Иван-чай. Год первого спутника - Анатолий Знаменский

— Все уже заготовил? Герой! Академик! А как в гараже дело?

— Слежу, чтобы простоев не было. Дал телеграмму по колоннам, чтобы не задерживали, слали трактора на профилактику. А то сами составляют графики, сами же их нарушают.

— Ты уже и до колонн добираешься? — в искреннем восхищении пропел Стокопытов. — Ч-черт возьми, где тебя мотало пять лет, почему я на тебя с самого начала не попал?

Павел засмеялся:

— Пять лет назад я сосунком был, вам спасибо, что к Селезневу меня направили тогда.

— К Селезневу, значит?.. — задумался Максим Александрович. — Ясно… Ты и гребешь бульдозером. Под моим чутким руководством! — позволил себе пошутить Стокопытов, чувствуя, как обруч вокруг сердца отпускает. — Видал, Турман? Кстати, как у Тернового, по-твоему, насчет политических качеств?

Он откровенно смеялся. А Турман недовольно пожал плечами:

— Захваливаешь… в глаза. Зря!

— Во-во! — с ожесточением воскликнул Максим Александрович. — Захваливаю, а ты что думал! По справедливости. А то у нас повелось спокон веку дурацкое правило. Как заговорят о каком толковом парне, так нельзя захваливать. А подвернется какая-нибудь дохлая рыба, говорят: надо, мол, поддержать. А все вместе называется: правильная работа с кадрами.

Турман потрясенно моргал, разводил руками:

— А ты, Максим, это самое… нигилист. Свихнулся ты, Максим, на старости лет.

Зазвонил телефон. Электрическая трель резанула, как сигнал тревоги. Стокопытов, щурясь на Турмана, собираясь что-то ответить, схватил трубку.

— Что? Тернового? Пожалуйста, я не держу… — Положив трубку, кивнул Павлу: — Валяй, Пыжов срочно вызывает! Наверное, Ткач там барахлит. В случае чего не тушуйся, поддержим.

Поддержим… Снова во множественном числе. Как оно въелось за долгие годы!

Павел сказал с невеселой усмешкой:

— Надоела мне, Максим Александрович, вся эта музыка. Может, мне и самому лучше определиться в бригаду Прокофьева или к Меженному? И начальству и самому спокойнее.

— Иди, иди! Сказал: поддержим, значит, поддержим!

Когда Павел и Турман вышли, Стокопытов сунул пробирку в карман и, медленно застегнув пуговицу, встал.

«Надо, идти к Домотканову. Надо в партком идти, — сказал он себе. — Пора! Сердце весть подает, и никакими пробирками этого не залечишь. Надо прийти и прямо все рассказать. Рассказать Домотканову, он и сам не молод, все поймет. Найдут дело другое, по силам. Значит, пришло время, если сердце не выдерживает».

23

Ничего опасного как будто не предвиделось.

В отделе собрались на экстренное совещание нормировщики дальних автоколонн, инженер по труду из машинно-дорожного отряда, техник такелажной группы. Тернового, как местного человека, вызвали в последнюю очередь.

Приехал и Филин.

Бесцеремонно потеснив коллег, Филин схватил Павла за руку и с фамильярностью похлопал его по плечу.

— Здоровеньки булы, как говорит Тарапунщик! — приветствовал он недавнего «крестника». — Ну как? Еще не получил нагрудные по приказу? Ничего, получишь. У нас в отделе это сразу! Для порядку. Но тут глубокий расчет: за битого двух небитых дают.

Павел отнял руку, сказал:

— То-то мне и хочется съездить тебе по вывеске, чтобы взамен двух небитых дали, почестнее.

Вокруг засмеялись, а Филин нисколько не смутился, продолжая привычную игру:

— За что же, за что, ми-лы-ый! Служебные отношения, Павел Петрович, ни в коем разе не следует смешивать с личными. Я, может, желал бы нынче пригласить тебя домой на вечерок. Я давно забыл о деловых недоразумениях, брат, и тебе советую.

— Это, конечно, великодушно с твоей стороны: нагадил и тут же забыл, — сказал Павел.

Оттеснив Филина, подошел инженер-нормировщик машинно-дорожного отряда Щербинин, старый знакомый. Тряхнул руку, оглядел Павла с ног до головы.

— Селезнев привет передавал, — сказал он. — Ну, как на новом месте-то? Не робеем, Петрович? Между прочим, наша «бронетанковая часть» собирается писать благодарность вашим ремонтникам. За все годы впервые такой месяц выдался: бульдозеры идут с ремонта как часы, и ни одной рекламации! Начальство, что ли, сменилось? Или техснабжение улучшилось?

— Техснабжение улучшилось, — сказал Павел. — А начальство старое.

