Украинское национальное движение. УССР. 1920–1930-е годы - Андрей Марчуков

Процесс над СВУ стал ударом не только по украинской интеллигенции. Своим острием он одновременно был направлен против УАПЦ – пожалуй, единственной в то время организации, имевшей политическую окраску, через которую продолжало действовать украинское национальное движение. Даже несмотря на то что в конце 1920-х гг. над ней был установлен контроль советских спецслужб, УАПЦ продолжала оставаться важным элементом нациостроительства не только по форме, но и по содержанию. Процесс над СВУ положил конец существованию и этого структурного подразделения движения. О месте УАПЦ в деле СВУ и о судьбе автокефальной церкви, следует сказать особо.

Ликвидация УАПЦ

В качестве одного из главных обвиняемых по делу СВУ проходил виднейший идеолог и организатор церкви, «всеукраинский благовестник» В. Чеховской. На скамье подсудимых оказался и его брат, священник УАПЦ. Автокефальной церкви отводилась настолько важная роль, что организаторами процесса в Спилке даже была предусмотрена специальная автокефальная секция. Как говорилось выше, особых иллюзий по отношению к этой церкви власти не питали и прекрасно знали, что работу она проводила не только и не столько религиозную, сколько национально-воспитательную. Коммунисты сделали ловкий ход и использовали «политическую подкладку» этой церкви для одновременного удара и по ней, и по национальной интеллигенции. В. Чеховской обвинялся в том, что с 1920 г. состоял в БУДе и по приказу последнего вступил в автокефальную церковь, фактически став ее руководителем. По словам самого подсудимого, в СВУ украинской церкви отводилась роль организатора недовольных советским режимом и националистически настроенных прихожан, тех, кто «познал поражение на националистическом поле» и потому обратился к церкви[1182]. Интересно отметить, что поначалу В. Чеховской отрицал принадлежность УАПЦ к СВУ, но в ходе следствия изменил свои показания[1183]. Впрочем, это не было чем-то из ряда вон выходящим: спецслужбы умели настоять на своем. Другой подсудимый, С. Ефремов, в своих показаниях указывал, что вся деятельность УАПЦ – организация братств, хоров, курсов, а также повседневная работа – в основном преследовала цели пропаганды, направленной не только на дискредитацию советской власти в глазах крестьянства, но и на принятие практических мер по подготовке намечавшегося на весну-лето 1930 г. восстания[1184].

Обвиняя подсудимых в подготовке восстания, большевики «убивали двух зайцев». Во-первых, это являлось серьезным обвинением, придавало организации реальные черты и обосновывало борьбу с ней. Во-вторых, любое возможное антиколхозное выступление или затруднения с сельскохозяйственными поставками, вероятность которых никто не мог отвергать, вполне можно было объяснить подрывной деятельностью светских и церковных националистов. А сами выступления охарактеризовать не как бунт (пусть даже и кулацкого элемента), произошедший под влиянием экономических причин, а как политические акции, направленные на свержение советской власти. Но ко времени окончания процесса волна антиколхозных выступлений уже схлынула, вероятность более крупных была уже устранена. Поэтому использовать «связи» участников СВУ и УАПЦ с сельскими восстаниями в полной мере не пришлось. Хотя В. Балицкий указывал на существовавшую, по его мнению (или считавшуюся таковой), связь между «осколками» СВУ и беспорядками в приграничных округах УССР зимой – в начале весны 1930 г. В ряде сел прошли аресты членов Спилки – активных участников и организаторов волнений. Например, в Калиновском районе Винницкого округа по обвинению в организации местных антисоветских элементов был арестован автокефальный поп Голоскевич[1185]. В том, что данный служитель культа, как и многие другие арестованные, мог быть замешан в антиколхозных выступлениях или националистической агитации, особых причин сомневаться нет. За десять лет материалов о национальной «подкладке» автокефальной церкви накопилось предостаточно. Но то, что по селам были разбросаны «осколки» СВУ, вызывает определенные сомнения. По-видимому, в данном случае как раз были использованы те возможности для маневра, которые были заложены в ходе следствия (создание в СВУ автокефальной секции и обвинения ее членов в подготовке крестьянского восстания).

Возглавить восстание должно было духовенство УАПЦ, значительная часть которого состояла из «бывших», в том числе из офицеров. Все выступления обвиняемых, касающиеся роли УАПЦ, можно суммировать следующими словами В. Чеховского. Он утверждал, что работа автокефальной группы СВУ состояла «в сеянии национально-политического зерна, сплочении националистических элементов, враждебных соввласти, объединении их на почве веры и национально-политических идей, подстрекательстве этих элементов против соввласти и ее органов, в стремлении к так называемой самостийности Украины»[1186]. Украинизация церкви этому только способствовала. Наконец-то точка зрения большевиков на автокефальную церковь прозвучала во всеуслышание, да еще из уст одного из столпов национального движения. Это означало их окончательную победу над УАПЦ и ликвидацию церковного крыла украинского движения.

