Иван-чай. Год первого спутника - Анатолий Знаменский

— Чего там — в трест! Вали прямиком до Цека!

Бывалый ревизор шутил, однако его не на шутку задело простоватое упрямство этого новичка. Щенок! Не клевал его жареный петух, вот и умничает! Кто и когда позволял себе подобное обращение с ревизорами? Спокон веку ревизоров положено обхаживать, заискивать перед ними, а то и поить водкой. Вот и работай с такими!

А Турман самообладания не потерял.

— Вы, Терновой, значит, принципиально против передовых методов? — изогнулся он вопросительным знаком. — Я бы советовал…

— Я бы советовал вам, Турман, уходить на пенсию, — спокойно сказал Павел, наливаясь краской, но не опуская глаз.

Ревизоры ушли докладывать по инстанции.

А Васюков, оценив происходящее, сказал Павлу:

— Да… Выгонять с работы тебя сейчас они вряд ли решатся, нелогично. Три месяца всего ты им кровь портишь, срок мал. Однако учти: все это дальний прицел. Как только ты просидишь здесь полгода, ты вылетишь, как воздушный бомбовоз, пойдешь вниз штопором. Изготовься!

Тут бухгалтер выбил замысловатую трель на счетах и назидательно поднял указательный палец:

— Закон природы! Первый шаг младенца есть первый его шаг к смерти.

21

До полуночи не спалось.

Лежал в постели, закинув руки, курил. В приемнике, рядом с подушкой, тихонько мурлыкал радиомаяк. Все о любви и красоте — Бунчиков, Шульженко, Кострица дремотно напевали о березках, черемухах, руках любимой, верных голубках. Голубки почему-то представлялись ему в бриллиантах и каракулевых манто, смахивали на Эру Фоминичну. Папироса в зубах гасла, он поднимался на локоть, чиркал в темноте спичками.

Часа в два мать окликнула его из своей комнаты заспанным домашним голосом:

— Не спишь, Павлуша? Спал бы.

Павел кашлянул в ответ, машинально задавил в пепельнице горький окурок.

Не выходил из головы этот сумасшедший день. Во-первых, он отхватил двойку по физике, ничего не мог рассказать о системе ЦЖС. Потом, когда возвращались из школы, Костя Меченый растравил глупым разговором о Наде. Полез, не спросясь, в душу. Павел дважды оборвал его, но безуспешно.

— Дело твое, — упрямился Костя. — Но она, по-моему, на два фронта действует. С тобой всерьез, с Валеркой не то в шутку, не то на всякий случай. Ты разберись, а то в непонятное положение попадешь! Не хотелось бы друга в рогачах числить!

Павел сплюнул, начал рассказывать о Пыжове, о поддержке и статье в газете и неожиданной, какой-то подлой ревизии.

Костя не удивился. У него было готовое мнение по всякому неожиданному поводу.

— Новые времена! — издевательски хохотнул он. — Дело ты поднял нужное, Пыжов тут как тут, на подхвате. Куда ему деваться? Но, с другой стороны, парень ты вредный и даже опасный. Вот он и готовит под тебя мину на всякий случай. — И посоветовал: — Ты вот что. Я бы на твоем месте сходил к директору конторы и все рассказал. Прояснил вопрос. Парень он молодой, легкий, как я слышал. А то ведь Пыжов в случае чего и собак на тебя может повесить.

Вечер был умиротворяюще тихий, со снежком.

На крыльце своего дома Павел заметил парочку. Кто-то обнимал Катю. Сестрица в модном пальто и высокой боярской шапке что-то шептала, прильнув к человеку в коротком пиджаке и летней кепке.

Что-то было знакомое в обличье, но не хотелось откровенно рассматривать человека в такую минуту.

Павел пережидал за углом, чтобы не вводить их в смущение. Они целовались долго, у него начали мерзнуть ноги, и вечер потерял всякую прелесть. Когда терпение уже подходило к концу, Катя за углом тихонько вздохнула, заскрипели мерзлые порожки и мимо прошагал, дымя папиросой, знакомый человек. Молодой директор, инженер Матвеев.

Все перепуталось! Теперь ни на какой доклад к Матвееву не пойдешь, черт знает что может подумать! А главное — Надя! Зачем ей понадобилось врать насчет Матвеева? Ни в какой загс он с нею не собирался, если целуется с Катей, ясно.

Она и раньше проводила с Валеркой время, но он моложе ее, сморчок. Вот жизнь, черт бы ее взял! А три месяца назад ему все казалось удивительно простым и светлым.

Может, к Домотканову нужно? Так ведь ревизия узкоспециальная, техническая, не полезет же он в дела Пыжова?

