего племени. Раскатистым голосом он описывал, как Великий Дух создал его народ глубоко под землей. Первые существа, сделанные из камня, были сонными и двигались медленно. Они, в свою очередь, создали людей, чтобы те им служили, а затем великанов, что защищали их от мятежников. Люди убежали от великанов в другую землю, землю пакваджи.