1. Стихотворения. Коринфская свадьба. Иокаста. Тощий кот. Преступление Сильвестра Бонара. Книга моего друга. - Анатоль Франс

Шедевры, о которых я говорю, полны драматического действия и живых образов. Лучшая в мире книга не заинтересует ребенка, если мысли выражены в ней отвлеченно. Способность мыслить отвлеченно и понимать отвлеченное развивается довольно поздно и в очень различной степени у различных людей. Наш учитель шестого класса, не в обиду ему будь сказано, не был ни Роленом, ни Ломоном и советовал нам читать во время каникул для отдыха сборник великопостных проповедей Массильона[275]. Наш учитель шестого класса давал такой совет, чтобы уверить нас, будто он сам отдыхает за подобным чтением, и поразить нас этим. Но ребенок, способный заинтересоваться «великопостными проповедями», — урод. Впрочем, я полагаю, что такие произведения не нравятся ни в каком возрасте.

Если вы пишете для детей, не прибегайте к особой манере. Мыслите хорошо, пишите хорошо. Пусть в вашем рассказе все живет, пусть все будет благородным, смелым, мощным. Это единственный способ понравиться вашим читателям.

На этом я бы закончил, если бы уже двадцать лет у нас во Франции, да, наверное, и во всем мире, не господствовало мнение, что детям следует давать читать только научные книги, так как поэзия может повредить их развитию.

Это мнение так глубоко укоренилось в современном обществе, что теперь сказки Перро переиздают только для художников и библиофилов. Взгляните, например, как издали эту книгу Перрен и Лемерр. Это издание расходится по библиотекам любителей и переплетают его в сафьян с золотым тиснением.

Зато иллюстрированные каталоги новогодних детских книг пытаются прельстить читателя изображениями крабов, пауков, коконами гусениц и газовыми приборами. Этак можно отбить всякую охоту быть ребенком. Накануне каждого нового года популярные научные трактаты, несметные, как волны океана, заливают и захлестывают нас и наши семьи. Мы утопаем в них, захлебываемся. Нет больше прекрасных образов, нет благородных мыслей, нет искусства, изящного вкуса, ничего человеческого. Одна химия и физиология.

Вчера мне показали «Азбуку чудес промышленности».

Еще десять лет, и мы все будем электротехниками.

Господин Луи Фигье, человек очень славный, теряет все свое благодушие при одной мысли о том, что французские мальчики и девочки до сих пор еще читают «Ослиную Шкуру»[276]. Он написал специальное предисловие, где убеждает родителей не давать детям сказок Перро и советует заменить их произведениями его ученого друга Людовикуса Фикуса.

«Закройте эту книгу, мадемуазель Жанна, оставьте в покое вашу любимую „Голубовато-серую птицу“, над которой вы проливаете слезы, спешите лучше изучить действие эфира. Ведь стыдно, что вы дожили до семи лет и ничего не знаете об анестезирующих свойствах окиси азота!» Г-н Луи Фигье открыл, что феи — существа фантастические. Поэтому он не желает, чтобы о них рассказывали детям. Он повествует им о птичьем помете, в котором нет ничего фантастического. Ну да, ученый муж, феи потому и существуют, что они созданы фантазией. Они живут в свежей и в наивной фантазии, по самой природе своей восприимчивой к вечно юной поэзии народного творчества.

Самая скромная книжка, если она внушает ребенку поэтичные мысли, вызывает в нем благородные чувства, волнует его душу, гораздо важнее и для детей и для юношей всех ваших толстых книг, напичканных сведениями по механике.

И малым и большим детям нужны сказки, прекрасные сказки, в стихах или в прозе, сочинения, которые заставляют смеяться и плакать, которые пленяют нас.

Как раз сегодня я получил к моему большому удовольствию книгу, озаглавленную «Зачарованный мир», в которой помещено с десяток волшебных сказок.

Милейший и ученейший г-н Лекюр, который собрал их, объясняет в своем предисловии, какой постоянной потребности нашей души отвечает сказка.

«Потребность, — говорит он, — уйти от земного, от реального, от разочарований и обид, столь тяжких для людей с гордым сердцем, от грубых столкновений с действительностью, столь мучительных для людей с чуткой душой, — потребность, присущая всем. Мечта еще больше, чем смех, отличает человека от животного и утверждает его превосходство».

Вот эту самую потребность в мечте и испытывает ребенок. Он чувствует, как работает его фантазия, вот поэтому-то он и требует сказок.

Сказочники преображают мир на свой лад и помогают слабым, простодушным, скромным людям преображать его на свой. Влияние сказок благотворно. Они помогают фантазировать, чувствовать, любить.