Закурил новую папиросу. Во рту жгло, нехорошо пошумливало в голове. Снова окликнула мать, упрекнула папиросами.

А мать нужно щадить. После того как погиб отец, она вовсе не думала о себе, с тридцати двух пожертвовала всем ради детей. Хотела им счастья. А счастливы они? Катя, впрочем, счастлива, спит сейчас за стенкой и видит ангельские сны. Зато Павел не спит, думает.

Вот и новогодний бал прошел, люди поздравили себя с новым счастьем, а Павел усмехнулся тогда — ему достаточно было «старого» счастья. Но потом вспомнил, что счастье-то состоит не только из поцелуев.

Все, что было в жизни хорошего, было естественно, как сама жизнь. Но почему рядом с хорошим так уверенно чувствуют себя мелкие пакости и дрязги? Почему честные люди уживаются с негодяями и пролазами, готовыми ставить тракторы задом наперед, хотя бы и в угоду «моменту»? Почему их еще терпят, а не бьют примитивно в морду?

Что делать?

Утром поднялся с тяжелой головой и мутью в глазах. Шел на работу с единственным желанием: просидеть восемь часов истуканом, ни во что не вмешиваться, считать и писать подобно кибернетической машине. Но у раскрытых ворот гаража его остановили Мурашко с Муравейко. Вчера была получка, но парни были, на удивление, трезвы.

— Дело есть, Павел Петрович! — окликнул его Мурашко, а Муравейко добавил:

— Инициаторами, это самое, хотим быть. Совета вашего просим.

Не собирались ли они еще раз послать его в медницкую?

— Какими еще инициаторами? — с отсутствующим видом спросил он.

— Дело в государственных масштабах, — важно начал Муравейко. — Надо звенья сокращать. Три дня бездельничали в конце недели, думали: так пройдет, а оно теперь не проходит. Выперло в платежке, как добрая дуля.

Павел очнулся, но разобраться в «инициативе» не успел. Из конторы вышел Стокопытов и резким, озабоченным голосом позвал в кабинет.

Начальник был в своем кожаном пальто, хромовых сапогах. Не раздеваясь, стоя, нервно пощелкивал ногтями скрюченных пальцев о толстое настольное стекло. Весь его походный, собранный вид говорил, что случилось что-то чрезвычайное. Хромовая кожа заскрипела в проймах, полы сухо терлись о ребро стола.

— Та-а-ак, Терновой. Доработались. Директор объяснения требует к акту. Докатились! Выговорами вряд ли отделаемся. Ну? Что молчишь, говори, как выправляться думаешь?

— Выправляться не будем, — сказал Павел. — Все идет как надо.

Стокопытов оторопел:

— Как надо? Акт — это еще пустяки. А ты пройди по гаражам, послушай, что делается. Народ собрания требует. Горит твоя система, академик, не оправдывает себя!

— О чем собрания?

— За первую половину месяца зарплата снизилась. Валяй пройди по гаражам.

Павел встревожился. Но по гаражам не пошел. Он прочно укрепился за своим столом, попросил у Эры производственный журнал и графики ремонтов.

Открылась в высшей степени интересная картина.

Ремонт ускорился, тракторы стали быстрее покидать гараж, но у слесарей образовались «окна» безделья, называемого в документах простоями. Но простоев никто не фиксировал по старой памяти, люди не получили даже законного минимума за потерянное время.

Интересно, на сколько же выросла производительность? Ведь это же здорово! И Мурашко, и Муравейко никакие не лодыри, а отличные ребята, если догадались, как выходить из положения.

Но зарплата… Нужно садиться за стол, выверить «окна», заплатить людям кровные деньги. Держись, Терновой!

Павел хотел было доложить обо всем начальнику, но тут его заинтересовало новое открытие. По горячему следу легко было установить, и размеры прежних приписок. Ибо липа как раз и перекрывала не только скрытые простои, но и недостающую зарплату. Получалось наслоение, двойной обман.

С расчетами управился только к вечеру. Стокопытов мрачно выслушал его, схватился за голову.

— Ты что, без ножа хочешь меня зарезать?! — ахнул он. — Какой дьявол тебя научил совать нос во всю эту неразбериху? Вот грамотей окаянный! Кто в мастерских начальник? С кого спрос? Ведь с твоими цифрами только к прокурору идти!

— Да я-то при чем? — развел руками Павел. — Я вам факты выкладываю, а к прокурору можно и не спешить. Можно попросту ликвидировать непорядки, и все. Без прокурора. Тут преступников нет.

— Тихо не получится. А люди требуют: им денег подавай!

— Собрание будем проводить? — жестко спросил Павел.

— О-о, черт! Зачем?

— Зарплату вытягивать на положенное место, — пояснил Павел.

Начальник наконец снял пальто — ему стало жарко.