В поисках солнца (СИ) - Берестова Мария

Некоторое время они молчали — отец обдумывал, как новые обстоятельства развивают интригу, она же переживала острый приступ недовольства собой, — потом она нехотя отметила:

— Я не уверена, что он мне простит.

— Почему это? — непритворно удивился Михар, который прекрасно знал, сколь многое может сойти с рук хорошенькой женщине, если она сумеет правильно себя подать.

Руби потёрла лоб, задумалась — она опиралась скорее на интуицию, чем на доводы логики, — потом медленно и словно через силу отметила:

— Райтэну… чужды игры такого рода. Он… — она попыталась подобрать слова, и как-то с трудом выстроила фразу: — Он ценит порыв, а не расчёт.

На лице Михара всё ещё читалось лёгкое удивление, но было неясно, отражает ли оно его реальное отношение — или он просто считает должным отобразить мимикой именно эту эмоцию.

— По-моему, ты просто смотришь на него слишком романтично, — наконец, возразил он.

— Ему чужда всякая фальшь, — с непривычной ему холодностью в голосе возразила Руби.

Поразглядывав её так, словно видел впервые — мысли, которые она высказала, были для неё весьма странны, — он медленно и терпеливо принялся объяснять:

— Детка, он, возможно, очень зол сейчас, когда только поймал тебя не обмане. Но у таких людей, как Тогнар, подобные эмоции, пусть и весьма яркие в первый момент, быстро угасают. Через несколько недель он и думать забудет, что злился на тебя.

Руби нахмурилась, всем своим выражением выказывая полное несогласие с таким прогнозом реакций Райтэна.

— Ты просто его совсем не знаешь! — наконец, выразила свой протест она.

Господин Михар вежливо приподнял брови. В его тщательно собранном досье была достаточно подробная биография Райтэна, дающая более чем достоверный слепок его характера.

Совершенно беззвучно постучав пальцами по подлокотнику, Михар задумался. Ему пришла в голову мысль, что дочь, судя по всему, весьма неравнодушна к супругу — и эта мысль вызывала в нём глубокое удовлетворение от хорошо проделанной работы.

Руби с детства отличалась большим прагматизмом и логическим складом ума, и умудрилась дожить до двадцати пяти лет, ни разу не влюбившись. В целом, оно было и к лучшему — страсти юных девиц зачастую весьма разрушительно сказываются на их судьбе — но господин Михар всё же испытывал на этот счёт некоторое беспокойство, скорее от того, что опасался, что внезапное чувство проснётся в дочери катастрофически не вовремя и к объекту самому неудачному.

Теперь же выходило, что интрига складывается самым что ни на есть удачным образом: и Тогнар сам ринулся поскорее жениться, даже разыгрывать тщательно продуманные заготовки не пришлось, и дочь, судя по всему, прониклась к супругу симпатией.

Личное счастье дочери, безусловно, входило в число ценностей господина Михара, пусть и не было тем приоритетом, на котором он строил свои планы.

Таким образом, на ближайшее время Михар поставил дочери простую и конкретную задачу — примириться с Райтэном — и отбыл по своим столичным делам, полагая, что торопить события не стоит, а тем более не стоит нервировать зятя своим присутствием в непосредственной близости от него.

Руби была таким положением дел вполне довольна: работать под постоянным контролем отца ей не нравилось. Слишком велика была разница в опыте и уровне понимания интриг, и, как бы хорошо Руби ни справлялась с порученным ей делом, у отца всегда находился повод преподать ей очередной урок, объяснить, в чём она была неправа на этот раз, и предложить более разумные стратегии поведения в тех или иных случаях. Это всё, конечно, высказывалось мягко и с заметной отцовской заботой, но всё же раздражало, надоедало, ранило, в конце концов, и Руби постоянно преследовало то чувство, что она не дотягивает до некоей высокой планки, которой должна бы соответствовать.

