Место покоя Моего - Артем Абрамов

Петр услыхал, как он вошел и ясно, без какого-либо малейшего страха, произнес:

— Мир тебе, коэн-гадол Кайафа. Мир и тебе, коэн-саган Йонатан. Мир и вам, коэны Анан и Йосеф.

— Откуда ты знаешь наши имена? — это, судя по голосу, спросил кто-то из помощников Кайафы, и изумления в голосе было — через край.

— Я как-то говорил в Храме вашему священнику: я знаю все, что знает Господь о моей земле и моих подданных. Почему бы мне не знать ваши имена?

— Что это значит: «твои подданные»? — это уже Кайафа, тут уже никакого изумления — одно высокомерие. Так по роли, но так, понимал Петр, и по жизни. Кто ему этот галилеянин? Он уже практически мертв. Вот если только не Пилат… — Ты считаешь себя Царем Иудейским?

— Это ты сказал, — традиционно ответил Иешуа. Петр чувствовал улыбку в голосе ученика. И сразу же — звук пощечины. И голос другого помощника первосвященника:

— Знай, с кем говоришь!

— Что плохого я сказал? — спокойно, никак на пощечину не реагируя. — Если что-то плохое, то объясни, я извинюсь. А если нет, то за что ты ударил меня?

— Уймись, Анан, — с раздражением произнес Кайафа. — Я не давал тебе слова… Ответь, нацеретянин, в таком случае: верно ли сказал?

— Зачем тебе мой ответ, Кайафа? Если я соглашусь: да, я — Царь Иудейский, вы мне не поверите и убьете меня. Если я стану отрицать это, то кем же я буду в глазах тех, кто назвал меня Царем? Спроси людей, Кайафа. Спроси тех, кто дал мне, человеку из рода Давидова, это имя, и пусть они тебе ответят. Меня ты можешь убить, это просто, а всех их? Их много, Кайафа…

— Сколько много?

— Я не считал. Вчера было просто много. Завтра — очень много. А когда ты завершишь свой земной путь и твои потомки, и потомки твоих потомков тоже упокоятся в мире, тогда тех, кто назовет меня Царем Иудейским и Израильским, будет немерено… Пойми, Кайафа, не только люди слышат меня, но и я их слышу. Почему тебе не поверить им, как я им верю?..

— Ты собираешься разрушить Храм и построить новый? Иешуа молчал. Вопрос был трудным для него. Особенно после того, что произошло — а вернее, не произошло! — нынешней ночью.

— Почему ты молчишь? — спросил Кайафа.

— Думаю, — ответил Иешуа. — Вчера я сказал бы: да, это так. Собираюсь. Но сегодня скажу иначе: нет смысла. Тот Храм, который построен Иродом на горе из камней галилейской долины Бет а-Керем и украшен золотом и мрамором Карарры, он давно мертв. Там нет Бога. Пусть пока стоит… А Храм внутри людей я давно начал строить и много в том преуспел, и он заменит все Храмы, известные в земле Ханаанской и далеко за ее пределами…

Ученик умел признавать поражения и делать из них здравые и точные выводы. Не получилось реально разрушить Храм, значит, прав Петр, утверждая идею Храма в душе. Тем более после всего, что сегодня ночью было поведано.

— Только зачем я тебе это говорю? — продолжал Иешуа. — Ты же все равно мне не веришь. Так верь в свой Храм. Верь, что он вечен. Только знаешь пророчество?..

— Пророка Захарии? О Храме?

— Нет. Пророка Иешуа из Нацерета. Твой Храм будет стоять, пока жестокий огонь не начнет разрушать его, пока верхние камни не станут падать со стен и тащить за собой другие камни, пока не останется от него на земле только мертвое поле камней. И я к этому не буду иметь никакого отношения.

Кайафа совершенно искренне засмеялся:

— Когда же это случится, пророк?

— Я бы назвал тебе срок, он уже виден, но ты опять не поверишь. Не томи себя и своих помощников, вам я неинтересен. Отправь меня обратно в пещеру, там сухо, спасибо на этом, и я буду ждать своей судьбы с именем Господа моего в сердце.

