Жизнь замечательных времен. 1975-1979 гг. Время, события, люди - Федор Раззаков

«В Ленинграде запустили завод по изготовлению бритвенных лезвий, построенный по лицензии. Не оправдал себя. Расхищение на 2 миллиона рублей. А все потому, что лезвия ловко воровать. Любой работяга, как ни контролируй, сможет вынести пачку лезвий.

— Эх, дядя, — сказал племянник Борис, — а не пойти ли мне на этот завод? Хоть на месяц, на два. На всю жизнь за это время обеспечу себя лезвиями».

Да, прав был Абрамов — воровство в СССР в те годы приняло просто катастрофические масштабы. Даже термин такой придумали — несун. Эти несуны были везде: на ^заводах, стройках, овощных базах, институтах, короче, везде, где можно было что-нибудь унести. Приведу лишь несколько примеров. На знаменитом рижском заводе «ВЭФ», где изготовляли транзисторы, тамошние несуны придумали воровать диоды: они недокладывали в приемники по одному диоду, а стоил он 32 копейки. Учитывая, что в год завод выпускал 132 тысячи транзисторов, махинаторы клали себе в карман, как говаривал А. Райкин, сумасшедшие деньги. Та же история приключилась и на московском Первом часовом заводе: тамошние несуны не докладывали в часы «Чайка» и «Полет» по одному камешку. А тот стоил 42 копейки. В год завод выпускал 750 тысяч часов, вот и считайте, какова была прибыль расхитителей социалистической собственности.

Но вернемся непосредственно к событиям апреля 76-го.

Тяжелое время переживает популярный кинорежиссер и актер Леонид Быков. 7 апреля съемки под Загорском были благополучно завершены, но все случившиеся треволнения сказались на Быкове самым печальным образом — его свалил второй инфаркт (первый он заработал в 64-м году во время съемок своей первой режиссерской работы «Зайчик»). Его положили в одну из столичных клиник. Видимо, чувствовал он себя там весьма неважно, если вдруг надумал написать… завещание. Причем адресовал его не жене (у нее была душевная болезнь) и детям, а своим друзьям — режиссеру Николаю Мащенко и актеру Ивану Миколайчуку. Привожу текст полностью:

«Дорогой Иван! Дорогой Никола!

Обращаюсь к вам с просьбой тяжелой и не очень благодарной.

1. Никогда и никому не поверьте, что «я наложил на себя руки». Просто, если это случится, знайте, что я износился.

2. Самое главное. Моя боль, моя совесть, моя вина — Лесь (19-летний сын Быкова. — Ф.Р.). Помогите ему поверить в людей. На него обрушилось столько, что хватило бы этого горя на целый народ. Он столько перенес горя. Это моя вина, что я отбивал его от «своего хлеба».

3. А теперь более «второстепенно-юмористические» просьбы-зарисовки.

Вы знаете, что и «рубля не накопили кинострочки», поэтому пусть кто-то «соображающий» поможет продать машину, так как пенсии за отца детям не будет (я узнавал), а Тома моя (жена. — Ф.Р.), к сожалению, инвалид: работать она не сможет. Да она долго без меня и не задержится, будет догонять, так как мы красиво прожили с ней жизнь, хотя я ее своим занудным характером часто огорчал…

4. А теперь о совсем смешном. Похороны — канительное дело…

1). Как можно быстрее вынести из дома, чтобы не мучить моих.

2). Добиться, чтобы разрешили Лесику прийти в этот день (если, конечно, врачи разрешат, чтобы это его не сломало окончательно).

3). Никаких оркестров.

4). Никаких студий, Дома кино (союз) — боже сохрани. Из дома — прямо туда, куда положено. Это мой крик, мольба. Без цирка, называемого почестями.

5). Никаких надгробных речей, а то я встану и уйду: получится конфуз.

Только кто-то из вас один, кому захочется, скажет одно слово: «Прощай».

Это чтобы как-то поставить точку, а то нас «не поймут».

После этого «дерболызните» кто сколько сможет, но — умоляю — не дома. Это, конечно, кощунство и нарушение народной традиции, но очень прошу не для меня, так как мне будет все это до фонаря, а для Томы и детей.

6). Пусть ребята споют «Журавли», «Сережку с Малой Бронной…», «Бери шинель» и «Этот День Победы». И все. Они не откажут.

А потом пусть 2-я эскадрилья «врежет» «Смуглянку» от начала и до конца…

Очень жалею, что ничего не успел сделать путного. Вы заметили, что режиссер я не по диплому, а по призванию? Даже свои похороны режиссирую?! Во дает!

Спасибо и пока!»

