Прах и пепел - Татьяна Николаевна Зубачева

если умело надавить, и этот парень заговорит.

– Надавить? – переспросил Бурлаков. – Вы считаете его лагерником и собираетесь… допрашивать под давлением?

– Я сказал: умело. И не его, а спальника.

– Результат будет тот же, – усмехнулся Аристов. – Когда они не хотят, то заставить их невозможно.

– Ну, найдём и посмотрим.

– Найди, – пожал плечами Аристов.

– Юра, – Золотарёв отпил чаю, оглядел тарелки, выбирая себе бутерброд. – Чего боятся спальники? Кроме физической боли.

– Её они как раз не боятся, – Аристов поправил очки. – Их наказывали током, прикрепляя электроды к телу. А перегорая, они испытывали такую боль, что относятся к ней спокойно.

– Юра, я спросил: кроме?

Аристов поставил стакан и поглядел на него.

– Коля, пытка – всегда пытка. В этом я не помогаю.

– Ладно, – Золотарёв был подчёркнуто благодушен и покладист. – Если я к тебе привезу этого парня, индейца, ты дашь заключение: спальник он или нет?

– Дам, конечно. Осмотрю и дам. Если будет официальный запрос.

– Будет тебе запрос, будет.

– Хочешь напугать его больницей, – понимающе улыбнулся Гольцев. – Ну-ну, Коля.

– Да, – кивнул Новиков. – Индейца, конечно, найти легче. Особенно сейчас, когда основная масса вывезена.

– Голубоглазых блондинов пруд пруди, а красивых индейцев со шрамом на правой щеке… – Золотарёв победно улыбнулся.

– Ну ладно, ну, найдёшь ты его, а дальше что? – спросил Старцев.

– Дальше я у него, – Золотарёв насмешливо посмотрел на него и сидящего рядом Аристова, – предельно тактично и деликатно выясняю всё, что мне нужно о Бредли, Трейси и лагернике. Молчать сразу обо всех он не сможет. Либо он мне сдаёт лагерника, чтобы прикрыть Бредли и Трейси, либо сдаст их, прикрывая лагерника. В первом варианте я сразу беру лагерника и работаю с ним. Во втором варианте я беру за жабры Бредли и Трейси и получаю лагерника уже от них. Сбрасываю ненужное и работаю уже с лагерником. И конечно, на лагерника сразу подключаетесь вы, Игорь Александрович. С вашим Комитетом.

– Спасибо за предложение, Николай Алексеевич. Значит, вы допрашиваете под давлением бывшего лагерника, а я, член Комитета бывших жертв и узников Империи, вам помогаю. Интересно.

– Да, – кивнул Спиноза. – Пикантная ситуация, что и говорить.

– Пожалуйста, – улыбнулся Золотарёв. – Я не настаиваю, Игорь Александрович.

Гольцев задумчиво оглядел Золотарёва и улыбнулся.

– Ты чего, Саша? Думаешь, сорвётся?

– Обязательно сорвётся, – спокойно сказал Гольцев. – Твоя беда, Коля, что ты заводишься и прёшь напролом, уже не думая, нужно ли туда переть. Условия меняются, а ты маршрут не корректируешь. Водится это за тобой. Может, ты и найдёшь индейца. Сложно, но возможно. Но на допросе он тебе ничего не даст. Я же его видел. И говорил с ним.

– Ты с ним у костра болтал, Саша, за чаем, ведь так? Ты сам рассказывал. Там отмолчаться, увести разговор – не проблема. А в кабинете при соответствующем антураже…

– Лагерник ничего тебе не скажет, Коля, – вклинился Новиков. – Я с ним уже пытался и шуткой, и нажимом. Да, Юра, это лагерник, что бы ты ни говорил, ну, в крайнем случае, парень с большим тюремным стажем, – Старцев кивнул. – Его никаким допросным антуражем не удивить и не испугать, игры в «доброго» и «злого» тоже не прокатят. И не светловолосый он, а седой наполовину. Так, Гена?

