Место покоя Моего - Артем Абрамов

Иуда отделался синяками, кровоподтеками и напрочь заплывшим глазом. Симону сломали два ребра. Петр плюнул на конспирацию, всадил ему в задницу содержимое аварийной ампулы из своей сумы, попросил у хозяина кусок ткани и туго забинтовал грудь, постаравшись зафиксировать ребра. Он — не Иешуа, наложением рук лечить не умел, а про ампулу никто ничего не спросил. То ли не поняли в суете, то ли не до вопросов было. Завтра-послезавтра Симон станет как новенький.

Все уже знали о приговоре Синедриона или все-таки Совета Храма. Охранники-левиты, оттягиваясь на вредных зилотах, между прочим сообщили им злорадно, что их недоделанный Машиах не просто в подземелье кукует, но кукует в ожидании суда префекта, а уж храмовый суд давно приговорил его к распятию. Если префект не запротивится, — а с другой стороны, что за дело ему до какого-то местного? — то до заката этого самого Машиаха аккуратно прибьют к кресту большими железными гвоздями.

Мать и Мария рыдали в голос, остальные женщины тоже плакали, но одновременно пытались успокоить мать. Петр подумал было: не использовать ли еще одну универсальную ампулку, чтобы привести мать Марию в норму часиков эдак на двенадцать, как раз до конца событий, но решил не вмешиваться в естественный их ход. Пусть все идет, как идет. Симону помог — и хватит.

Иуда был плох. Не в физическом смысле, а в моральном. Сидел в углу комнаты на корточках, качался взад-вперед, как игрушечный ванька-встанька, на вопросы не отвечал, не слышал их вовсе, что-то мычал невнятное. Петр положил ладони ему на голову и внутренне содрогнулся: окатила штормовая волна отчаяния, от которой самому Петру сделалось очень не по себе. Складывалось грустное ощущение, что один из самых здоровых и сильных учеников Петра оказался на поверку удивительно хрупким нравственно. Похоже было, что он взвалил на себя одного непомерное чувство вины за арест Иешуа, за приговор Синедриона, за разгром римлянами бра-тьев-зилотов, за скорую неотвратимую смерть Машиаха, короче — за полный и бесповоротный провал так хорошо и душевно задуманного дела. Психиатры назвали бы это каким-нибудь нервным срывом, прописали бы покой и уединение под присмотром специалистов, капельницы и таблетки, но Петр — не психиатр. Он попытался смягчить приступ отчаяния и вины, хоть в себя Иуду привести, но почему-то ничего не вышло. У самого, что ли, силы к концу подошли?.. Да и не смертельно все это, в конце концов; было и сплыло, пройдет само, время — лучший лекарь. Тем более что не так уж много его осталось: через три дня запланировано Воскресение, вот Иуда в себя и придет, увидев живого Учителя.

Кстати, опять о Каноне. Вот ведь с предательством-то Иуды ничего не вышло, не нужен он был Петру как предатель, да и характер по жизни у него совсем не предательский. Если уж брать однокоренное слово, то вовсе противоположное преданность. Как сейчас видно, преданность до умопомрачения! А ведь в числе апостолов он не значится. И здесь что-то придется придумывать. Но это уж совсем семечки, по сравнению со всем остальным…

Состояние у всех было паршивым. Мудрено ли? Сам Петр, хотя все и организовал, ощущал себя эдаким ученым-препаратором: а вот мы сейчас этот живой экземплярчик вскроем скальпелем, поглядим, что там у него внутри, а потом зашьем. А он потом выживет, господин ученый-препаратор? А этого мы не знаем, мы только по вскрытию специалисты, а что потом — это, господа, к Богу обращайтесь, это, господа. Его прерогатива…

Надо было исхитриться и спуститься вниз, в подвал дома Кайафы: повидаться с Иешуа, хоть парой слов с ним перекинуться, поддержать, в который раз произнести стандартно утешительное: все будет хорошо. Почему не спустился? В голову не пришло? Нет, конечно, при чем здесь «в голову не пришло», просто торопился к своим, сюда, в дом камнереза…

Худо-бедно, но оправдался.

А что «все будет хорошо», то уж формула-то больно укрупнена! Да, по основным параметрам проект «Мессия» завершится, как сегодня почти уверен Мастер Петр, с точностью оптимальной при отклонениях, укладывающихся в допустимые для них нормы. Но это по основным параметрам. А по всяким боковым версиям проект очень далек от нормы. Никого не предавший Иуда действительно — семечки, ерунда. А Креститель, ставший Богословом? А куча несделанных библейских чудес и куда большая куча сделанных, но в Библию не вошедших? А донельзя перепутанная хронология евангельских событий? Да, еще! Откуда взяться апостолу Петру, когда сам Петр, завершив проект, вернется наконец домой, уйдет, к такой-то матери, из Службы, станет, к примеру, директором Музея истории Израиля в современном ему Иерусалиме или, наоборот, уйдет от суеты мира и наймется смотрителем-егерем куда-нибудь в заповедник, в Найроби или в Аскании-Нова? Надо быстро искать Петра среди тех семидесяти, которых придется собрать в Галилее сразу после воскресения Иешуа. Искать достаточно умного и делового, чтобы мог удержать в целостности общину, сохранить ее, начать экспансию христианства в ближние страны. В принципе, наверняка такой толковый найдется, Иешуа сам выбирал их, а он умеет выбирать лучших. Да и Иоанн будет рядом, поможет…

Вот с Иешуа что делать? Он еще о Вознесении не ведает!.. Сложно будет убедить его в необходимости измениться, стать другим, Кем, прикидывал Петр. Апостолом Павлом? Неизвестная пока Петру фигура, но по Истории — очень деятельная, сильная, властная… Характер у Иешуа подходящий, все деяния Павла — завоевательские по сути, он миссионер — от Бога, патриарх миссионерства на земле. Да и большее время он, если верить книге Деяний Апостолов, отсутствовал в Иерусалиме… Хорошая идея! Может быть, может быть… Дело за малым уговорить Иешуа. Уж такое «малое» — больше не бывает!

А время между тем — десять шестнадцать утра. Первую молит-! ву все пропустили, вторая по определению не состоится — суд ее отменит.

Где быть Петру во время суда? По житейской логике — среди учеников, рядом с матерью Марией, поддерживая ее, утешая. Ведь не поймут, если его рядом не окажется… Но по здравому смыслу быть бы ему за какой-нибудь занавесочкой рядом с Пилатом, чтобы подсказать прокуратору слова, какие от него потребуются. Но это значит — мчаться сейчас в свой секретный дом, превращаться в Доментиуса, а после суда — тоже на рысях! — лететь обратно, переодеваться и присоединиться к Крестному ходу, успеть к началу его, да еще ухитриться сделать так, чтобы ученики, и мать, и Мария из Магдалы, и многочисленные рыдающие родственники не заметили отсутствия самого близкого Иешуа человека, названного им своим преемником. Ключи от так и не построенного Царства Божьего легко позвякивали в поясе Петра. Метафора.