Повелитель Вселенной - Памела Сарджент

Тулуй фыркнул.

— Нет ничего невозможного для монгола.

Хан поднял руку.

— Нам придется брать город штурмом, — сказал он. — Осажденные слабее нас. Они найдут мало провизии в местностях, по которым прошли мы, а без императора дух их будет подавлен. Мы можем заставить их сдаться, заморив голодом.

— Они скорее всего пошлют за провизией людей на север, — сказал Мухали.

— Если мы не побываем там первыми. — Хан наклонился в кресле. — Скоро наступит осень. К тому времени мои разведчики обеспечат наше продвижение. — Он взмахнул руками. — Два крыла двинутся на восток через Хинганы. Другая армия пойдет на юг и окружит Чжунду.

Мухали говорил хану о созыве военного совета и необходимости подкреплений. Шикуо осушила кубок, рабыня наполнила его вновь.

— Горюете, госпожа? — шепнула Лин по-китайски. — Пусть вино облегчит вашу печаль.

— Я не горюю, — сказала Шикуо по-монгольски. Хан оглянулся. — Мой муж возьмет город. Я радуюсь, что он избавил меня от опасности, протянув свою руку.

Она подняла кубок и выпила.

99

Шикуо лежала на постели. Сквозь завывание осеннего ветра она слышала пьяные крики монгольских солдат, праздновавших падение Чжунду. Сам хан плясал в ту ночь, когда весть об этом дошла до него.

Он не вернулся на родину прошлой осенью и держал Шикуо при себе. Зимой он послал два крыла войска под командованием своего брата Хасара и Мухали на родину чжурчженей. Самуха отправился на юг осаждать Чжунду. Хан последовал за ним на расстоянии, передвигаясь медленно на юг, чтобы остановиться лагерем на реке Луаньхэ.

К тому времени Шикуо стала думать, что столица в конце концов выстоит. Хан, боясь, наверно, этого, послал А-ла-шена в Кайфын, чтобы предложить императору мир, но Цзун не принял посла-тангута, несмотря на то что на юг хлынули тысячи беженцев. Император Цзун пытался (слишком поздно) послать провизию в осажденную столицу, но монголы перехватили обозы. Жители Чжунду пришли в отчаяние, а хан ждал.

Но ждать ему пришлось недолго. Едва наступила весна, как Чжунду сдался. Монголы могли понести большие потери при штурме, но они предпочли морить столицу голодом.

Рядом шевельнулась Лин.

— Меня удивляет, что хан не желает переехать в Чжунду, — сказала она.

— Он победил, — откликнулась Шикуо. — Осмотр самого города добавит лишь несколько капель к чаше его радости.

Он послал вместо себя своего главного судью Шиги Хутуха, чтобы тот возглавил грабеж.

Она положила руку на живот. Ребенок в чреве еще не проявил себя. Она, видимо, будет уже на родине хана, когда их ребенок родится. Теперь хана мало что удерживает здесь, часть его армии останется, чтобы разграбить оставшееся и подавить любое сопротивление.

Император государства Сунь будет чувствовать себя в большей безопасности за остатком цзиньских земель, лежавших между ним и монголами. Она гадала, скоро ли хан надумает идти походом на юг.

Лин вздохнула, и Шикуо положила руку ей на чрево. Живот у Лин был круглее, она тоже понесла от хана. Наверно, любовь, которую они разделяли, отворила их ворота для его семени. Какой-нибудь придворный не стал бы ревновать к тому, что происходит между двумя его женщинами, когда они лишены его внимания, но хан был недоволен, узнав, что они получают такое удовольствие друг с другом. Он мог бы запретить это, но Шикуо объяснила, что такие упражнения не принесут им вреда и только заставят еще больше желать наслаждения, которое они получают от него. Их беременность как бы подтвердила правоту ее слов, да и он усвоил кое-что из картинок в ее книге.

Хан осмотрел часть своих сокровищ. Шикуо наблюдала, как ему подали чашку. Хан держал ее на вытянутой руке и восхищался фарфором. Он восторгался прекрасными кубками и изящно раскрашенной фаянсовой посудой так же, как и золотом, наваленным в телеги, стоявшие у его орды.

Он также попросил прислать к нему несколько знатных пленников, но эти люди ждали снаружи, пока хан пил за Самуху и его командиров и слушал, как Шиги Хутух перечислял, что досталось на его долю из добычи.

— Теперь я посмотрю на пленных, — сказал хан, когда его главный судья умолк.

— Ты сказал, что хочешь видеть самых важных, — сказал Шиги Хутух. — Среди пленных, взятых во дворце, эти кажутся наиболее стоящими. Я спросил, кто среди них самые богатые, и мне показали на некоторых. Тогда я спросил, которые из них самые умные, и ко мне подвели других. Их-то я и доставил к тебе.