И не бойтесь того, что они обманывают ребенка, населяя его воображение карликами и феями. Ребенок прекрасно знает, что в жизни этого не бывает. Ваша «занимательная наука» — вот что его обманывает; она сеет неисправимые заблуждения. Простодушные мальчики, поверив на слово Жюлю Верну, воображают, что на луну действительно можно попасть в пушечном ядре и что организм может без всякого ущерба для себя не подчиняться законам тяготения.

В этих карикатурах на благородную науку о небесных пространствах, на древнюю и уважаемую астрономию, нет ни истины, ни красоты.

Какую пользу могут принести детям бессистемные научные сведения, лжепрактическая литература, ничего не говорящая ни уму, ни сердцу?

Вернемся же к чудесным легендам, к поэзии поэтов и народов, ко всему, что волнует душу своей красотой.

Увы! наше общество наводнили фармацевты, которые боятся фантазии. Но они не правы. Как раз фантазия, ее вымыслы сеют прекрасное и доброе в мире. Только фантазия делает человека великим. Матери! не бойтесь, что она погубит ваших детей: напротив, она спасет их от обычных ошибок и часто встречающихся заблуждений.

Лаура, Октав, Раймонд

Лаура. Пурпурная кайма заката побледнела, горизонт окрасился оранжевым тоном, а выше простерлось бледно-зеленое небо. Вот зажглась первая звезда; она теплится белым светом… А вот еще и еще звезда, скоро их нельзя будет счесть. Деревья в парке потемнели и как будто разрослись. На той тропинке, что вьется между терновыми изгородями, мне знаком каждый камешек, но в этот час она кажется сумрачной, опасной, таинственной, и я невольно воображаю, что она ведет в страны, которые видишь только во сне. Прекрасная ночь! Как легко дышится! Я слушаю вас, кузен. Поговорим о волшебных сказках, ведь вы можете рассказать о них так много интересного. Но, ради бога, не портите мне сказок. Не забывайте, что я их обожаю. Я даже сержусь на свою девочку, когда она спрашивает, правда ли, что на свете есть людоеды и феи.

Раймонд. Она — дочь своего века. Сомнения появились у нее раньше, чем зубы мудрости. Я не принадлежу к школе этих философов в коротеньких платьицах и верю в волшебниц. Кузина, феи существуют, раз их создали люди. Всякий вымысел — реальность, даже больше того: только вымысел — реальность. Если бы какой-нибудь старый монах сказал мне: «Я видел дьявола, у него хвост и рога» — я ответил бы этому старому монаху: «Отец мой, допустим, что дьявол случайно не существовал бы, но вы создали его и теперь он несомненно существует. Берегитесь дьявола!» Кузина, верьте в фей, людоедов и прочую чертовщину.

Лаура. Давайте говорить о феях и оставим в покое прочую чертовщину. Вы как-то говорили, что ученые интересуются волшебными сказками. Повторяю, — я ужасно боюсь, как бы эти ученые не испортили сказок. Вывести Красную Шапочку из детской И притащить ее в Академию! Куда это годится!

Октав. Я представлял себе современных ученых более высокомерными. Но, оказывается, вы добрые принцы и не презираете нелепых и наивных сказок.

Лаура. Волшебные сказки нелепы и наивны, это правда. Но мне нелегко в этом сознаться, так они мне нравятся.

Раймонд. Сознавайтесь, кузина, сознавайтесь смело! «Илиада» тоже наивное произведение, и, однако, это прекраснейшая из всех поэм в мире. Самая совершенная поэзия — это поэзия детства народов. Народы, как соловей в песне: они поют хорошо только тогда, когда у них легко на сердце; с возрастом они становятся серьезными, мудрыми, озабоченными, и лучшие их поэты — искусные риторы и только. Ну, конечно, сказка о «Спящей Красавице» наивна, и это роднит ее с песнями «Одиссеи». В литературных произведениях классических эпох уже не встретишь той изумительной простоты первых веков, того божественного неведения, которые сохранились неувядаемыми и благоуханными в сказках и народных песнях. Поспешим добавить, согласившись с Октавом, что эти сказки нелепы. Если бы они не были нелепы, они не были бы так очаровательны. Запомните хорошенько: только нелепое бывает милым, прекрасным, только оно придает прелесть жизни, и без него мы умерли бы со скуки. Все рассудочное — поэма, статуя, картина — вызвало бы зевоту у всех, даже у самого рассудительного человека. Да вот, кузина, хотя бы воланы на вашей юбке, эти складочки, оборки, банты — вся эта игра тканей нелепа к вместе с тем прелестна. Примите дань моего восхищения!