Горькая сладость - Лавейл Спенсер

В общем, счастливое состояние Мэгги после рождения Сюзанн затуманивалось приступами тяжелой меланхолии. Ее самолюбие было сильно задето тем, что Вера ни разу не зашла к ней в больницу. Хотя она пыталась заранее подготовить себя к этому, осознание, что надежда, будто мать переменит свое отношение к ней, всего лишь самообман, давалось ей с трудом. Вот и теперь, когда Рой в очередной раз зашел к ней в палату, Мэгги не удержалась и спросила:

— А мать не придет ко мне?

Рой, чувствуя себя виноватым, ответил:

— Нет, дорогая. Боюсь, что нет.

Мэгги видела, как он всеми силами пытается загладить холодное безразличие Веры своей отцовской заботой, но ничто не могло утешить ее, отвергнутую собственной матерю в момент, когда они могли бы по-настоящему сблизиться.

К тому же ее удручало отношение Кейти. Рой звонил внучке и оставил сообщение, что родился ребенок, но ответного звонка не последовало. Никакого письма. Никаких цветов. Вспоминая прощальную реакцию Кейти, Мэгги не могла сдержать слез, думая о том, что две сестры будут совершенно чужими друг другу и что первая дочь, по-видимому, потеряна навсегда.

И конечно, она много думала об Эрике. Оплакивала его потерю примерно так же, как оплакивала смерть Филлипа. Она сочувствовала и ему — его утрате, представляя себе, как сильно он страдает, услышав о рождении Сюзанн. Несомненно, он уже знает об этом. Она размышляла, как сложатся его отношения с женой после появления незаконнорожденной дочери. На второй день своего пребывания в больнице она вдруг услышала незнакомый голос.

— Кто-то вас очень любит! — В комнате появилась пара ног, а все остальное было скрыто громадной вазой с цветами, завернутыми в зеленую оберточную бумагу.

— Миссис Стерн? — спросила добровольная помощница госпиталя в розовато-лиловом халате.

— Да.

— Вам цветы.

— Мне? — Мэгги села на кровати.

— Розы, не как-нибудь.

— Но все, кого я знаю, мне уже прислали цветы.

И действительно, она была окружена цветами. Букеты поступали из самых неожиданных мест: от Бруки, Фиш и Лайзы, которым позвонила Бруки, от Олти Манн, от владельца магазина, в котором работал Рой, от самого Роя и даже от Марка Броуди, от коммерческой палаты.

— Подумать только, здесь, наверное, штук двадцать, — верещала помощница, устанавливая вазу на столик-каталку.

— А где карточка?

Со старческой суетливостью помощница исследовала зеленую обертку.

— Я не могу ее найти. Может, цветочник позабыл вложить. Порадуйтесь букету.

Когда она ушла, Мэгги сорвала обертку с цветов, а увидев, что внутри, расплакалась и прижала руку к губам.

Нет, цветочник не забыл про карточку. Ее не требовалось. Розы были розовыми. Конечно, он не пришел, но цветы рассказали ей, как трудно это ему далось, и каждый раз, бросая взгляд на цветы, она ощущала, как он страдает. Но появился еще один человек, которого она меньше всего ожидала увидеть. Это было поздно вечером, когда вернулся Рой — в его третье посещение — и принес ей пакет арахиса «М & М» и книжку под названием «Викторианские цветы» — подборку изящно иллюстрированных стихов на душистой бумаге. Мэгги принюхивалась к странице, вдыхая густой запах лаванды, когда вдруг почувствовала, что кто-то наблюдает за ней, и, подняв голову, увидела, что в дверях стоит Анна Сиверсон.

— О! — воскликнула она, ощутив внезапный приступ боли.

— Я не знаю, захочешь ли ты меня видеть, поэтому спрошу твоего разрешения, — сказала Анна.

Видимо, по столь важному случаю ее завитки были еще более странными, чем обычно, к тому же она надела стеганую нейлоновую куртку поверх полистероновых слаксов двойной вязки, которые были царственно голубого цвета, режущего глаз.

Рой перевел взгляд с дочери на Анну и решил, что Мэгги должна сама выпутываться из сложившейся ситуации. Когда голос вернулся к Мэгги, она сказала:

— Конечно, я рада вас видеть, Анна. Заходите.

— Здравствуй, Рой, — кивнула Анна, торжественно входя в комнату.

— Как дела, Анна?

— Ну-у, не могу сказать точно. Мои проклятые малыши считают меня круглой идиоткой, больной на голову, как будто я не могу сообразить, что происходит.

Здорово раздражает. Я пришла сюда не для того, чтобы смутить тебя, Мэгги. Но, мне кажется, у меня появилась новая внучка, причем внучка, которую я считаю особенным, даже личным счастьем для себя. Можно мне взглянуть на нее?

— О, Анна! — только и сумела сказать Мэгги, ощущая, как у нее закружилась голова.

Анна кинулась к ней, поддержала и успокаивающе приговаривала, поглаживая Мэгги по спине:

— Ладно... ладно...

Поддержка Роя была очень желанна, но женское участие — просто необходимо. Ощущая вокруг себя заботливые руки матери Эрика, Мэгги чувствовала, как заполняется мучившая ее пустота в груди.

— Я так рада, что вы пришли и знаете о ребенке.

— Я бы не пришла, если бы Барбара не сказала мне об этом. Мои два мальчика так бы и схоронили меня в неведении. Полные остолопы. Но Барбара решила, что я должна знать правду, и, когда я попросила привезти меня сюда, она с радостью согласилась.

Мэгги откинулась на подушку и поглядела на рассерженное лицо Анны.

— Значит, Эрик не знает, что вы здесь?

— Пока нет. Но узнает, когда я вернусь домой.

— Анна, не сердитесь на него. Я так же виновата, как и он. А в действительности, даже больше.

— У меня есть все основания сердиться на него. К тому же я в нем разочарована! Подумать только, ни для кого не было секретом, что мальчик хотел ребенка больше всего на свете. И теперь он его получил. И плевать на то, что он женат не на той женщине. Я понимаю, что сложилась неприятная ситуация. Скажи мне, что ты собираешься делать?

— Растить ее одна. Но сверх того я еще ничего не решила.

— Ты ей скажешь, кто ее настоящий отец?

— Каждый ребенок имеет право знать, кто его отец.

Анна одобрительно кивнула и обратилась к Рою:

— Как насчет того, чтобы поздравить друг друга с внучкой?

— Не знаю, Анна. Но думаю, что никому от этого худо не будет, как ты считаешь?

— Совершенно с тобой согласна. — Анна взглянула на Мэгги: — Забавно, как некоторые люди страдают из-за своего самолюбия. Мне же очень хочется поглядеть на свою новую внучку. Нет, Мэгги, пожалуйста, отдыхай. Рой, ты не проводишь меня до детского отделения?

— С большим удовольствием.

Минутой позже они стояли вместе, рассматривая спящую внучку через большое стеклянное окно детского отделения. На лице старика блуждала улыбка, у старухи поблескивали слезы на глазах.

— Да она красавица, — сказала Анна.

— И еще какая!