Прах и пепел - Татьяна Николаевна Зубачева

– Вы не слушаете меня, Джен.

– Я устала, Рассел. Вот и мой дом. Спасибо, что проводили.

Эркину сегодня повезло. Они с Андреем отхватили классную работу. Правда, получилась третья смена, но заплатили прилично и сказали, чтобы через два дня они были на месте. И самое главное. Если выгорит то, что Андрей придумал…

…Андрей пришёл с утра таким, что он понял: что-то случилось. И сразу встревожился.

– Что ещё?

– Пока ничего, – Андрей изо всех сил сдерживал себя. – Я, знаешь, с кем вчера вечер просидел?

– Только мне и дела, за тобой следить!

– Дашу и Машу помнишь? – не обиделся Андрей. – Из больницы.

– Помню. Хорошие девчонки.

– Ну вот. Они, знаешь, что сделали?

– Скажешь – буду знать.

Андрей быстро огляделся. Они работали на складе, переставляя в указанном порядке ящики. Работали вдвоём и под крышей. Классная работка!

– Они себе документы выправили и на Русскую Территорию уезжают, – выпалил Андрей.

– Ну, счастливо им, – вздохнул он.

– Ты что, не понял? Мы ж тоже так можем!

– Что можем?! Да как ты это сделаешь? Туда, знаешь, какие документы нужны? Нашим справкам не чета!

– Ты слушай, – быстро шептал Андрей. – Угнанных пускают всех. Ну, кого Империя с Русской Территории согнала. Так вот, они, ну, Даша с Машей, поехали в Гатрингс, в комендатуру, заявили о себе, и им бумаги со слов заполнили и удостоверения выдали, с фотографиями, печатями, как положено. Со слов, понял? И они заявление на выезд подали. Получат ответ и поедут. Здоровско?

– Здоровско, – согласился он. – Но они-то…

– А мы чем хуже? На Русской Территории всей этой хренотени с расами нет. Там же Россия теперь. Ты подумай.

– Ах, чёрт! – он чуть ящик не выронил. Как же он сразу не сообразил?! Все ж говорят, что у русских цветных не прижимают. Живи где хочешь, работай кем хочешь. Это ж, это ж… – Слушай, это ж мы жить будем…

– А я про что? – Андрей победно ухмыльнулся. – Оформимся и айда.

И тут он сообразил. Андрей русский, Женя русская, а он? Его братство с Андреем это ж… так, бумажка, скажут – совпадение, и всё. Как он докажет? Индеец, из питомника, раб… нет, ему не проскочить.

– Ничего, – Андрей, выслушав его, тряхнул головой. – Мы так сделаем. Я рвану, разнюхаю всё, вернусь, и будем решать.

– В Гатрингс рванёшь?

– Посмотрим. Близко слишком, раньше времени светиться неохота…

…На том они и порешили. Андрей остался на станции, чтобы с попутным товарняком добраться до какого-нибудь города с комендатурой, а Эркин побежал домой. По просьбе Андрея заскочил к нему предупредить хозяйку, чтоб не забазарила о пропаже жильца. Эркину повезло: она как раз вешала бельё на заднем дворе под сооружённом Андреем навесом. Встретили Эркина неприветливо, но выслушали.

– А мне по всем хренам, где его носит, остолопа этакого. И ты проваливай!

С этим напутствием Эркин и ушёл. К дому он подходил с непривычной стороны и поздно заметил стоящую у калитки пару. Женя? А с ней кто? Ах, чёрт, и сворачивать уже некуда. Ну, гнида белая, ты ещё попадёшься мне. Лишь бы Женя не окликнула.

Рассел замолчал на полуслове. Женя вскинула на него глаза. Он смотрел поверх её головы куда-то вдаль. Она повернулась и увидела приближающегося к ним мужчину в рабской куртке. И сразу узнала Эркина. Холодная волна страха поднялась по ногам к груди, сдавила горло. Что делать?!

Не меняя шага, Эркин прошёл мимо них, позволив себе лишь мгновенный искоса взгляд. Но столкнулся взглядом с белым и понял: зря посмотрел.

– Идите, Джен. Ну же. Запритесь и ничего не бойтесь.

– Но, Рассел, ради бога…

Рассел вталкивал её в калитку.

– Запритесь, Джен. Спокойной ночи.

Женя попробовала вырваться, но железные пальцы Рассела так сжали её, что боль стала нестерпимой, и она поддалась нажиму, вошла в калитку, захлопнула её за собой и… господи, что же это такое?! Что же теперь будет?!

Она прислушалась. Тихо. И медленно, не ощущая, что плачет, пошла в дом.

Втолкнув Джен и услышав щелчок замка, Рассел бросился вдогонку за индейцем. Нет, больше он не позволит этому… существу вот так здесь разгуливать. Хватит, пора положить этому конец. Куда он пошёл? А, вон же, идёт. Как ни в чём не бывало. Скотина этакая.

Услышав за собой шаги, Эркин обозлился. Теперь эту скотину за собой таскать, уводить подальше от Жени. «Ну, сам напросился, сволочь белая. Я тебе не безгласный спальник, я по команде „руки за голову“ больше не лягу. Хватит! Ты у меня близко к Жене больше не подойдёшь. Ну, ладно…».

Эркин шёл быстро, но не настолько, чтобы его потеряли из виду. Крутил, петлял. Преследователь не отставал. Если у сволочи пистолет, то игра получается слишком рисковой. Но… хотел бы застрелить, так застрелил бы уже. Теперь так…

Рассел старался не отпускать индейца далеко. Сначала он испугался, что индеец сразу сбежит в Цветной квартал, а там одинокому белому слишком опасно, туда и днём полиция только полным составом патруля рискует забираться. Но индеец, похоже, не заметил слежки и не спешил. Крутился среди домов, изредка оглядываясь, и Рассел едва успевал спрятаться в тени или за углом. Ну что ж, тем лучше. В крайнем случае, пистолет с собой. Индеец словно почувствовал что-то, стал чаще оглядываться, прибавил шагу. Рассел вытащил пистолет…

Эркин оглянулся ещё раз, проверяя, не отстал ли беляк, и побежал. Уже по прямой к городскому парку. Там в это время никого нет, никто не помешает, но и не поможет никто. Зато далеко от дома, и если что, то Женя не при чём. Добежав до границы парка, он с ходу перепрыгнул ограду. В этом месте невысокая, со стороны улицы, каменная кладка прикрывала отвесный почти десятифутовый обрыв. Приземлившись на четвереньки, Эркин мгновенно вскочил на ноги и кинулся назад, прижался спиной к холодной кладке, укреплявшей склон. И прислушался. Если слишком оторвался, то, потеряв его, беляк может и обратно попереться. Обидно будет. Эркин подобрал несколько камешков, вытащил из кармана и раскрыл нож. И стал ждать.

Тучи поредели, и луна просвечивала размытым неясным пятном. Задыхаясь, Рассел подбежал к ограде и остановился. Неужели упустил? Обидно. Найти в ночном парке прячущегося практически безнадёжно. Но… но неужели у скотины здесь логово? Хотя… Это днём в парке цветных не бывает, разве только муниципальные уборщики и то на центральной аллее, а ночью ни одного белого. Так что… Вполне возможно. Соорудил себе шалаш в укромном месте, всё-таки индеец, могла сработать генетическая память. Но