Элрик: Лунные дороги - Муркок Майкл

Звон металла сделался громче, словно в ответ на слова Гуннара. Человеческие голоса различимее. Они произносили слова на языках, которых не знал ни один из нас. Из ледяной тьмы появились другие звуки, которые оказалось не так легко опознать, – вздохи, бульканье, чмоканье, точно предсмертные старушечьи хрипы.

Но «Лебедь» продолжал лететь прямо вперед, повинуясь ударам кулака Гуннара и ритмичной песне.

А затем пение прекратилось.

И снова навалилась тишина, слышался лишь скрип весел. Мы почувствовали, как корабль потянуло, словно огромная рука подхватила его снизу и поднимала вверх. Воющие голоса. Вихрь. И все же нас тащило скорее в воду, чем из нее.

Я задыхался от наполнившей рот соли. Изо всех сил цеплялся за снасти, которые мог нащупать во тьме, все еще слыша за спиной хохот Гуннара. Он снова начал петь; казалось, капитан направляет корабль прямо в кипящий водоворот. Корабль скрипел и стонал, как никогда раньше. Он сильно накренился, и последние удары весел больше не укладывались в ритм песни капитана.

Раздался страшный треск. Я был уверен, что корабль разваливается на части. Затем послышался жуткий звон, будто кто-то разом ударил по струнам. Этот странный аккорд поглотил меня, каждый нерв запел в унисон с ним, он потянул меня и весь корабль ввысь, и мы полетели вверх так же быстро, как падали вниз. Ослепительный белый свет залил горизонт. Легкие наполнились водой. Я понимал, что потерпел неудачу, что мне осталось жить лишь несколько мгновений, и я так и останусь висеть, привязанный к снастям Ягрина Лерна.

Корабль начал вращаться вокруг своей оси, вертеться, уносимый потоком воды, пока я совершенно не потерял ориентацию. Неожиданно яркий свет потускнел и стал бледно-серым. Шум перерос в неумолчный крик, и я вновь услышал хохот Гуннара – он ревел, требуя, чтобы гребцы вернулись к веслам.

– Гребите, парни. Хель почти позади!

И они продолжали грести все с той же невероятной слаженностью, мускулы их вздувались и чуть не рвались от усилий, Гуннар поднял свой сияющий шлем к небесам и указал туда. Вот он, знак, что мы ушли из сверхъестественного мира.

Яркий свет погас. Над нами расстилалось темнеющее серое небо. Позади плясал водоворот, но нам удалось увернуться от него, и теперь мы равномерно гребли, удаляясь прочь.

Перед нами возникла высокая лесистая береговая линия с множеством небольших островков. Тяжелые тучи висели над головой, но, судя по характеру света, закат был не за горами.

Грохот водоворота остался позади. Что за невероятные чары помогли нам совершить такой странный переход? Гуннар хозяйской рукой обвел побережье.

– Узрите пропавший континент – Винландию! – изрек он с ироничным ликованием, наклонившись вперед, словно желал насытиться видом. – Греки называли его Атлантидой, римляне – Туле. Все народы именуют его по-своему. Многие погибли в поисках этой земли. Мало кто осмелился заключить такой договор, как я, чтобы добраться сюда…

Поднялся туман. Береговая линия исчезла в нем, словно богам надоело позерство Гуннара. Весла поднимались все медленнее, корабль продолжал двигаться вдоль холодного течения. Мы смогли разглядеть темнеющие очертания поросшего елями каменистого побережья и узкие недружелюбные отмели. Гуннар повел корабль между скалистыми островами, словно знал, куда идти. Следуя течению, мы вошли в бухту и, должно быть, приближались к подходящему месту для стоянки, но нам еще оставалось обойти несколько мелких островков.

Я почувствовал запах земли. Густой сосновый дух и аромат папоротниковых зарослей, полных жизни. По крайней мере в этом Гуннар оказался прав.

Асолингас первым увидел дом. Он показал пальцем и вскрикнул, чтобы привлечь внимание Гуннара.

Гуннар громко выругался.

– Клянусь вам, Элрик, мне сказали, что в Винланде нет никого, кроме дикарей, и я заплатил немало золота и душ за эту информацию.

– А кто сказал, что это не дикари?

Даже после всех лет, проведенных здесь, я не видел особой разницы.

