Современный детектив ГДР - Вернер Штайнберг

— Мы вас надолго не задержим, господин Кривиц. Мы хотим только расспросить о Дитере Николаи и садовом участке по соседству.

Кривиц чуть сгорбился, достал зажигалку и раскурил сигарету, потом глубоко затянулся и медленно выпустил дым из ноздрей.

— Мои холостяцкие апартаменты не бог весть как выглядят, да и беспорядок у меня, — промолвил он извиняющимся тоном. — Если не побрезгуете, могу предложить вам табуретки.

Оттолкнувшись от умывальника, он выдвинул две коричневые табуретки из-под стола, стоявшего в центре комнаты, и обмахнул их. Крейцер и Арнольд сели, а Кривиц тем временем подошел к металлической кровати, положил сигарету в пепельницу на тумбочке и принялся заворачивать перину и подушку в простыню.

— Работал всю ночь. Немного поспал и вот только что проснулся. Менял у «москвича» задний мост. Для одного приятеля. Он директор магазина, и машина ему нужна позарез. А зятек работает только с двухтактными. Мне же он иногда по ночам разрешает пользоваться мастерской.

Он накрыл пледом свернутую постель, сунул в рот сигарету и подошел к столу, сколоченному из некрашеных досок, а потому имевшему очень прочный и солидный вид. На столе лежали остатки завтрака — кусок хлеба на газете, рядом испачканный нож с червой деревянной ручкой, огрызок ливерной колбасы, масло в пергаментной бумаге, огуречная кожура и две пустые бутылки из-под пива. Кривиц собрал вместе колбасу и масло, переложил их на газету рядом с хлебом, перенес все в большой, грубо сколоченный шкаф, стоявший в ногах кровати. Шкаф был платяной, но Кривиц отвел полки узкого отделения под посуду и продукты. Затем Кривиц открыл вторую створку — там висела одежда, — снял с плечиков черную рубашку с короткими рукавами, надел ее и застегнул. На внутренней стороне дверцы кнопками были приколоты изображения голых женщин из журнала «Магазин». Кривиц повернулся к гостям, и, когда увидел, что оба уставились на эту картинную галерею, в его глазах мелькнуло понимание и он локтем прихлопнул дверцу.

— Вы хотите что-нибудь узнать про Дитера Николаи? — спросил он. — Вы его подозреваете?

Крейцер улыбнулся.

— Мы ведь не можем подозревать каждого, о ком расспрашиваем. Кстати, кто был тот молодой человек, который открыл нам дверь?

Теперь улыбнулся Кривиц, презрительно и вместе с тем покровительственно.

— Это был Бруно, мой племянник, сын моей сестры.

— Ваша сестра замужем за господином Гехтом?

— Да, моему зятю больше повезло в жизни, чем мне. У него работящая жена, отличный домик, мастерская — не мастерская, а золотое дно, — и вдобавок руки-ноги при нем. Он всю войну просидел дома, мастером у Боша, в Клейнмахнове. Весь автопарк был у него под началом. Недурной исходный капитал после сорок пятого. — Он замолчал, поглядывая на свою сигарету. — Не то чтобы я завидовал. Я от души желаю ему добра, он неплохой мужик, если, конечно, не обращать внимания на его странности.

— У Бруно, вероятно, тоже есть странности? — вставил Крейцер.

— У Бруно? — Кривиц был явно удивлен вопросом. Потом он глубоко затянулся и вздохнул. — С ним просто горе. Порой он бывает не в себе, на него вроде как находит, и тогда его надо привести в чувство. Но отец, по-моему, с ним чересчур круто обращается.

— Когда он от вас спустился, у него одна щека была заметно красней другой. Вам тоже понадобилось приводить его в чувство?

— От вас поистине ничего не укроется, — хмыкнул Кривиц. — Да, как ни жаль, мне пришлось дать ему леща. Знаете, когда он ко мне поднялся, он был прямо невменяемый, все из-за вашего прихода. Он собирался попросту отшить вас, соврать, будто меня нет дома. Вот я и попытался его урезонить, объяснил ему, что это вполне безобидный визит, что, если человек ни в чем не виноват, ему и бояться нечего. Но без толку: у него началась вроде как истерика — он страдает манией преследования или как это там в медицине называется. Вот и пришлось разок ему смазать — эта мера творит чудеса и совершенно его успокаивает.

Крейцер и Арнольд переглянулись. Они вспомнили грохот в мастерской: спокойствия хватило ненадолго.

— А он не дружит с Дитером Николаи? — спросил Крейцер. — Как мы слышали, они любят вдвоем поколдовать над своими мотоциклами.

— Ну, дружат — это сильно сказано. Дитер как-никак студент, какой ему друг из нашего Бруно. Они, правда, возятся иногда вдвоем с Дитеровым мотоциклом, здесь и инструмент есть, и машины всякие, а Дитер ему за это подбрасывает марку-другую. Старик бедняге ни гроша не дает, на сигареты и то не хватает.

