Поправки - Джонатан Франзен

Возвращаясь на электричке домой, Дениз сокрушалась, что так долго проторчала в Филадельфии. Маленькая станция под Сити-Холлом была пустой и гулкой, словно законсервированный корабль; и пол, и стены, и перила – все окрашено в серый цвет. Бедный маленький поезд притащился наконец после пятнадцати минут ожидания, пассажиры, отчужденные и терпеливые, больше смахивали на пациентов, ожидающих в приемной неотложной помощи. Дениз вынырнула из «Федерал-стрит стейшн» и оказалась посреди платановых листьев и оберток от хот-догов, которые вихрем неслись по обочине Брод-стрит, кружились воронкой и бились о грязные фасады и зарешеченные окна, рассыпались вокруг автомобилей, припаркованных у тротуара. Распахнутость Филадельфии, господство неба и ветра – словно пейзаж волшебной сказки. Что-то напоминающее Нарнию. Дениз любила Филадельфию, как любила Робин Пассафаро. Сердце было переполнено, чувства обострились, но голова лопалась в вакууме одиночества.

Она отперла дверь своей кирпичной камеры и подобрала с пола почту. Десятка два человек оставили сообщения на автоответчике, в том числе Робин Пассафаро, которая нарушила долгое молчание и предлагала Дениз «встретиться поговорить». Эмиль Берже любезно извещал бывшую жену, что принял предложение Брайана Каллахана и возвращается в Филадельфию, где займет место шеф-повара в «Генераторе».

Услышав эту новость, Дениз пнула выложенную плиткой стену кухни и дубасила по ней до тех пор, пока не испугалась, что сломает пальцы. «Надо скорее убираться отсюда!» – сказала она себе.

Но убраться было не так-то просто. За месяц Робин поостыла и пришла к выводу, что и сама была повинна в грехе сожительства с Брайаном, коли это грех. Брайан снял квартиру в Старом городе, и Робин, как и предполагала Дениз, твердо вознамерилась получить опеку над Шинед и Эрин. Чтобы отстоять свои права, она почти безвылазно сидела в особняке на Панама-стрит, посвятив себя заботам о детях. Тем не менее оставалось свободное время в будни, пока девочки находились в школе, а также по субботам, когда Брайан забирал дочерей, и, поразмыслив, Робин сочла, что наилучшим образом проведет эти часы в постели с Дениз.

Дениз по-прежнему не могла устоять перед наркотиком, каким была для нее Робин. Ей по-прежнему хотелось чувствовать руки Робин вокруг себя, на себе, внутри себя – все варианты предложных сочетаний. Но было в Робин нечто навлекавшее на нее обиды и измены, – возможно, причина в ее склонности винить саму себя за любую рану, которую причиняли ей другие люди. Теперь Дениз пристрастилась курить в постели, потому что у Робин от дыма щипало глаза. Отправляясь с Робин на ланч, она одевалась словно напоказ, всячески старалась подчеркнуть безвкусность нарядов подруги и перехватывала любой обращенный на них взгляд, мужской или женский.

Стоило Робин заговорить во весь голос, и Дениз преувеличенно вздрагивала. Она вела себя как подросток, с той лишь разницей, что у подростка негативная реакция на родителей естественна и непроизвольна, а Дениз унижала Робин с намеренной, рассчитанной жестокостью. В постели она сердито шикала, и Робин стала стесняться свой шумливости. Дениз все твердила: «Пожалуйста, потише! Потише, пожалуйста!» В порыве вдохновенной жестокости она могла уставиться на непромокаемый плащ Робин и смотреть до тех пор, пока Робин не спрашивала, в чем дело. «Ни в чем, просто интересно: неужели тебе не хочется порой выглядеть хоть чуточку более стильно?» На это Робин отвечала, что за стилем не гонится, лишь бы удобно было. Дениз поджимала губы.

Робин мечтала о том, чтобы Дениз возобновила дружбу с Шинед и Эрин, но Дениз, сама не вполне понимая почему, отказывалась даже повидаться с девочками. Как она будет глядеть им в глаза? Да и при одной мысли о семье из четырех особей женского пола ее мутило.

– Они обожают тебя, – твердила Робин.

– Не могу.

– Почему нет?

– Потому, что душа не лежит. Вот почему.

– Ладно. Делов-то!

– До каких пор «делов-то» будет у тебя главным словом? Когда-нибудь ты избавишься от него? Или пристало на всю жизнь?

– Дениз, они тебя обожают, – пискнула Робин. – Скучают по тебе. Раньше тебе нравилось общаться с ними.

– А теперь я не в настроении возиться с детьми. И не знаю, буду ли еще когда-нибудь в настроении, откровенно говоря. Так что хватит ко мне приставать.

