Кардонийская рулетка - Вадим Панов

— О мессере Помпилио.

— Вот-вот! Революции, дикие звери, Пустота — зачем тебе все это? Погибнуть или стать инвалидом?

— Оставайся на Каате, старина, а мы поможем тебе устроиться.

Я слушал их, смотрел на них, кивал им, а сам удивлялся: они были такими заводными в Университете, такими веселыми, яркими, я на их фоне выглядел безликим серым типом… если бы меня кто-нибудь сумел разглядеть. Они грезили подвигами, приключениями, великими открытиями на худой конец, а сами удовлетворились сытой мещанской жизнью. Я должен был оказаться на их месте, я — тихий, незаметный и робкий Энди Мерса. Я должен был выкопать себе теплую норку на какой-нибудь тихой планете и честно зарабатывать на жизнь своей честной профессией. Собственно, еще несколько дней назад так и было. А теперь…

А теперь получилось так, как получилось.

Я смотрел на них и вспоминал потного Бедокура, мечущегося по задымленному кузелю; Бабарского у пулемета, орущего от невозможности достать хитро заходящие на „Амуш“ аэропланы; перепачканного кровью и блевотой Галилея, в беспамятстве вывалившегося из астринга, Галилея, который едва не сдох, спасая наши шкуры.

Впрочем, мы все тогда чуть не сдохли, спасая друг друга…

— Ты станешь богачом, старина, — щедро пообещал Зверге.

Я улыбнулся.

А потом, после десерта и сладкого вина, сказал ребятам, что их предложения вскружили мне голову, попрощался, вернулся на цеппель и пошел к Дорофееву. А на следующий день принял присягу».

— Я читал все твои статьи. — Павел сразу взял быка за рога. — Слежу за тобой с тех пор, как ты работал с Озборном.

— Э-э… Неужели? — Услышать похвалу всегда приятно, из уст самого Гатова — все равно что получить «почетного доктора» во всех университетах Герметикона одновременно, а потому сказать, что Мерса обрадовался, — то же самое, что промолчать. Алхимик буквально воспарил от восторга.

— «Заметки о преобразовании тяжелых веществ» меня восхитили, — продолжил магистр. — Каронимо?

— Не врет, — подтвердил Бааламестре. — Мы спорили о твоей работе два дня.

— Но это заметки! — рявкнул магистр. — Где продолжение? Где развитие идей? Ты хоть представляешь, куда мог забраться?

— Э-э…

— Ты обязан продолжить, потому что, несмотря на достоинства, статья сырая…

— Сырая? Не может быть! Но если доброму синьору не нравится, мы можем заменить блюдо!

Гатов повернулся и несколько секунд недоуменно таращился на бесшумно подошедшего официанта.

— Что?

— Вы сказали, что рыба сырая, — профессионально улыбнулся тот.

— Парень, мы тебя позовем, — отмахнулся Каронимо и бросил чересчур трудолюбивому служащему серебряную монетку. — А пока иди туда и не мешай.

— Слушаюсь.

Послеобеденное время для ресторанов сонное. «Рыбацкий пирог» начнет заполняться позже, к вечеру, пока же Гатов, Бааламестре, Мерса и четыре телохранителя, что обосновались в двух столиках к выходу, были единственными посетителями огромного зала, и скучающие официанты молниеносно исполняли пожелания гостей. И даже слегка перегибали палку.

— Так вот, — пробормотал магистр, с трудом возвращаясь к теме, — статья сырая, но потенциал виден. Когда продолжишь?

— Я работал над «Заметками» полтора года.

— А я думал, что последние время ты был слишком занят, — хмыкнул Каронимо. — Вы ведь не сидели на месте.

— «Амуш» посетил одиннадцать э-э… миров, — подтвердил Мерса. — Мы организовывали поисковые экспедиции.

— Как же ты успел написать статью?

— Обычные перемещения — рутина, — объяснил алхимик. — На борту у нас порядок, работы мало, вот и появилась возможность вернуться к науке.

— Ты неплохо вернулся.

— Спасибо.

В зал вошли двое полицейских, по всей видимости — завсегдатаи: столик для них накрыли заранее, а подскочивший метрдотель ласково зашелестел насчет «горяченьких закусок». Телохранители среагировали на открывшуюся дверь — повернулись, положив руки на рукоятки дремлющих в кобурах револьверов, но, увидев блюстителей порядка, расслабились.

— Астрологический флот — мелко для тебя, Мерса, — веско произнес магистр. — Не пора ли всерьез заняться серьезной наукой? Вместе с нами?

— Э-э… Вам нужен секретарь?

— На равных, Мерса, на равных. Нам нужен алхимик, которого раздражает слово «невозможно». И нам с Каронимо кажется, что это ты.

— Определенно ты, — подтвердил Бааламестре. — Чтоб меня пинком через колено!

Заманчиво? Нет, это не то слово, которым можно описать выпадающий раз в жизни шанс. Работать с таким гением, как Гатов, — мечта любого настоящего ученого. Павел ходит по самому краю изведанного и постоянно заглядывает за этот край. Ему интересно. И под его пытливым взором каменная стена, скрывающая от нас непознанное, превращается в занавес. Откинь его — и откроются удивительные горизонты. Павел откидывает. Павел впереди всех. Павел терпеть не может слово «невозможно»!

Ученый шептал: соглашайся! Но…

Но потом Энди вспомнил, как тушил пожар в третьем двигателе. Один тушил, потому что остальные были слишком заняты. Как стоял перед дверью, за которой бушевало пламя, мялся, не решаясь войти, а потом вдруг понял, что на него рассчитывают. Ощутил себя членом команды, стиснул зубы и распахнул дверь. И еще вспомнил, как счастлив был, справившись с пожаром. Как гордился собой. И тогда гордился, и сейчас.

— Предложение лестное, но я — офицер Астрологического флота, — тихо сказал Мерса. — И не считаю службу в нем чем-то мелким.

— Кто мешает тебе выйти в отставку? — удивился Каронимо.

— Присяга.

— Которую ты дал Флоту?

— Нет, я принес ее своим товарищам, — повторил алхимик слова адмирала дер Ваатерса. — Ребятам, с которыми хожу на край света.

Их было четверо. Плюс шофер фургона. Плюс двое вверх по улице и двое вниз — тактическое прикрытие, плюс разведчик — получалось десять человек, но внутрь пойдут только они, а значит, их четверо. Всего четверо, но поскольку каждый стоит четверых, их шестнадцать.

Эту шутку главный выучил, будучи зеленым юнцом, услышал от наставника и теперь частенько повторял перед акциями. Правда, сам главный считал, что стоит шестерых, но из песни слов не выкинешь.

— Неприятности…

Последнее слово, что хочется услышать от разведчика, отправленного больше для проформы, в последний раз убедиться, что все идет по плану.