— А у него есть мотоцикл?

— Вы со смеху помрете, если увидите эту колымагу. Усовершенствованный садовый стул, старый как мир «РТ», куплен за пятьдесят марок на оптовой распродаже и собран по кусочкам.

— Вы не знаете, он состоит в мотоклубе?

— Понятия не имею, спросите у него самого. Вполне возможно, если только там не надо платить слишком высокие взносы. Машины и мотоциклы — это его страсть. Модная болезнь нашего времени.

— А вы сами, господин Кривиц, по профессии автослесарь?

— Нет, я учился на строителя. Потом началась война, меня взяли в десантные войска. И вот в мае сорок первого, на Крите — осколок зенитного снаряда. С тех пор я калека, хотя снаружи ничего не видно. Пенсия по инвалидности. Какой из меня теперь строитель? Но только на одну пенсию не проживешь, сами понимаете. Вот почему я малость подрабатываю — когда здоровье позволяет. То одно, то другое, когда в саду, когда как обойщик или там машины — мелкий ремонт. Мне бы и половины хватило, но знакомые пристают прямо с ножом к горлу. Рабочей-то силы недостача, и, если можешь удружить людям, отчего ж не удружить. Лежать на боку и считать ворон я все равно не могу, хотя доктор скандалит и предсказывает, что я таким манером загнусь раньше положенного. А я себе говорю, что двум смертям не бывать, а одной не миновать. Я и на Крите мог сыграть в ящик. И если суждено мне прожить еще пару годков, я не хочу никому быть в тягость, даже сестре не хочу, а уж зятю и подавно. — Он покачал головой, и глаза его, при последних словах блеснувшие слезами, снова ясно глянули на мир. — Вы уж извините, я слишком много болтаю. Но человеку надо порой выговориться, если он почти всегда бывает один. Вы сами видите, как мне тут живется. Гостя сюда не позовешь. И барахло-то это почти все не мое, зависишь от чьей-то милости.

Кривиц говорил правду. Судя по всему, жилось ему не очень хорошо. Комнату и впрямь не назовешь уютной. Ни коврика, ни половика, на окне какой-то вылинявший кусок материи. Да и прочее убранство довольно скудное: в углу возле двери железная печка с перекошенной трубой, от печки за долгие годы жизни отломились почти все украшения; на опрокинутом ящике электроплитка на две конфорки. Единственной мало-мальски ценной вещью был большой новый транзистор, стоявший на тумбочке возле кровати.

Крейцер, отвлекаясь от гнетущих впечатлений, спросил:

— Вы знаете зеленую дачу неподалеку от вас?

Кривиц посмотрел на него с недоумением.

— Она принадлежит семейству Першке, заброшенная такая, — пояснил Крейцер.

Кривиц поскреб в затылке.

— Ах да, я понял, о чем вы. Это куда недавно наведывалась полиция. Какая-то кража со взломом — в магазине, кажется. Бруно, нет, не Бруно, а сестра мне, помнится, рассказывала об этом.

— Верно, — подтвердил Крейцер. — Вам известно что-нибудь про этих Першке?

— А я думал, там все ясно.

— Не до конца. Еще кое-что надо выяснить.

— Внук этих Першке, который и совершил кражу, он вроде сидит? Его ведь взяли в тот же день, а на даче нашли все добро. Чего ж тут неясного?

— Уже после того, как грабитель спрятал все на даче, оттуда бесследно исчезла пишущая машинка и фотоаппарат. Некто неизвестный изъял эти предметы для собственных нужд.

Кривиц поднял глаза.

— А я и не знал. Машинка и камера? Тогда вашему незнакомцу чертовски повезло, что он как раз в ту ночь, когда добыча была еще там, вздумал навестить дачу.

— Не думаю, что это везение. Скорей всего, он знал, что на даче можно поживиться.

— Это как же?

— А так: он следил за вором и потом взял себе, что ему приглянулось.

— Почему он тогда не взял себе все? Я слышал, там было много стоящих вещей и все уложено в два чемодана.

— Это нам неизвестно. Может, он был любителем и взял только то, что могло понадобиться лично ему. А идти на риск и сбывать остальное не решился.

Арнольд одобрительно кивнул и добавил с улыбкой:

— Вот когда мы его поймаем, надо будет об этом спросить.

Кривиц удивленно поглядел на Арнольда.

— Ах, вот вас что интересует! А я-то думал, вы расследуете дорожное происшествие под Филиппсталем! — Он поднялся с кровати, подошел к окну, выглянул на улицу. Потом повернулся и спросил задумчиво: — А зачем вы мне все это рассказываете? Я здесь ни при чем и, стало быть, не могу вам помочь.