Серебряная клятва - Екатерина Звонцова

class="p1">Два запыленных сапога оказались точно напротив; к квадратному носу левого прилипло серое окровавленное перышко. Поморщившись, Хельмо скользнул взглядом выше и увидел Черного Пса. Тот лениво прочесал бороду пальцами, позвенел колечками.

– Хорошо у тебя горит, у Черного Пса-то с сухопутным огнем не вяжется. Ненадолго я.

Хельмо невольно подметил: в речи целых два личных местоимения, смягчился акцент. Пират постепенно перенимал грамматику у тех, с кем путешествовал, подстраивался под них. Понимать его становилось проще.

– Да я рад. Оставайся, – позволил Хельмо, покривив душой: рад он не был, впрочем, не обрадовался бы и кому-либо другому. Но возражать не нашлось сил.

Черный Пес, скрестив ноги, присел к огню. Тот действительно трещал бодро, хотя Хельмо совсем про него забыл, давно не подбрасывал щепок. Ему было холодно вовсе не от сырости ночи, и вряд ли от такого холода хоть что-то бы спасло. Черный Пес бросил:

– А славно сегодня повоевали. Хороший-таки из тебя командир.

Хельмо с усилием приподнялся, сел, решив, что больно жалко выглядит. Пират цепко вглядывался в него черными чужеземными глазищами, теребя толстый браслет на запястье – из висельной веревки Штрайдо сделал, якобы на удачу. Казалось, слова были искренними, не попыткой подольститься. Хельмо натянуто улыбнулся и возразил:

– А вышло бы опрокинуть врага, если бы сами озинарцы не вдарили из-за стен? Полумертвые, изморенные, а все равно помогли. Я же…

Его веско оборвали:

– Увидели – ты идешь. И воспрянули. – Черный Пес разве что пальцем ему по-учительски не погрозил. – За этим и нужен капитан, команду встряхнуть в шторм и в штиль – первее прочих дел. Первее даже суда, мателотажа[8] да честной дележки добычи.

Хельмо вспомнил: старые и юные служители в ризах, с мечами – простыми, одинаково грубо выкованными в единственной озинарской кузнице. Вспомнил: в воздухе – тени воинов-защитников с крыльями. На этих крыльях, то ли из плотной бумаги, то ли из тонко выделанной прочной кожи, летали самые тощие, с почти прозрачными руками, лицами, ребрами, – видно, те, кто отдавал другим свои пайки. Потом, когда все кончилось, когда выжившие спустились с неба, Хельмо посмотрел каждому в глаза, и из тех глаз тоже глянула на него близящаяся погибель. Не свет.

– Нет, – чуть резче, чем хотел, выпалил он.

– Чего «нет»? – Черный Пес склонил голову.

– Капитан без хорошей команды – никто.

– Тоже правда, – покладисто согласился пират, пожав плечами. – Разве ж спорю?

Они замолчали. Черный Пес потянул плотные крупные руки к огню и начал растирать, довольно что-то бурча. Хельмо подумал, что надо бы выпить воды, в горле совсем пересохло, и полез в дорожную сумку. Нашел флягу, потом – свою деревянную чашу. Одновременно пальцы задели что-то твердое, холодное, блеснул округлый обод. Хельмо вздохнул и затолкал иноземный алюминиевый кубок – подарок Янгреда – подальше, убрал и свою чашу. Пить расхотелось, голова сама понурилась. Черный Пес это заметил.

– Чахнешь что-то и сохнешь, победе не рад… Нехорошо.

Хельмо не ответил, но голову поднял. Через силу заговорил о другом:

– Не надумал повернуть, как еще под Басилией сделали некоторые ваши? Сегодня была удачная битва, но дальше… людей у Самозванки много. Очень. Полчища.

– Знаешь же. – Пират махнул левой, изувеченной рукой. – Черный Пес не за побрякушки воюет. И доползет до пташки, один или с тобою – плевать. Не пробуй Черного Пса гнать, Хельмо, подохнет – так подохнет. Да и… – сквозь бороду пират улыбнулся с внезапной теплотой, – главное-то Черный Пес помнит. Главное, чтоб тебя не бросить. Обещания держишь. Всегда.

Хельмо вздрогнул. Только сквернее стало от решительных этих слов из уст отпетого разбойника, почему-то доверившего ему свою просоленную шкуру. Тоже доверившего. И пусть это обещание было исполнить куда легче, лишь бы дойти до дяди, но…

– Не всегда, Черный Пес, – прошептал Хельмо. – Увы. Но тебя не подведу.

Он лег и повернулся на бок, не стал даже подкладывать под голову сумку. Пират снова въедливо на него глянул, щелкнул языком и повторил:

– Чахнешь и сохнешь. Брось. Все обойдется.

Если он, Хельмо, постарается, то многое, да. Но не все.

– Да, я сделаю, что обязан, и ничто этому не помешает. – Хельмо сжал губы: было страшно снова падать в эту боль. – А лишнее оставим. Я сам во всем виноват.

Снова они замолкли. В отдалении раздался нежный колокольный звон, прокатился над лагерем тихим плачем, запутался в кронах деревьев. На него отозвались птицы. Сильнее подул ветер.

– Отпевают погибших? – спросил Черный Пес. – Красиво как подвывают…

Хельмо бездумно кивнул, не став поправлять: «Поют». Язык еле ворочался, глаза хотелось закрыть, плащ натянуть до носа. Надо было отвадить пирата… Но теперь поздно, только терпеть. Может, сам уйдет? Но тот явно не собирался. Почесав затылок, потянувшись и подсев ближе, вдруг заявил:

– А забавно ведь, похож ты. На второго, рыжего капитана, ушедшего своей дорогой. Ну совсем будто одной крови. Или «одного неба», как верит госпожа.

Хельмо закутался плотнее. Становилось все поганее, и разговор… к чему, ну к чему? По телу побежал озноб – не то от самого упоминания Янгреда, не то от того, как ожило в памяти тяжелое объяснение, а с ним осознание: оба они – «одна кровь, одно небо» – поступили взаимно бесчестно. И не сказать уже, глядя, сколько пройдено, чья бесчестность страшнее – утаившего правду о деньгах или бросившего на полпути. И хоть были причины у обоих, легче ли? Сердце ныло, хотелось одного – вернуться в прежние дни и что-то исправить. Например, в день знакомства, в минуту, когда покидали Инаду и хватило мужества сказать: «Дядя не велел отдавать ключи». Янгред тогда принял это спокойно, может… принял бы и прочее? Нет, нет, вряд ли. Но может, тогда что-то пошло бы иначе, не случись Ринары? Ринара…

Как жаль, что он не Янгред с перекованным сердцем.

– Нет, – шепнул Хельмо. – Не похож. Слабее, глупее, жальче.

– И еще… на этого, другого. – Черный Пес точно не слышал. – На брата госпожи.

– Брата? – Хельмо не сразу сообразил, о ком речь, слишком было плохо. А когда сообразил, в груди екнуло. И до спрятанного добрались, тронули грязными пальцами. – Названого? Грайно Грозного? Нет. На него я не похож тем более, он всех мог бы уберечь.

Черный Пес покачал головой:

– А себя-то не уберег, говорят. И царя от измены. Госпожа много плакала. Оттого, что умер в позоре, да еще и непонятно где захоронен…

– Измена, говоришь… – Хельмо вздохнул. – Не знаю. Порой кажется, всюду они, невозможно вообще жить, кому-нибудь не изменив. А не кому-нибудь – так себе.

Он все же прикрыл ненадолго глаза, закусил губы. Вспомнилось письмо, точнее,