В поисках утраченных предков (сборник) - Дмитрий Каралис

В двухэтажном особняке, врезанном в вершину холма Монте-Смит, живут пятеро писателей: финка, немец, швед, румын и я. «Я» — это такая неизвестная пока национальность, требующая исследования. Еще живет сестра хозяйка Анатолия, которая вечно что-то делает: несколько раз в день поливает водой из шланга бетонную террасу, пылесосит глыбы справочников и словарей на стеллажах в коридоре, доводит до блеска электрическую плиту, кормит двух птичек, прибирается в номерах, смотрит аргентинские сериалы в гостиной, ругает кошку и, приложив ладонь козырьком, любуется с нашей горы на город — зубчатые башни замка крестоносцев, дворец губернатора с огромными платанами во дворе, старинные ветряные мельницы вдоль побережья, узкие ущелья улиц, бегущих к морю… Вчера я угостил ее мороженым.

— О, Димитрий, ты настоящий грек! — с улыбкой потрепала она меня по плечу.

Постараюсь запомнить, что настоящие греки дарят мороженое.

Когда я иду по улочкам Родоса, мне хочется быть греком и жить в Греции. Здесь нет вызывающей роскоши, тихо, спокойно. Садики, скверики, дворики, кафе. Идешь, как по ботаническому саду. Пристойное телевидение с религиозными и учебными программами… Приветливые, но не назойливые люди. В парке, через который я проходил, на древнем камне красной краской нарисованы серп и молот. Рядом на афишном стенде — фотоплакат: парень сжигает американский флаг. Та же эмблема серпа и молота напечатана на плакате. На партизанское движение это непохоже…

Сейчас на острове мертвый сезон — идет ремонт в отелях, в пляжных магазинах пылятся товары, рыбаки ловят с мола рыбу на розовый ошметок креветки, неспешно потягивая из горлышка вино и перебрасываясь протяжными словами… И белые камни древнего Акрополя, куда я ходил, и древний театр со стадионом, и птицы, клюющие мелкие дикие маслины на деревьях, и сторож в фуражке, сидящий в этом древнем городе в стеклянной будке и слушающий греческую музыку по транзистору, — все вызывало благость на душе…

Не прав Михаил Афанасьевич Булгаков, призывавший никогда не заговаривать с незнакомцами. Сегодня, наконец, познакомился с румыном Джорджем, пятым членом нашего островного писательского интернационала, и спросил, как дела, как работается.

Моложавый мужчина моих, как я думал, лет. Оказалось, ему 64 года. Фантастика! Мы налили на кухне по чашке кофе и вышли на террасу. Говорили на английском. Подозреваю, что он знает русский язык, но скрывает.

В конце концов, я признался ему в молдавских корнях деда по матери. И рассказал, как изучал историю Молдавии по Большой советской энциклопедии и вконец запутался бы, не возьмись за другие источники.

В ответ Джордж прочитал мне короткую динамичную лекцию, из которой я сделал два вывода:

1) Джордж мировой мужик и не зануда.

2) История Молдавии, которую я изучал, весьма отличается от истории, которую мне предложил румын Джордж.

Я стал рассказывать о поисках и находках своих фамильных корней. Джордж кивал, подсказывал английские, латинские или древнегреческие слова, а потом посоветовал написать об этом novell. Я сказал, что уже пишу. Еще надеюсь определиться с корнями отцовской фамилии. Там тоже много туманного — она встречается в двух языках: греческом и литовском. Хотел притащить письма, полученные от архивистов, но решил не спешить, не прерывать так славно разбежавшуюся беседу на исторические темы.

Блеснул своими недавно обретенными знаниями и назвал древние составные части государства Румыния — Молдова, Валахия, Трансильвания.

Признался, что никогда не афишировал молдавское происхождение деда, считая, как большинство русских, что цыгане и молдаване — одного поля ягода, даже в нашей песне вместо смуглянки-молдаванки, собирающей виноград, поют про цыганку-молдаванку. Стыдился до тех пор, пока не влез в архивы и историю.

Джордж посмеялся, сказал, что румыны и молдаване — один народ, один язык. Цыгане — это особая статья, это северные индийцы, у них свой язык, это древний народ, обреченный на вечные скитания, потому что они не дали напиться воды Деве Марии, когда она проходила мимо их селения. Румыны или их русская ветвь молдаване — это не цыгане, это совсем другое.