Надо сказать, что в 1929–1930 гг. по православной Церкви был нанесен тяжелейший удар. Она фактически приравнивалась к контрреволюционным организациям. Было ужесточено религиозное законодательство, активизировалась антирелигиозная пропаганда, в массовом порядке стали закрываться храмы, гонения на священнослужителей приобрели поистине огромный размах. Ко всему прочему, как часто случалось, официальная линия была усугублена и доведена до крайности не в меру рьяными исполнителями на местах. Скажем, сооружение из икон уборных, имевшее место в селе Кондровка Старооскольского округа[1187], объяснялось не директивами ЦК ВКП(б), а исключительно инициативой местных воинствующих безбожников. Глумление над верой чрезмерно накалило и без того непростую обстановку в стране и особенно на селе. Кстати сказать, многие волнения 1929 и 1930 гг. происходили не только на почве коллективизации или хлебозаготовок, но также по причине закрытия храмов и репрессий против духовенства. Например, за ноябрь-декабрь 1929 г. по УССР[1188] было зарегистрировано 10 случаев массовых выступлений, в которых приняло участие 2070 человек, из них половина – на религиозной почве[1189]. Гонения против духовенства и верующих Русской православной церкви на территории Украинской ССР достигли огромных масштабов.

В этом контексте важно отметить следующее. Несмотря на то что репрессии против УАПЦ по времени совпали с антирелигиозной кампанией, они имели совершенно иные причины. УАПЦ была осуждена не как церковь, а как крыло политической организации, и не за религиозную деятельность, а за политическую. Хотя в той обстановке ничто не мешало разобраться с ней именно в контексте борьбы с религией. Не случайно, что в качестве обвиняемого выступал В. Чеховской – светский человек, да еще с неподходящим политическим прошлым. Характерно и то, что по делу не проходил ни один из действующих автокефальных епископов.

Судьба УАПЦ во время процесса складывалась непросто. Незадолго до него, 28–29 января 1930 г., состоялся Чрезвычайный собор УАПЦ. Собору предшествовали массовые аресты: с июля 1929 г. было арестовано 5 епископов, много священников. Непосредственно по делу СВУ было привлечено 118 служителей культа[1190], но многие были арестованы по другим статьям. На Чрезвычайном соборе миряне не были представлены совсем. Присутствовало около 40 священников и епископов. На соборе было принято решение о самороспуске УАПЦ. 12 марта митрополит Н. Борецкий в обращении к прихожанам констатировал, что УАПЦ являлась организацией контрреволюционной и антисоветской и по этой причине подлежит ликвидации (как организация). Ее приходы сохранялись, и им разрешалось отправлять службы по своему усмотрению. Епископы должны были переходить в приходские священники. Но решение о самороспуске не спасло автокефалистов. В мае митрополит Н. Борецкий и ряд других архиереев церкви были арестованы.

Многими современниками, а затем и эмигрантами действия собора трактовались как вынужденная акция, совершенная под давлением государства. Например, В. Липковский утверждал, что «голосом этого собора говорил не Христос, не церковь, а ГПУ»[1191]. Имелись и другие мнения. Например, некоторые автокефалисты предполагали, что решение собора о самоликвидации стало попыткой, пожертвовав верхушкой церкви, вывести из-под удара саму идею украинской автокефалии, продемонстрировать, что УАПЦ не была политической организацией.

Аресты среди автокефалистов тогда продолжались до конца 1930 г. К этому времени на Украине числилось всего лишь около 300 приходов УАПЦ, многие из которых значились только на бумаге. В декабре в СССР наметилось некоторое смягчение антирелигиозной кампании. Поэтому, а главным образом по причине нежелания форсировать события в наступлении на украинское движение властями был организован II Чрезвычайный собор УАПЦ, на который съехалось 7 епископов и архиепископов, 26 священников и 26 мирян. На этом соборе церковная организация была восстановлена, но в названии новой церкви уже не было слова автокефальная. Оставшиеся приходы распределялись по семи епархиям. Митрополитом, уже не Киевским, а Харьковским (поближе к столице), был избран архиепископ Иван Павловский. Всего к этому времени в церкви числилось около 200 священников и 7 архиереев[1192].