Немой набат. 2018-2020 - Анатолий Самуилович Салуцкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда выпили, Синягин снова вернулся к прошлому:
– Да-а, любопытные времена были на исходе хрущёвской баламути. Конечно, я того не понимал, но позже, заматерев, наблюдения давних лет, как говорится, привёл в систему и задним умом обнаружил в тех событиях, в той жизни мно-ого предвещательных признаков.
Донцов чётко уловил настроение Синягина. В памяти мелькнули сочинские беседы с профессором из «Курчатника», к тому же они только что приняли грамм по семьдесят крепкого «Мартеля», спешки не было. И Виктор плеснул бензинчика в костерок серьёзного разговора. Не то спросил, не то подумал вслух:
– Иван Максимыч, я разумею, сегодня предвещательных явлений да признаков тоже немало.
Синягин в упор глянул на него.
– А ты, Власыч, мужик непростой. Кабы тебя через мой магнитно-резонансный томограф не пропустили, да ежели бы ты за свою Поворотиху так не страдал, я бы осторожничал, лукавство заподозрил. Я ведь не рубаха-парень, Владимир Васильич знает мою подозрительность.
Вова кивком подтвердил.
– А относительно предвещательных примет…
Плеснул в бокал ещё коньяку и, не пригубляя, стал расхаживать по кабинету. Сперва молча, потом обратился к Донцову:
– Давай, Власыч, глянем на происходящее с точки зрения логики. Могучая, между прочим, наука. Ныне-то она в глухом загоне, о ней в верхах и понятия не имеют. А вот некий недоучившийся семинарист, взявший себе гениальную партийную кличку Сталин, на одном из совещаний с учёными – это, кстати, исторический факт! – задал вопрос: «А здесь логики присутствуют?» Логиков не пригласили, и экстренно вызвали знаменитого профессора МГУ Асмуса. Светило! Да, были люди в наше время, не то что нынешнее шоу лилипутов. При Сталине основы логики в школе изучали, во как! И, говорю, давай, Власыч, будем рассуждать логически. Может ли система власти не прийти в движение, если впереди маячит двадцать четвёртый год?
– Да там столько вариантов, что предугадать невозможно.
– А ты, Власыч, с логикой не в ладах. Предугадать невозможно, это верно. Но речь-то о текущих днях. Именно непредсказуемость правит сегодня бал. Не-пред-ска-зу-емость!
Синягин начал увлекаться, быстрее зашагал по кабинету чуть хлебнул коньяка.
– А чем вечно аукается непредсказуемость? Тут опять логика подсказывает: внутрисистемными конфликтами в высших эшелонах власти. Сегодня вдоволь талдычат, что уровень жизни народа на спаде, недовольство растёт, рейтинги падают. Да, так! Но что в верхах деется? Там ведь свои процессы идут, без внешних сенсаций, ладохи аплодисментами никто не утруждает. Но политические часы тикают неумолимо, транзит власти всё ближе.
И снова в памяти Донцова возник отзвук сочинских бесед – тот же стиль, та же глубина, новые подходы к общеизвестным темам.
– Всегда и везде политическая система состоит из разных звеньев, гибко соединённых друг с другом. Как цепь: неразрывна, однако со свободой манёвра. И сегодня звенья системы как бы возбудились – у них свои эрогенные зоны есть, – интересы властных кланов вступают в противоречие с общим смыслом режима.
Угадав в глазах Донцова непонимание, нажал:
– Пойми главное! Раньше строили вертикаль власти, консолидировались вокруг стабильности. А теперь ключевые опоры Кремля преследуют собственные цели. Нет, поторопился, поторопился главный путинский интеллектуал верноподданнейший Сурков с предсказаниями грядущего века путинизма. Неизвестно, как всё повернётся, какие ещё «Мерлезонские балеты» нас ждут, по словам Салтыкова-Щедрина, «в чаду прогресса». Непред-сказу-емость!
– Иван Максимович, но ведь есть же внешняя политика, где полное единство целей и подходов. – Донцов сам не был уверен в этом единстве, учитывая позицию Кудрина, Грефа и других именитых поборников западных идей. Тявкнул скорее для того, чтобы заявиться участником разговора, а не просто студентом-слушателем.
Но Синягина кудринско-грефовские частности не интересовали, он смотрел шире.
– Слушай, Власыч, ты же неглупый мужик. Неужели не понимаешь, что консенсус в сфере внешней политики для всех звеньев системы служит подтверждением их лояльности режиму? Мы – за! Мы – свои! И более ничего. Кроме оборонщиков и дипломатов, остальные погрязли в корпоративных проблемах и без запинки дают консенсус, чтобы им не мешали решать свои задачи.
Вдруг взорвался:
– Ну как ты не понимаешь! Теперь у крупнейших привластных игроков своя повестка. Драка пошла в открытую, а ты ушами хлопаешь. Генпрокурор Чайка в Совете Федерации кроет коррупцию в ФСБ – где это видано, чтобы фээсбэшников пачками за миллиардные взятки вязали? Глава Следкома Бастрыкин лупит по Роскосмосу. Счётная палата ставит под сомнение дееспособность правительства. Газпром проявляет недовольство слишком широкими планами по сжижению газа, Росатом рвёт своё. Глава Госдумы Володин гонит с трибуны министра эконом-развития. Транзит власти – окно возможностей, драка за перехват управления. Каждый жаждет крикнуть громче других. Соперничество вступает в фазу толкотни локтями. Ты не знаешь, а я в оцеплении стоял, видел, как по праздникам члены Политбюро поднимались на трибуну Мавзолея. Впереди Брежнев, а за ним Суслов и Кириленко толкаются, локтями друг друга в бок мутузят, каждый хочет проскочить вторым.
Синягин энергично имитировал толкание локтями и слегка пролил коньяк.
– Тьфу, дьявол! – Поставил бокал на журнальный столик.
И в третий раз Донцов вспомнил прошлогодние сочинские разговоры, на этот раз по другому поводу. Михаил Сергеевич тоже начинал с любопытных баек и наблюдений за текущей жизнью. Но Донцова не покидало ощущение, что через интересные подробности он намеренно уходил от обсуждения каких-то главных тем, искренне волновавших его. Однако, встретив достойного собеседника, вдобавок умеющего слушать, профессор не сумел удержаться в рамках умолчания о душевных тревогах и, как принято говорить, пошёл на глубину. Донцова не без оснований ещё с институтских лет считали как бы натур-психологом, он от природы умел неплохо распознавать людей, жизнь дала немало примеров его проницательности. И он угадал в Синягине тот же психотип: всё, о чём увлечённо повествует Иван Максимович, – не более, чем гарнир, скрывающий некие глубинные мысли. И нужно аккуратно подтолкнуть его к размышлениям о главном, которое очень важно и для Донцова, ибо родственность их восприятия жизни несомненна.
– В общем, Власыч, ситуация изменилась круто. Согласен?
– Пожалуй, – нейтрально ответил Виктор.
– А в чём она изменилась? Можешь кратко сформулировать? – Синягин как бы снова перешёл к форме допроса. – Одной фразой!
Донцов неопределённо пожал плечами, и Иван Максимович как-то даже по-мальчишески, с гордостью за самодошлые выводы выпалил:
– Раньше элитарии прикремлёвские делали только то, что им
