Повестка дня — Икар - Роберт Ладлэм

Эдриен Рашад утвердительно кивнула.

— Я обо всем этом его спрашивала и сначала даже обвинила в том, что ему нужно еще одно свидетельство человека, который был на месте событий, что у него тяжелый приступ политических амбиций. Он взорвался, отрицая все эти мотивы, только неистово настаивал, что просто хочет убраться из Вашингтона.

— Может быть, эти мысли возникли у него позже, — предположил Пэйтон. — Я спрашиваю это доброжелательно, потому что так происходит с любым здравомыслящим человеком. Предположим, этого очень удачливого индивидуума, а он ничто, если не является индивидуумом, вдруг коснулся вирус нашего Потомака, который велел ему всем этим заняться, использовать все шарики, которые у него есть, включая то, что он сделал в Омане. Затем он вдруг просыпается, приходит в себя и думает: «Боже мой, что я наделал? Что я здесь делаю? Мне не по дороге с этими людьми!..» Понимаешь, милая, он ведь не первый. Мы потеряли в этом городе огромное количество хороших мужчин и женщин, которые пришли к такому же выводу — им не по дороге с этими людьми здесь. Большинство из них — это совершенно независимые люди со своими суждениями, обычно подтвержденными успехом в той или иной области. Если они не ищут власти только ради утверждения своего «я» — а твой инстинкт отрицает это в Кендрике, и я доверяю твоему инстинкту — у этих людей обычно не хватает терпения на лабиринты бесконечных дебатов и компромиссов, которые являются побочным продуктом нашей системы. Твой конгрессмен не может быть похожим на таких?

— Без обдумывания, вот так сразу, я бы сказала, что его суть — это суть с большой буквы, но опять же, это только моя интуиция.

— Значит, невозможно, чтобы твой молодой человек…

— Ох, прекратите, Эм Джи, — перебила Рашад. — Можно подумать, что вы глубокий старик.

— Я употребляю это словосочетание вместо термина, который я отказываюсь произносить в присутствии моей племянницы.

— Принимаю вашу версию вежливости.

— Приличия, моя дорогая. Но разве нельзя предположить, что твой друг проснулся и сказал себе: «Я сделал ужасную ошибку, представляя себя героем, а сейчас мне нужно это исправить»?

— Подобное было бы возможно, если бы он был лжецом, а я не думаю, что он им является.

— Но ведь ты видишь непоследовательность его поведения, не так ли? Он вел себя определенным образом, а потом утверждает, что является чем-то совершенно противоположным.

— Вы говорите, что он слишком много протестует, а я говорю, что нет, потому что он не лжет ни мне, ни себе.

— Я обследую каждую улицу перед тем, как мы займемся поисками мерзавца, до которого — если ты права — добрался другой мерзавец, светловолосый… Кендрик объяснил тебе, почему он во всеуслышание накинулся на Пентагон, а также на оборонную промышленность, не говоря уже о его критике нашей службы разведки?

— Потому что он оказался на должности, которая позволяла ему сказать эти вещи, и считал, что они должны быть сказаны.

— Именно так? Это его объяснение?

— Да.

— Но прежде всего нужно было получить должности, которые давали бы ему возможность говорить. Боже мой, комитет Партриджа, затем специальный подкомитет по разведке! Ведь это места, к которым политики стремятся… нет, милая, сказать стремятся — это значит не сказать ничего. На каждый из этих постов претендуют четыре сотни конгрессменов, которые за такое назначение продали бы даже своих жен. Эти места не просто сваливаются на голову, за них приходится бороться. Как он это объясняет?

— Он не может это объяснить. Должности действительно просто свалились ему на голову. А он не столько боролся за них, сколько пытался от них отбиться.

— Не понял?! — в удивлении вскричал Эм Джи Пэйтон.

— Он сказал, что если я ему не верю, мне нужно поговорить с его главным помощником, который насильно заставил его принять назначение в комитет Партриджа, а затем увидеться с самим спикером и спросить этого старого хитрого ирландского гнома, куда Эван послал его вместе с подкомитетом. Он не хотел ни той, ни другой должности, но ему объяснили, что если он не согласится на них, то не сможет даже заикнуться о своем преемнике в Девятом округе Колорадо. Это для него важно; именно поэтому он баллотировался в свой кабинет. Он уже избавился от одного партийного подлеца и не хочет, чтобы его место занял другой.

Пэйтон медленно откинулся на спинку своего стула, поднес руку к подбородку, глаза его сузились. За многие годы Эдриен Рашад изучила, когда нужно хранить молчание и не перебивать мысли своего наставника. В данный момент она так и сделала, приготовившись услышать любой ответ, кроме того, который действительно услышала.

— Это совсем другая игра, моя дорогая. Если я правильно запомнил, ты сказала Кендрику, будто считаешь, что его «эксгумировал» человек, который уверен, что Эван заслуживает признания за то, что он сделал. Боюсь, что здесь все гораздо сложнее. Нашего конгрессмена запрограммировали.

— Боже праведный, для чего?

— Не знаю. Вот это нам и нужно выяснить. Очень тихо, очень осторожно. Мы имеем дело с чем-то из ряда вон выходящим.

Варак увидел большой темно-голубой седан. Он был припаркован за поворотом дороги, прорубленной в лесу, по обе стороны которой росли деревья; седан находился за несколько сот ярдов на запад от дома Кендрика и был пуст. Варак проехал обнесенные живой изгородью внушительные владения конгрессмена, все еще находящиеся в осаде нескольких самых упрямых и оптимистически настроенных репортеров с командой операторов, и уже собирался направиться на север к мотелю в пригороде Кортеса. Однако голубой автомобиль изменил его планы. Чех повернул за следующий поворот и завел машину в дикий кустарник перед деревьями. На сиденьи рядом с ним лежал дипломат, он открыл его и вытащил предметы, которые, по его мнению, могли ему пригодиться: несколько абсолютно необходимых и несколько на всякий случай. Чех положил их в карманы, вышел из машины, тихо закрыл дверь, обошел угол и направился к голубому седану. Он приблизился к дальней двери, которая находилась ближе всего к роще, осмотрел седан в поисках ловушек и сигнальных устройств, которые могут включить сирену, если кто-нибудь сунется в замок или нажмет на дверь; могли даже быть световые лучи, направленные от передних к задним колесам, которые активизировались, если их пересекали твердые предметы.

Он нашел две ловушки из трех, одна из которых была настолько серьезна, что это кое о чем ему сказало: в этом автомобиле были секреты более ценные, чем одежда, драгоценности или даже очень важные деловые бумаги. Вдоль нижней кромки окон был высверлен ряд крошечных отверстий; это были