Интрига с замужеством понравилась ей с самого начала, потому что, во-первых, предоставляла ей широкую свободу действий без непосредственного контроля отца, а, во-вторых, позволяла проявить лучшие свои качества и показать, что она тоже чего-то стоит. Так что возвращения Райтэна и Дерека из Брейлина она ждала с большим нетерпением, готовясь блеснуть обаянием и начать строительство самого счастливого брака на свете.

Дело, однако, пошло совсем не так, как она планировала.

При встрече Райтэн вовсе не блистал дружелюбием. Он, впрочем, попытался отобразить что-то, долженствующее означать вежливую улыбку, но получилось у него настолько плохо, что такая гримаса не обманула бы и самую наивную девушку на свете.

Руби наивной не была и отчётливо увидела: он ей не рад настолько, что предпочёл бы и вовсе не видеть.

Это было ожидаемо, но досадно: она рассчитывала, что за время поездки он успеет успокоиться и станет готов к примирению.

Однако ж, не удостоив её даже минимальной светской любезностью, кою пусть даже фиктивный супруг должен был проявить по отношению к жене во время встречи, он незамедлительно умчался куда-то по делам — настоящим или вымышленным — и даже огорчённо-поникший вид, всегда особо удающийся Руби, в этот раз не помог.

Впрочем, как — не помог? Следующий за Райтэном Дерек притормозил, притянул её в утешительные объятья и ласковым тоном отметил:

— Ну, он ещё не отбушевался, ты же его знаешь!

Удаляющуюся спину друга он проводил взглядом весьма недовольным: для дела было бы неплохо, чтобы Райтэн худо-бедно изобразил какую-то готовность идти на контакт.

Он, впрочем, изобразил — ту самую попытку вежливой улыбки — и, видимо, это был тот максимум лицемерия, на какое он был способен.

— Я его так ждала… — тихо призналась Руби.

— Выше нос! — щёлкнул её по этому самому носу Дерек, тем приподнимая его, и пообещал: — Отбушует, куда он денется!

Голос его звучал весело и уверенно; изобразив напоследок какой-то полусветский-полушутовской поклон, он унёсся догонять. Руби улыбнулась ему вслед: ей нравился Дерек, в его манере она видела что-то солнечно-доброе, и теперь ей было приятно получить от него поддержку.

…через пару недель только на этой дерековской поддержке она и держалась — потому что Райтэн упорно избегал её всеми приличными и неприличными способами.

В конце концов, именно Дерек поставил вопрос ребром: либо они (избегающий Руби Райтэн и лелеющий свои ненаглядные карты Илмарт) берутся за ум и как-то включаются в интригу, либо он, Дерек, из этой интриги выходит, потому что сколько можно, наконец, тащить всё на себе одном! Признав его правоту, друзья кое-как предприняли шаги по поиску компромисса. Илмарт заявил, что совсем не против изображать дружелюбие, если Руби и пальцем не притронется к его картам, а Райтэн обещался выдавить из себя какую-то готовность к контакту, если они не будут оставлять её с ним наедине.

Вздохнув, Дерек предложил привести Руби в их кружок любителей карт, чтобы заняться с нею вместе уже основательно подзабытым словарём парфюмерных терминов. Илмарт тут же согласился: что угодно, лишь бы не его карты. Райтэн было обрадовался и заявил, что его присутствие совершенно излишне, потому что ни к картам, ни к переводам он никого отношения не имеет. Илмарт и Дерек мрачно переглянулись и пообещали позвать Олив — что тут же вызвало большой энтузиазм.

— Северное направление торговли! — хлопнув себя по лбу, подскочил Райтэн и куда-то понёсся.

Успев, впрочем, пообещать, что придёт.

Проводив его недовольными взглядами, Илмарт и Дерек переглянулись. «Угу-угу, конечно, чисто торговый интерес! Кому ты затираешь!» — откровенно читалось в их глазах.

— Безнадёжно, — резюмировал Илмарт.

Дерек только печально вздохнул. План «притвориться, что они влипли в интригу по уши, и, таким образом, узнать, что нужно Михару» грозил провалиться полностью, даже толком не начавшись.

Таким образом, на следующий вечер они все снова собрались в том же кабинете — только Дерек в этот раз сидел не под окном с Райтэном, а с Руби.