История - Геродот

Итак, флот варваров, кроме упомянутых пятнадцати кораблей под начальством Сандока, пришел к Афетам. Ксеркс же во главе сухопутного войска, следуя через Фессалию и Ахею, прибыл на третий день в область малийцев. В Фессалии царь устроил конские состязания своих и фессалийских коней (он слышал, что фессалийская конница — лучшая в Элладе). Тут эллинские кони, конечно, остались далеко позади. Из фессалийских рек только в одной реке Онохон не хватило воды, чтобы напоить войско. А из рек, протекающих в Ахее, напротив, даже в самой большой реке Апидан едва хватило воды.[953]

По прибытии Ксеркса в Алос в Ахее проводники, желая все рассказать царю, передали ему местное сказание о святилище Зевса Лафистия, как Афамант, сын Эола, вместе с Ино замыслил погубить Фрикса и как потом ахейцы по велению божества наложили на его потомков вот такие наказания: старшему в этом роде было воспрещено вступать в пританей (причем сами ахейцы сторожили вход). Пританей же у ахейцев называется леитом. Если же его схватят [в пританее], то он уже не выйдет оттуда, пока не будет принесен в жертву богу. Затем проводники рассказали, что много осужденных в жертву богу в страхе убегали на чужбину. Если они через некоторое время возвращались и были пойманы, то их вводили в пританей как бы в торжественной процессии и, покрыв с ног до головы венками, приносили в жертву. Такая участь постигла потомков Китиссора, сына Фрикса, вот почему: этот Китиссор прибыл в Ахею из Эи в Колхиде как раз в то время, когда ахейцы по велению оракула совершали очищение своей страны и собирались заколоть Афаманта, сына Эола, как искупительную жертву. Китиссор спас Афаманта и навлек этим гнев бога на своих потомков. Когда Ксеркс прибыл к упомянутой священной роще, то, услышав это сказание, и сам не вступил в нее и запретил вход туда своему войску. Так же и дому потомков Афаманта и святилищу царь оказал благоговейный почет.[954]

Это — события в Фессалии и Ахее. Отсюда Ксеркс двигался в Малиду вдоль морского залива, где целый день бывают приливы и отливы. Вокруг этого залива простирается [болотистая] равнина, местами широкая, а местами очень узкая. Местность эта окружена высокими и недоступными горами под названием Трахинские скалы, которые замыкают всю Малийскую область. Если направляться из Ахеи, то первым городом в заливе будет Антикира, где впадает в море река Сперхей, текущая из области эниенов. В 20 стадиях от Сперхея протекает другая река по имени Дирас, по сказанию, явившаяся из земли на помощь охваченному пламенем Гераклу. А еще в 20 стадиях от этой реки течет третья река — Мелас.

Город же Трахин от реки Меласа в 5 стадиях. В этом месте — самое большое во всей этой области расстояние от гор до моря, где лежит Трахин. Ведь здесь равнина шириной в 22 000 плефров. В горе же, замыкающей Трахинскую область, к югу от города Трахина находится скалистое ущелье, по которому вдоль подножья горы протекает река Асоп.[955]

К югу от Асопа есть еще небольшая речка Феникс. Она стекает с этих гор и впадает в Асоп. Там, у реки Феникса, — самое узкое ущелье. И действительно, дорога здесь проложена лишь для одной повозки. От реки Феникса до Фермопил 15 стадий. Между рекой Фениксом и Фермопилами лежит селение под названием Анфела, мимо которого протекает Асоп и затем впадает в море. Около этого селения есть обширное место, где воздвигнуто святилище Деметры Амфиктионийской со скамьями для амфиктионов и храм самого Амфиктиона.[956]

Итак, царь Ксеркс разбил свой стан у Трахина в Малийской земле, эллины же — в проходе. Место это большинство эллинов зовет Фермопилами, а местные жители и соседи называют его Пилами. Так, оба войска стояли друг против друга в этих местах. В руках Ксеркса была вся область к северу вплоть до Трахина, а эллины занимали местности к югу от прохода со стороны эллинского материка.

Эллинские же силы, ожидавшие в этой местности персидского царя, состояли из 300 спартанских гоплитов, 1000 тегейцев и мантинейцев (по 500 тех и других); далее, 120 человек из Орхомена в Аркадии и 1000 — из остальной Аркадии. Столько было аркадцев. Затем из Коринфа 400, из Флиунта 200 и 80 — из Микен.[957] Эти люди прибыли из Пелопоннеса. Из Беотии было 700 феспийцев и 400 фиванцев.

Кроме того, эллины вызвали на помощь опунтских локров со всем их ополчением и 1000 фокийцев. Эллины ведь сами пригласили их и велели передать через вестников: «Это — только головной отряд, и со дня на день ожидается прибытие всех остальных союзников. О положении на море не следует беспокоиться, так как охрану моря взяли на себя афиняне, эгинцы и прочие, кто назначен во флот. Ведь на Элладу идет войной вовсе не [какой-нибудь] бог, а [просто] человек, и нет и не будет ни одного смертного, которого от рождения ни постигло бы в жизни несчастье. И именно, самых великих из людей и поражают самые страшные бедствия». На этот призыв локры и фокийцы поспешили в Трахин на помощь.