Написав это завещание поздно ночью, когда все спали, Быков запечатал его в серый конверт и спрятал в тумбочку. А в десятых числах апреля вручил его редактору киностудии имени Довженко Эмилии Косничук, которая приехала из Киева специально его навестить и заодно сообщить, что от фильма его никто отлучать не собирается (Быков думал, что так произойдет после скандала с Гречко). Когда встреча подходила к концу, Быков извлек на свет запечатанный конверт и передал редактору. При этом сказал: «Вручите Николаю Мащенко и Ивану Миколайчуку как-нибудь». — «Как это как-нибудь?» — удивилась Косничук. «А так, — улыбнулся Быков. — Когда захотите». Пожав плечами, редактор спрятала конверт в сумку. Самое интересное, что, принеся послание к себе домой, она положила его в шкаф и забыла на целых три года! Распечатают завещание Быкова через три года, за несколько дней до его трагической гибели. Но об этом будет рассказано в свое время. А пока продолжим знакомство с событиями апреля 76-го.

В среду, 14 апреля, в просмотровом зале Госкино высокое начальство принимало фильм Александра Митты «Арап Петра Великого». В зале вместе с автором фильма находились главный редактор «Мосфильма» Нехорошее и один из зампредов Госкино. Перед началом просмотра режиссер, как и положено, находился в сильном волнении, поскольку всерьез опасался, что фильм может вызвать монарший гнев в отдельных эпизодах. И хотя в отличие от той же «Агонии» фильм Митты исследовал эпоху более далекую, но аналогии с сегодняшним днем все равно могли напрашиваться. Так и вышло.

Едва в зале зажегся свет, как зампред обрушил на режиссера град претензий. Описывать их все я не стану, назову лишь самые существенные. Так, Митте было приказано вырезать несколько эпизодов с участием царского шута Балакирева (прекрасная роль Михаила Глузского). В частности, под ножницы попала сцена, где арап приходил к шуту с просьбой о защите его перед царем, а Балакирев ему объяснял, что ничем не может ему помочь: дескать, мне хоть и дозволено говорить правду, но тоже не всегда. В этой сцене зампред обнаружил прямые аллюзии между царской властью и нынешней. Также оскоплению подлежали и сцены с карликами. Из истории известно, что у Петра Великого было 86 карликов, которые изображали сенат. Чтобы получить допуск к царю, надо было сначала согнуться в три погибели, наговорить карлику кучу любезностей и, взяв его на руки, как ключ к государеву сердцу, нести перед собой. Митта этот факт изобразил в своем полотне, правда, из 86 карликов у него в кадре фигурировали только восемь. Но зампреду и этих хватило выше крыши. Кадры с карликами вызвали в нем еще большее отторжение, чем с шутом. «Это что же, намек на то, что самые маленькие становятся самыми главными? Да у нас в Политбюро все…» — тут зампред запнулся, вовремя осознав, что сказал что-то лишнее. После некоторой паузы он сказал, как отрезал: «Карликов тоже убрать!» Также он потребовал сменить и название фильма: «У тебя ведь комедия? Вот и назови фильм соответственно жанру и Пушкиным не прикрывайся».

В тот же день было закончено следствие по делу капитана 3 ранга Валерия Саблина. Оно длилось в течение пяти месяцев, однако практически с самого начала его исход был уже предрешен. В кремлевском руководстве довольно скоро было принято решение в живых бунтовщика не оставлять, и все последующие действия следователей после этого стали пустой формальностью. Ни сам Саблин, ни его родственники об этом вердикте, естественно, ничего не знали и продолжали надеяться, что все обойдется стандартным наказанием — 15 лет строгого режима. Увы…

И еще одно событие того дня хотелось бы выделить: вышел указ о награждении замечательной актрисы Фаины Раневской орденом Ленина (в честь ее приближающегося 80-летия, которое выпадало на конец августа). В газетах этот указ появится чуть позже, а пока из Президиума Верховного Совета позвонили в Театр имени Моссовета, где она работала, и по секрету сообщили о нем коллегам юбилярши. Несколько актеров вызвались лично сообщить Раневской о награде и отправились с цветами к ней домой. Как вспоминает одна из ходоков — Ия Саввина: «Реакция Раневской была неожиданной; мы привыкли к ее юмору — даже болея, шутила над собой. А тут вдруг — заплакала. И стала нам еще дороже, потому что отбросила завесу юмора, которым прикрывала одиночество».

Спустя несколько дней Раневскую вызовут в Кремль, чтобы в торжественной обстановке вручить ей причитающийся орден. В качестве дарителя выступал сам Брежнев. Цепляя награду к костюму актрисы, генсек внезапно выпалил: «Муля! Не нервируй меня!» Раневская надула губы: «Леонид Ильич, не ожидала этого от вас: так ко мне обращаются или мальчишки, или хулиганы». Брежнев смутился и пролепетал, оправдываясь: «Простите, но вы моя самая любимая актриса».