Шикуо посмотрела на пленников, которых ввели, боясь увидеть знакомых.

— Тот, высокий, производит впечатление, — сказал хан.

— Его нашли у повозки поблизости от дворца, где он оказывал помощь раненым. Люди, наткнувшись на него, думали, что в повозке ценности, потому что он не давал заглянуть в нее, но там оказались одни свитки. — Шиги Хутух откашлялся. — Я приказал своим людям захватить и повозку — может, в свитках написано что-то полезное. Если нет, можно костры разжигать.

— Спроси его, что говорится в свитках.

Кто-то перевел вопрос хана.

— Свитки говорят о звездах, — ответил по-ханьски человек.

Услышав его голос, Шикуо подняла голову.

Это был Елу Цуцай, киданец, который хвалил ее картины. Его шелковый халат был разорван, как и у всех приведенных, лицо худое, изможденное, но он стоял прямо и смотрел хану в глаза.

— Это астрономические карты, — продолжал киданец. — Китайцы изучали звезды бесчисленные годы и сделали много записей об их положении. Такие наблюдения не только показывают нам, какими были небеса в прошлом, но и говорят, какими они будут. Я могу, например, посмотреть на них и высчитать, когда в следующий раз дракон попытается проглотить солнце. Я могу узнать, когда некоторые хвостатые звезды, небесные знамения, вернутся, чтобы предупредить о смутных временах.

Люди, стоявшие возле хана, стали руками и пальцами делать странные знаки, а хан нахмурился.

— Наши шаманы знают звезды, — сказал он, — но могут ли они рассказать нам то же самое? Может ли этот человек читать предсказания звезд?

— Я немного знаю небесные знамения, — ответил Елу Цуцай. — Император очень нуждается в таких знаниях, вот почему только люди, имеющие разрешение двора, могут изучать звезды. Сын Неба должен знать, когда предзнаменования благоприятны для зачатия наследника или какое знамение предсказывает беду.

Хан наклонился вперед.

— Тогда почему же он заранее не предвидел судьбу столицы?

— Мы видели дурные знамения, — сказал киданец, когда ему перевели это. — Но знание бесполезно, если тот, кому оно нужно, отказывается им воспользоваться. Император слушал кого угодно, но не своих астрономов, и в конце концов события подтвердили то, чему он отказывался верить, когда ему говорили о расположении звезд.

— Этот человек — киданец, — проговорил Шиги Хутуху, — и он претендует на то, чтобы считаться потомком рода государей Ляо.

Хан улыбнулся.

— Тогда скажите ему следующее. Дом Ляо и дом Цзинь были врагами. Некогда его предки были правителями, и цзиньцы отняли у них власть. Я мщу за него. Он, разумеется, должен радоваться, что больше не служит своим врагам.

У киданьца брови полезли вверх, когда ему это перевели.

— Я не могу лгать вам, ваше величество, — сказал он. — Мой дед, мой отец и я всегда служили императору цзиньцев. С самого рождения меня учили, что я должен служить своему господину. Измена какому бы то ни было государю всегда приводит к беспорядку. Пока император жил в своем дворце, я считал своим долгом служить ему, а когда он покинул нас, я должен служить его городу.

Этих слов говорить хану не следовало бы. Впрочем, ученый знал, что рискует вызвать ханский гнев.

— Ты говоришь правильно, — сказал хан. Шикуо постаралась скрыть удивление. — Человек, предающий своего хозяина, мне не нужен. Скажите ему: его государь бежал, и теперь он в моих руках. Я хочу, чтобы он служил мне своими знаниями.

Елу Цуцай долго молчал. На какое-то мгновенье их с Шикуо взоры встретились. Она подумала, что вид его — само отчаяние.

— Я охотно буду служить вам, ваше величество, — сказал он наконец. — Я могу сказать это, потому что, судя по вашим словам, вы мудры, но это не вся правда, лишь часть ее. Теперь я могу служить своему народу, только служа вам.

Хан рассмеялся.

— Он честен. Этот киданец будет служить мне лучше, чем служил династии Цзинь.

Через два дня Шикуо послала за киданьским ученым. Она приветствовала его в своем шатре, окруженная женщинами.

Женщины усадили его на подушку. Ма-тан стала позади него с опахалом, а две другие рабыни подали чай.

— Вы все еще рисуете, ваше высочество? — спросил он. — Я спрашиваю, так как вижу, что вы стараетесь сохранить руки гибкими.

Она обхватила пальцами нефритовый шар, который служил ей именно для этой цели.