Еще Джордж сказал, что Европа не любит румын, считая их бедными родственниками, хотя румынский народ ведет свое начало от римских легионеров и строителей, завоевавших Дакию и самих даков, долго сопротивлявшихся агрессии. Их царь Децебал не вынес поражения от римского императора Траяна и покончил с собой. Вульгарная латынь, на которой изъяснялись легионеры, составляет в румынском языке до сорока процентов. Еще двадцать процентов — славянские корни. Остальное — гето-дакские, германские и прочие европейские. Румыния в нынешних границах, когда она соединила три княжества, очень молодое по европейским меркам государство, и у него все впереди.

Вот только часть княжества Молдовы — бывшая Советская Республика Молдавия — находится на отшибе, за Прутом, и живет обособленной жизнью.

Я как русский человек хотел было сказать, что… Но промолчал: зачем устраивать дележ мира, не имея на то полномочий. Люди сами разберутся, с кем им жить.

Шумела пальма, лениво кружили чайки, и блеск моря был нестерпим для глаз. Мы сидели на каменном парапете, болтали ногами, и он спросил фамилию моего деда. Я сказал. Он попросил написать. Я написал латинскими буквами: «Buzni». Он поправил: «Buzney».

— Это ваш дед? — посмотрел на меня Джордж.

— Да, — кивнул я, — дед по матери.

— О, это древний боярский род! — сообщил Джордж, поднимая вверх палец. — Он тесно переплетается с господарским родом Мовилов. — А тот, в свою очередь, связан с различными королевскими домами…

Джордж сказал, что из этого древнего рода особенно интересна ветвь Петра Мовилы — просветителя, мецената и основоположника печатного дела в Молдавии, митрополита Киевского и Галицкого. И белорусский город Могилев назван в честь Мовилы, который по-русски звучит через «г».

— Кстати, один из Мовилов — Илияш Мовилэ, господарь Молдовы в начале семнадцатого века, родился на Родосе! Вот здесь, — Джордж обвел пальцем холм за спиной и здание писательского Центра, словно знал точно, где родился этот неведомый молдаванин.

— Откуда вы знаете? — спросил я.

— Хо! — сказал Джордж. — Это известный факт румынской истории! Кто же этого не знает?

— Румынской или молдавской? — уточнил я.

— Румынской, румынской, — покивал румын Джордж.

— Но этот господарь Илияш Мовилэ был молдавским, а не румынским господарем, — напомнил я. — Румынии тогда еще и в помине не было. Она образовалась после слияния Молдовы, Валахии и Трансильвании в 1861 году.

Джордж сказал, что это детали, а главное, что народ-то один, язык-то один и все такое прочее. Я не согласился, но не стал спорить. Мои предки по матери были молдаванами, а не румынами.

Джордж почесал лоб и сказал, что если он не ошибается, то Мовилы и Бузни находятся в кровном родстве с еще одним интересным родом — летописцев Мирона и Николая Костиных. Они написали историю румын — нечто вроде русского «Слова о полку Игореве». Я с трудом сдерживал радостную улыбку.

Мы сходили на кухню и налили еще по чашке кофе. Джордж был в шортах, и из кремовых штанин торчали его загорелые мускулистые ноги в высоких носках и кроссовках. Седой ежик волос, румяное лицо, ровный нос римского легионера, ясные голубые глаза со смешинкой. Я представлял себе румын смуглыми, курчавыми, в овчинной безрукавке, барашковой шапке и с пастушьей дудочкой в руках. Джордж сказал, что румыны бывают такие, как он, — голубоглазые, унаследовавшие признаки древних даков, и смуглые, кареглазые — взявшие фактуру римлян. «Русские тоже бывают разные, — подмигнул Джордж и засмеялся. — У меня была русская девушка, когда я жил в Москве, — настоящая татарка!»

Эдакий симпозиум на историко-этнографические темы у нас получался. Симпатии к Джорджу стремительно возрастали, но я боялся наскучить вопросами и спугнуть тему. Спросил, как живется сегодня в Румынии. «Так себе, — ответил Джордж. И добавил по-русски: — Ничего, жили и хуже…»

— Кстати, я видел здесь на полках румынские исторические справочники! — опять поднял палец Джордж. — Кто-то из наших случайно оставил или подарил. Надо смотреть. Там должны быть Мовилы и ваши Бузни! Завтра! Сегодня я иду гулять город. У меня встреча!

Мы еще немного поговорили, и он, сменив шорты на кремовые брюки, отправился на встречу, а я — к себе в номер, чтобы записать все это и поразмыслить.

7 декабря. Везет со всех сторон. Удача просто катит. Только успевай записывать.

Вчера выяснилось, что свекр нашей прекрасной секретарши Елены — преподаватель греческого языка. Он пенсионер, сидит дома и пишет книги по этимологии. Елена звонила ему, и он произвел первичный лингвистический анализ моей фамилии. Вот что выпало в твердый осадок.