– Так, – согласился Старцев.

– В двадцать лет и седой, – задумчиво сказал Бурлаков.

– Игорь Александрович, в лагерь попадали отнюдь не только и не столько противники Империи и рабства, – Золотарёв с аппетитом вгрызался в бутерброд. – Но и такие отъявленные уголовники… так что не жалейте этого парня раньше времени.

Бурлаков кивнул.

– Да, возможно.

Разговор угасал, рассыпался. Не о чём говорить. К Бредли и Трейси не подобраться, а парней… ищи-свищи этих пастухов.

Когда уже все вставали и прощались, Старцев подошёл к Бурлакову.

– Игорь Александрович, на минутку. Или… вам куда сейчас? Я подвезу вас.

Бурлаков, помедлив, кивнул. И Золотарев в общей сумятице не заметил или сделал вид, что не заметил, как они ушли вместе.

Алабама

Графство Эйр

Округ Гатрингс

Джексонвилл

Мелкие частые дожди заливали Джексонвилл. Всё стало мокрым и сырым. Женя перевесила в шкафу одежду, убрав подальше летние вещи. Октябрь. На будущий год Алисе надо будет идти в школу. Как быстро время прошло.

Женя шла и улыбалась. Ну и пусть дождь. Новые тёплые сапожки поверх туфель оказались и в самом деле очень удачны. Мама такие называла ботиками. Нет, очень удачная покупка. И Алисе она купила на зиму такие же. А раз они собираются переезжать… Она не додумала.

– Вы разрешите вас проводить, Джен?

Она вздрогнула и выглянула из-под зонтика.

– Ох, как вы напугали меня, Рассел.

– Прошу прощения. Так как насчёт разрешения?

Женя пожала плечами. Она вышла из их конторы одна и была уверена, что уж на сегодня от всех отвязалась, и вот…

– Как хотите, Рассел.

– А я хочу, – улыбнулся он.

Они шли по мокрым пустынным из-за дождя и позднего времени улицам.

– Вы знаете, Джен, я завидую вам.

– Мне? – искренне удивилась Женя. – На что?

– У вас, как бы вам сказать, Джен, есть своё место в этой жизни. Вы на своём месте. А я… – он комично развёл руками.

– Да, – кивнула Женя. – Меня моя жизнь в принципе устраивает.

– Вот потому я и завидую вам. Вы счастливица, Джен. Вам всё даётся легко.

Женя с трудом удержалась. Это ей-то легко?! Это сейчас, благодаря Эркину, а раньше? Когда она была одна, с ребёнком на руках, без денег, без… да без всего!

– А разве вам плохо, Рассел?

– Нет-нет, Джен, я не собираюсь взывать к вашей жалости. Смотрите, дождь кончился.

Женя выставила из-под зонтика руку – сегодня она была без покупок, только с маленькой сумочкой на плече – и улыбнулась.

– Да, действительно.

Она остановилась и закрыла зонтик, мысленно вздохнув: теперь-то непрошенный кавалер точно не отвяжется.

– Дождя нет, так что можно не спешить, – Рассел словно услышал её невысказанное. – Вы не одиноки, Джен. Это уже счастье.

– Одиночество зависит от человека, – сердито ответила Женя. – Что вам мешает, Рассел, жениться, иметь семью?

– Мешает, – кивнул он. – Я не уверен в завтрашнем дне, Джен. Я могу рисковать собой, но не другими людьми, близкими людьми. Ваши родители живы, Джен?

– Нет, – насторожилась Женя.

– И у вас никого, кроме… вашей малышки?

Женя промолчала. Заминка посреди фразы ей не понравилась.

– Не надо дуться, Джен. Я не предлагаю вам ничего, кроме дружбы. Поверьте. Я не Хьюго. Кстати, вы знаете, он уехал на Русскую Территорию.

– Это его проблемы, – равнодушно ответила Женя.

Ей только дружбы Рассела не хватает! Интересно, Эркин уже вернулся? Наверняка уже дома. И ждёт. Хорошо, что она отговорила