У каждого города были свои особые военачальники. Но среди них особенно достоин восхищения главный начальник всего войска лакедемонянин Леонид, сын Анаксандрида, потомок Леонта, Еврикратида, Анаксандра, Еврикрата, Полидора, Алкамена, Телекла, Архелая, Гегесилая, Дорисса, Леобота, Эхестрата, Эгия, Еврисфена, Аристодема, Аристомаха, Клеодея, Гилла и Геракла. Леонид же получил спартанский престол неожиданно.

У Леонида было два старших брата — Клеомен и Дорией, и поэтому он отбросил мысль стать царем. Однако Клеомен скончался, не оставив наследников мужского пола, а Дориея также не было уже в живых (он погиб в Сикелии).[958] Так-то Леонид вступил на престол, потому что был старше Клеомброта (тот был младшим сыном Анаксандрида) и, кроме того, потому что был женат на дочери Клеомена.[959] Этот Леонид пришел в Фермопилы, отобрав себе, по обычаю, отряд в 300 человек и притом таких, у кого уже были дети.[960] По пути туда он присоединил к своему отряду также и перечисленных мною выше фиванцев под начальством Леонтиада, сына Евримаха. Леонид так поспешно присоединил к себе только одних фиванцев из всех эллинов именно потому, что над ними тяготело тяжкое подозрение в сочувствии мидянам. Итак, царь призвал их на войну, желая удостовериться, пошлют ли они войско на помощь или же открыто откажутся от союза с эллинами. Фиванцы все же послали ему людей, хотя и думали об измене.

Отряд же этот во главе с Леонидом спартанцы выслали вперед для того, чтобы остальные союзники видели это и также выступили в поход и не перешли на сторону мидян, заметив, что сами спартанцы медлят. Дело было в канун праздника Карнеи. По окончании празднества спартанцы собирались, оставив в Спарте только стражу, быстро выступить на помощь со всем своим войском. Так же думали поступить и прочие союзники, так как с этими событиями как раз совпадали и Олимпийские игры.[961] И действительно, никто не предполагал, что борьба за Фермопилы так быстро окончится, и поэтому послали туда передовой отряд. Так решили поступить союзники.

Между тем, лишь только персидский царь подошел к проходу, на эллинов напал страх и они стали держать совет об отступлении. Все пелопоннесские города предложили возвратиться в Пелопоннес и охранять Истм. Фокийцы и локры пришли в негодование от такого предложения, и потому Леонид принял решение оставаться там и послать вестников в города с просьбой о помощи, так как у них слишком мало войска, чтобы отразить нападение мидийских полчищ.

Во время этого совещания Ксеркс послал всадника-лазутчика выведать численность и намерение врагов. Ведь еще в Фессалии царь получил сведения, что в Фермопилах собрался маленький отряд под начальством лакедемонян и Леонида из рода Гераклидов. Когда этот всадник подъехал к стану, он не мог, правда, разглядеть весь стан (ведь тех, кто находился за восстановленной стеной, нельзя было видеть). Лазутчик заметил лишь воинов, стоявших на страже перед стеной. А в это время стражу перед стеной как раз несли лакедемоняне. И он увидел, как одни из них занимались телесными упражнениями, а другие расчесывали волосы. Он смотрел на это с удивлением и старался заметить число врагов. Когда же он все точно узнал, то спокойно уехал назад, так как на него не обратили никакого внимания. По возвращении всадник передал Ксерксу все, что видел.

Услышав рассказ лазутчика, Ксеркс не мог понять, что спартанцы таким образом действительно готовятся, как подобает мужчинам, к борьбе не на жизнь, а на смерть. Поведение спартанцев казалось царю смешным, и он велел послать за Демаратом, сыном Аристона, который находился в стане персов. Когда Демарат явился, Ксеркс стал подробно расспрашивать его, желая понять действия лакедемонян. Демарат же отвечал: «Ведь я уже раньше, царь, когда ты еще собирался в поход на Элладу, рассказывал тебе об этих людях. Но ты поднял меня на смех, когда я тебя предупреждал, каков, по-моему, будет исход этого предприятия. Ведь для меня, царь, говорить правду наперекор тебе — самая трудная задача. Но все же выслушай меня теперь. Эти люди пришли сюда сражаться с нами за этот проход, и они готовятся к битве. Таков у них обычай: всякий раз, как они идут на смертный бой, они украшают себе головы. Знай же, царь, если ты одолеешь этих людей и тех, кто остался в Спарте, то уже ни один народ на свете не дерзнет поднять на тебя руку. Ныне ты идешь войной на самый прославленный царский род и на самых доблестных мужей в Элладе». Ксеркс же слушал эти слова с большим недоверием и спросил затем: «Как же они при такой малочисленности будут сражаться с моими полчищами?». Демарат отвечал: «Царь! Поступи со мной, как с лжецом, если не выйдет так, как я тебе говорю!».