– Такой же дом могли построить в Норвегии на прошлой неделе! Это не те жалкие поселенцы, с какими мы расправились в Гренландии, – разъярился Гуннар. – Проклятые колонии Лейфа должны были давно погибнуть! А мы идем прямо в порт, где стоит, должно быть, дюжина кораблей викингов, а они-то уж точно поймут, зачем мы сюда пришли!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Он приказал табанить и сушить весла. Мы подплыли к острову, на котором стоял дом. Сгущались сумерки, и в окнах нижнего этажа уже зажегся свет, отбрасывая отблески на окружающие заросли. Окна прикрывали сплетенные из веток решетки – они пропускали свет и защищали от посторонних глаз днем, но ночью сквозь них мало что было видно. Я надеялся, что это какой-то постоялый двор. Над трубой вилась тонкая струйка дыма. Хороший крепкий дом, с мощными дубовыми балками и белой штукатуркой, такие строят зажиточные крестьяне повсюду, от Нормандии до Норвегии. Он был немного выше и чуть круглее, чем обычно, но это, скорее всего, объяснялось местными материалами и условиями.

Существование дома, разумеется, указывало на то, чего так боялся Гуннар, – колония Эрикссона не только выжила, но и процветала, создав свою независимую культуру, такую же типично скандинавскую, как в Исландии. Строение таких размеров и из таких материалов говорило Гуннару и еще кое о чем. О том, что здесь наверняка существуют каменные укрепления и изощренные защитные сооружения. О безжалостных людях, что сражались с туземцами-скрелингами и имели собственный кодекс чести, который требовал биться насмерть. И о том, что один корабль, пусть и такой, как наш, не сможет захватить даже гавань, не говоря уж о целом континенте.

Я, разумеется, не разочаровался. С туземцами я не ссорился и на их владения не зарился. Гуннару, однако, пообещали здесь королевство, но оказалось, что король у него уже есть.

Миновав дом, мы ожидали увидеть за ним целый город, но ошибались. Береговую линию покрывали девственные леса и голые галечные отмели, изредка прямо из воды поднимались огромные каменные плиты. Когда наконец опустилась ночь, стало ясно, что никакой гавани поблизости нет. Гуннар все еще осторожничал. Он не собирался расслабляться раньше времени. Здесь имелось не меньше дюжины островов, на которых мог скрываться укрепленный город приличных размеров. Его положение капитана вдруг стало шатким. Он обещал своим людям заброшенный город из золота, а не каменный, да еще и набитый крепкими воинами. Настроения на корабле начали быстро меняться.

Среди этой водянистой, пропахшей соснами тьмы свет горел только в доме на острове. По крайней мере, прямо сейчас нам ничто не угрожало. А если бы кто-то и бросил нам вызов, то Гуннар поприветствовал бы викингов, как брат, это я точно знал. Он бы попытался выиграть время и постарался найти слабые стороны, а для начала начал бы нахваливать их, льстить и рассказывать фантастические истории.

Гуннар облегченно вздохнул. Он отдал приказ грести к острову. Отчего-то мне хотелось надеяться, что обитатели дома смогут защитить себя. Но как только мы начали искать, где бросить якорь, свет в доме погас.

Я посмотрел на звезды. Созвездия показались мне более знакомыми, чем те, что остались позади. Неужели я каким-то образом вернулся в мир Мелнибонэ? Интуиция подсказывала, что мои сны и мои реальности никогда раньше не были так близки.

Глава одиннадцатая

Клостергейм

Гневом достославные корсары бушевали с пеной на устах, И, кляня бесплодную судьбу, бросились, держа клинки в руках. Лонгфелло. Владыка пропавших

Если не считать лампы, светившейся в окне, мы не нашли никаких свидетельств тому, что дом обитаем. Наши парни совершенно выбились из сил. Гуннар понимал это и приказал им сушить весла. Перса послали на нос с ватерпасом. Тут было неглубоко, но, когда мы бросили якорь, ему оказалось не за что зацепиться. Под нами были скалы. Брошенный мельничный жернов тоже скользил. Наконец нам удалось как-то закрепиться, видимо, за переплетенные водоросли. Корабль некоторое время дрейфовал, затем медленно остановился, и птица-дракон на его носу надменно нацелилась в глубь таинственного континента.