— Тебе недолго ждать, нацеретянин…

И зашевелились в зале, чем-то задвигали, загремели, а через минуту за занавеску заглянул Кайафа, увидел Петра-Доментиуса, возлежащего на кушеточке, не сдержался — позволил себе усмехнуться:

— Удобно тебе было, Доментиус?

— Вполне, — сказал Петр и встал. — Все прошло замечательно, хотя согласись, Кайафа, он — умный собеседник, этот Иешуа из Нацерета.

— Я так не думаю, — не согласился осторожный Кайафа, хотя он вообще не думал о Иешуа даже как о человеке — не то чтобы о собеседнике. — Ты знаешь, что Пилат назначил суд на полчаса после одиннадцати?

— Знаю. Не беспокойся. Все будет в порядке… Они вышли в зал. Конспиратор Кайафа не оставил в нем своих помощников: зачем им знать о существовании некоего эллина, который вправе подслушивать за занавеской.

— Ты придешь на суд?

— Вряд ли. Любимый ученик мне доложит… Кстати, а где он?

— Ждет тебя внизу. Он знает о допросе.

— Тоже подслушивал?

— Знает, — упрямо повторил Кайафа.

— Не прощаюсь, — сказал Петр, кладя руку на плечо первосвященнику. Вольность, конечно, но это — за Иоанна, который «ждет внизу». — Я еще увижу тебя, Кайафа. Благодарю за хорошо выполненное дело.

Услыхал мысленное: да уйдешь ты когда-нибудь?! Не стал испытывать терпение хозяина, быстро вышел, спустился вниз. У выхода на каменной скамеечке сидел Иоанн. Увидел Петра, с почтением встал, склонил голову. Двое здоровых охранников-левитов с любопытством наблюдали эту сцену. Иоанна они, не исключено, запомнили, он здесь не раз бывал, а эллина видели впервые. Тогда, когда Петр приходил к Кайафе, у дверей караулили другие. А этим интересно было: что общего между каким-то местным стукачом первосвященника и богатым эллином. Интересно? Пусть мучаются…

Кивнул Иоанну: мол, следуй за мной, И исчез в ночи Верхнего города.

Некоторое время шли молча.

Иоанн спросил:

— В дом к камнерезу?

— Сначала переодеться. А потом — к своим.

— Что мы им скажем?

Петр задумался на мгновенье, потом сказал:

— Правду, Йоханан. Завтра — суд. Ты все слышал?

— Все, — кивнул Иоанн. — Я стоял у входа, по ту сторону двери. А дверь была приоткрыта.

Петр не понял, почему первосвященник так настаивал на термине «знает» вопреки реальному «слышал». Не хотел обижать Пера сравнением с каким-то иудейским шпионом, который тоже подслушивал? Так Петр, в отличие от шпиона, делал это комфортнее — лежа…

— Завтра все мы будем стоять на площади перед крепостью Антония, где объявят приговор Машиаху. Пусть наши узнают его раньше. Особенно — мать Мария. Может, чуть легче им будет завтра.

— Вот тут я сомневаюсь, — не согласился Иоанн. — Легче им не будет никогда.

Он еще не знал, что ошибается.

ДЕЙСТВИЕ — 5. ЭПИЗОД — 1

ИУДЕЯ, ИЕРУСАЛИМ, 27 год от Р.Х., месяц Нисан

В доме камнереза никто не спал. Ждали Петра и Иоанна. Иуда и Симон, так и не заметив Иоанна, сумели проследить стражников и арестованного Иешуа до дома первосвященника, но дальше для них входа не существовало. Иуда пытался прорваться в калитку, но был нещадно бит охранниками. Другие охранники множество их созвал этой ночью Кайафа к себе в дом — отняли меч у Симона и тоже сумели отлупить гиганта, пользуясь как численным перевесом, так и неплохим умением драться без правил. Сказано будет в другом месте и в другое время: сила солому ломит. Уж какой прочный пук соломы представляли собой вдвоем мастера кулачного боя, Иуда и Симон, и опыт конных и пеших стычек с римскими воинами за ними числился, а когда человек десять — двенадцать, тоже мастеров — уж сколько их там было, друзья-зилоты не помнили, — против двоих встанут, этим двоим только и остается, что радоваться: живы остались и в общем-то целы.