В кабинет вошел Пыжов, он задержался у директора.

Пыжов выглядел отменно, прямо-таки блестел. От здоровья, распиравшего тело, от сознания своей значительности в кругу подчиненных.

— Извините, товарищи, немного задержался, — мягко сказал он, мельком глянув на золотые часы, украшавшие волосатое запястье. — Начнем сразу, поскольку времени у нас в обрез. У кого будут текущие вопросы, разберем после. Тема нынешнего совещания чрезвычайно важная. И, судя по некоторым симптомам… — тут Пыжов нашел глазами Тернового, — судя по некоторым фактам, довольно назревшая. Поступило директивное письмо о внедрении новых достижений передовиков в нашей системе. Полагаю, что мы ознакомимся с содержанием и обменяемся мнениями. Товарищ Филин, прошу.

Филин стал читать.

Это была одна из директив, что размножаются на стеклографе для неукоснительного исполнения по всем без исключения предприятиям: в бурении, строительстве, жилищной конторе и гужевом обозе.

Вначале речь шла о резце Василия Колесова — токаря с паровозоремонтного завода. Резец позволял во много раз увеличить глубину резания.

— Утроить, словом, толщину снимаемой  с т р у ж к и! — пояснил от себя Филин, значительно глянув на Павла.

Во втором разделе говорилось о почине башкирского сварщика Кочемасова, совместившего свои основные обязанности с работой моториста. К директиве прилагались чертежи резца и всевозможные инструкции.

Все это представлялось весьма ценным, если бы…

Впрочем, Павел не хотел мешать ходу дела.

Первым выступил Филин. Он сказал, что у них в автоколонне есть передвижной сварочный САК, который отныне можно передать на совмещенное обслуживание.

— Как нельзя своевременное мероприятие! — с жаром убеждал присутствующих, а заодно и себя Филин. — Я не один раз делал фотонаблюдения, товарищи (тут он корректно подался в сторону Пыжова), и всякий раз получалось, что моторист у нас «для мебели». Полезное время у него от десяти до пятнадцати процентов, не больше! Токарей у нас, к сожалению, нет.

Действительно, как жаль, что нет токарей, а то Филин внедрил бы и колесовский резец.

— А мы держим одного моториста на три агрегата, — с места сказал инженер машинно-дорожного отряда Щербинин. — Как быть нам?

— Не меняет дела, — ответил Филин. — Теперь вы можете сократить ненужную единицу. Пускай сварщики управляются!

— Это еще вопрос! — усомнился Щербинин. — Они и без того у нас перегружены. Сэкономим копейку, потеряем рубль.

— Товарищ Щербинин, вы получите слово, — прервал нежелательную полемику Пыжов. — Я хотел бы услышать, что на этот счет думает товарищ Терновой. Что-то он не проявляет сегодня должной активности, хотя ремонтных цехов новшества касаются в первую очередь.

Ага, кажется, началось. Можно было заранее предположить столь непритязательное, даже мягкое наступление. А что такое наступление будет, сомневаться не приходилось.

— Я обдумываю, дело-то серьезное, — мирно сказал Павел, хотя дело было пустое и думать было не о чем. — У меня вопрос к Филину. Можно?

— Если по существу, — разрешил Пыжов.

— Конечно, по существу. Не шутки ради хочется спросить товарища Филина. Человек он активный, я на собственной шкуре знаю. И вот как-то странно мне слушать его речи. Чего же он смотрел раньше, если у него были такие поразительные хронометражи? Моторист у него бездельничает, а он фотографирует безделье, да еще, как он сказал, неоднократно, и молчит. Указания из министерства, значит, ждал, чтобы сократить ненужную единицу?

Возник гомон, Щербинин откровенно засмеялся.

— Демагогия! — выкрикнул Филин.

— Не уводите разговор в сторону, Терновой! — прервал Пыжов. — В РММ дело обстоит, между прочим, не лучше, поскольку вы категорически уклоняетесь от хронометражных наблюдений. Вам поэтому трудно что-нибудь сказать конкретно.

Пыжов действовал медленно и верно. А Павел стоял под прицелом двух десятков глаз. Ему следовало вести себя тактично, но какой-то непостижимый бес уже ворохнулся в нем, захотелось разом прояснить фальшивую обстановку, в которой приходилось работать и ему, и всем остальным.

— Почему же? Я именно конкретно и говорю, — вяло возразил Павел. — В наших мастерских на основании этой директивы делать нечего. Она не касается нас.

Кажется, всех несколько шокировала такая прямота Тернового. А Пыжов с удовольствием оглядел ряды: Терновой сам просовывал голову в петлю.

— Как то есть не касается? Что это значит?