Нормальный человек давно бы все понял, давно бы уже слинял и не возвращался. Но, как выяснилось, Робин устраивало дурное обращение. Робин говорила – и Дениз верила ей на слово, – что не оставила бы Брайана, если б Брайан сам не бросил ее. Робин нравилось, чтобы ее лизали и ласкали, доводя почти до кульминации, а в последний момент прекращали игру и заставляли просить. Что ж, Дениз нравилось проделывать это с ней. Нравилось подниматься с постели, одеваться и уходить на первый этаж, а Робин пусть ждет избавления, поскольку она ни за что не согласится смошенничать и самостоятельно удовлетворить себя. Дениз сидела на кухне, почитывала книжку и курила, пока Робин, униженная, дрожащая, не приходила упрашивать. Тогда Дениз испытывала чистое, острое презрение, покрепче секса.

Так дело и шло. Робин все больше позволяла издеваться над собой, а Дениз это все больше нравилось. Она оставляла без ответа звонки Ника Раззы. До двух часов дня валялась в постели. «Сигаретка за компанию» превратилась в дурную привычку. Она наслаждалась первым отпуском за пятнадцать лет и жила на сбережения. Каждый день Дениз соображала, сколько работы надо переделать к приезду родителей – приделать ручку в ванной, постелить коврик на лестнице, обставить гостиную, купить нормальный кухонный стол, перенести кровать с третьего этажа в гостевую комнату, – но на это не хватало сил. Она жила словно в ожидании казни. Родители приезжают на полгода, и до тех пор нет смысла браться за что-либо еще. Нужно как следует отдохнуть.

Понять, что отец думает насчет «Коректолла», было нелегко. В тот раз, когда Дениз задала прямой вопрос, он промолчал.

– АЛ! – призвала его к ответу Инид. – Дениз хочет знать, КАК ТЫ ОТНОСИШЬСЯ К «КОРЕКТОЛЛУ»?

Кислый голос:

– Могли бы придумать название получше.

– Пишется совсем по-другому, – сказала Инид. – Дениз спрашивает, РАД ЛИ ТЫ, ЧТО БУДЕШЬ ЛЕЧИТЬСЯ?

Молчание.

– Ал, скажи ей, что ты рад.

– С каждым днем болезнь понемногу усугубляется. Не думаю, чтобы очередное лекарство что-нибудь изменило.

– Это не лекарство. Ал, это совершенно новое лечение с использованием твоего метода.

– Я уже приучен мириться с оптимизмом в умеренных дозах. Так что будем следовать плану.

– Дениз, – вмешалась Инид. – Я столько всего могу делать по дому. Буду готовить всю еду, все перестираю. Будет замечательно интересно. Ты огромный молодец, что все это придумала.

Шесть месяцев с родителями в этом доме, в этом городе, с которым она уже покончила, шесть месяцев бытия в роли внимательной и заботливой дочери, каковой она не была и не собиралась становиться, – возможно ли это вытерпеть? Но Дениз дала слово, а гнев вымещала на Робин.

В субботу вечером перед Рождеством она сидела на кухне, обкуривая Робин, которая доводила ее до исступления, пытаясь приободрить.

– Ты сделала им такой подарок, – говорила Робин, – пригласила пожить…

– Был бы подарок, если б я сама на куски не разваливалась, – сказала Дениз. – Нельзя дарить то, чего у тебя нет.

– Ты сможешь, – твердила Робин. – Я тебе помогу. Я могу сидеть по утрам с твоим папой, чтобы твоя мама отдохнула, а ты пойдешь по своим делам, куда захочешь. Буду приходить три-четыре раза в неделю.

С точки зрения Дениз, из-за Робин эти утра могли стать еще мрачнее и невыносимее.

– Не понимаешь, что ли? – возмутилась Дениз. – Я ненавижу этот дом. Ненавижу этот город. Ненавижу свою семью. Весь этот домашний уют. Я хочу уехать. Я плохая. А когда притворяюсь хорошей, становится еще хуже.

– Я думаю, ты очень хорошая, – возразила Робин.

– Я об тебя ноги вытираю. Ты не заметила?

– Это оттого, что ты так несчастна.

Обойдя вокруг стола, Робин потянулась к Дениз. Дениз локтем оттолкнула ее руку. Робин предприняла еще одну попытку – и Дениз ударила ее по скуле тыльной стороной руки.

Робин отшатнулась, покраснела так, словно под кожей началось кровотечение.

– Ты меня ударила! – прошептала она.

– Знаю.

– Ударила, и сильно. Зачем ты так?

– Ты мне надоела. Я не хочу принадлежать тебе. Никому не хочу принадлежать. Я все время издеваюсь над тобой, меня от этого тошнит!

В глазах Робин мелькали, сменяя друг друга, выражения гордости и любви. Она помолчала, потом сказала:

– Ладно. Я уйду.

Дениз безучастно наблюдала, как Робин уходит, но, едва дверь захлопнулась, поняла, что прогнала единственного человека, который мог бы ей помочь, когда приедут родители. Она лишилась общества Робин, телесных услад и сейчас была бы рада вернуть все то, что отвергала минуту назад.