Перекрестки сумерек - Роберт Джордан

– А что о Кадсуане? – вставила Эгвейн. Из всех имен, пришедших из Кайриэна, это было настоящим шоком для всех Сестер. Кадсуане Меледрин была легендой, и среди версий этих легенд было много противоречивых. Некоторые Сестры были уверены, что это ошибка – Кадсуане к настоящему времени уже должна была умереть. Другие, казалось, сожалели, что она еще не умерла. – Ты в самом деле уверена, что она осталась в Кайриэне после исчезновения Ранда?

– Я удостоверилась, что мои люди за ней следят, едва только я услышала ее имя, – сказала Суан, больше не проявляя спокойствия. – Не знаю, Приспешница ли она Тьмы, я только подозреваю. Но могу гарантировать, что она оставалась во Дворце Солнца спустя неделю после его исчезновения.

Закрыв глаза, Эгвейн нажала ладонями на веки. Это никак не повлияло на пульсации боли в ее голове. Возможно, рядом с Рандом находится Черная Сестра, или находилась. Возможно, он использовал Принуждение на Айз Седай. Уже само по себе использование подобного на ком-то было скверно, но куда хуже было использование этого плетения на Айз Седай. Более угрожающим. Все, что было направлено против Айз Седай, в десять, во сто раз вероятнее, будет использоваться против тех, кто не сможет от этого защититься. Совершенно верно, в конечном счете, с ним придется иметь дело. Она росла рядом с Рандом, но она не может позволить этому факту влиять на ее мнение. Теперь он был Драконом, надеждой Мира, и, в то же время, возможно, единственной угрозой, с которой Мир когда-либо сталкивался. А так ли уж невозможно? Шончан не смогли бы сделать столько вреда, сколько Дракон Возрожденный. И она собиралась использовать тот шанс, что он Подчинил Сестер. Престол Амерлин на самом деле сильно отличалась от дочери хозяина гостиницы.

Хмуро глядя на чашку с так называемым чаем, она взяла ее и заставила себя выпить до дна мерзкое на вкус содержимое. По крайней мере, этот вкус, быть может, отвлечет ее от головной боли.

Едва она с металлическим стуком поставила чашку на стол, в палатку вошла Анайя с опущенными уголками губ, и хмурым взглядом на гладком лице.

– Акаррин и другие вернулись, мать, – сказала она. – Морайя поручила мне уведомить вас, что она созвала Совет, чтобы выслушать их сообщение.

– Тоже попросили сделать Эскаральда и Майлинд, – объявила Морврин, входя следом за Анайей вместе с Мирелле. Зеленая казалась воплощением чистой ярости, если такое было возможно. Ее оливкового цвета лицо разгладилось, а глаза сверкали словно темные тлеющие угли. Однако Морврин выглядела настолько угрюмой, что по сравнению с ней Анайя выглядела приветливой. – Они отправили послушниц и Принятых, бегом разыскивать всех Восседающих, – сказала Коричневая. – Мы не смогли вытянуть из них, что обнаружила Акаррин, но я считаю, что Эскаральда и другие собираются использовать это, чтобы подтолкнуть Совет к какому-то решению.

Глядя на темный осадок, плавающий на дне оловянной чашки, Эгвейн вздохнула. Ей тоже необходимо быть там, и теперь с этой головной болью и с этим ужасным привкусом во рту ей придется столкнуться с Восседающими. Возможно, она может считать это епитимьей за то, что она собиралась сделать с Советом.

Глава 19

Сюрпризы

По традиции, Амерлин оповещали о заседаниях Совета, и все же нигде не было сказало, что они ее должны были ждать, чтобы начать заседание, даже учитывая тот факт, что времени могло пройти немного. Эгвейн хотелось вскочить на ноги и отправиться прямо к большому павильону прежде, чем Морайя и другие две Сестры смогли бы преподнести ей какой-либо сюрприз. У Совета сюрпризы редко были хорошими. Сюрпризы, о которых вы узнаете слишком поздно еще хуже. Однако, протоколы поведения, бывшие скорее законом, а не данью традициям, точно предписывали Амерлин порядок входа в Зал Совета, так что она оставалась, там, где была, отправив Суан оповестить Шериам, чтобы ее появление могло быть должным образом оповещено Хранительницей Летописей. Суан сказала ей, что действительно бывали Советы без ее присутствия, где всегда были вопросы, которые они могли желать обсудить без вмешательства Амерлин – и она не договорила, сделав вид, что шутит.

В любом случае, идти на Совет, пока она не могла войти, не было никакого смысла. Тщательно скрыв свое нетерпение, она подставила руки под голову, массируя пальцами виски, стараясь прочитать еще немного из рапорта Айя. Несмотря на неизменный «чай», или возможно, именно из-за него, ее головная боль заставила мерцать слова на странице каждый раз, когда она моргала, и ни Анайя, ни другие две Сестры не могли ей помочь.

Едва Суан отбыла, как Анайя, бросила плащ, усевшись на стул, который освободила Суан. Под ней он, казалось, даже и не покачнулся, несмотря на кривые ножки. И принялась вслух размышлять над тем, что Морайя и другие сделают потом. Она не была переменчивой женщиной, так что ее действия должны были быть весьма ограниченными в данных обстоятельствах. Ограниченными, но не тревожащими.

– Испуганные люди делают глупые вещи, Мать, даже Айз Седай, – ворчала она, складывая руки на коленях, – но, по крайней мере, Вы сможете убедиться, что Морайя до самого конца будет твердой в вопросе об Элайде. Она положит каждую Сестру, из тех, что были убиты после того, как свергли Суан, прямо к ногам Элайды. Морайя хочет выпороть Элайду розгами за каждую смерть в отдельности, прежде чем ее отправят к палачу. Твердая женщина. Даже тверже, чем Лилейн, в каком-то смысле. Или более жесткая. Она не будет сомневаться в том, что могло бы стать препятствием для Лилейн. Я очень боюсь, что она потребует как можно скорее напасть на город. Если Отрекшиеся перемещаются столь явно, и в таком количестве, то лучше раненая Башня, что целее, чем разделенная Башня. По крайней мере, я считаю, что это именно то, как Морайя может представлять себе положение вещей. В конце концов, мы очень хотим избежать того, чтобы Сестры убивали Сестер, и чтобы это не повторялось вновь. Башня стоит давно, и исцелилась от многих ран. Мы можем исцелить и эти.

Голос Анайи соответствовал ее лицу и обычно был теплым, терпеливым, даже утешительным, но произнося эти замечания, он больше походил на звук когтей, которые с визгом скользят вниз по доске. Свет, все, что сказала Анайа, было именно тем, что она почитала в Морайе, и, казалась, что все было сказано в соответствии с ее ощущениями. Она всегда была неторопливой, невозмутимой, и всегда очень осторожной в выражениях. Если она благословляла штурм, то что уж говорить о других?

Как обычно, Мирелле не сдержалась. Ртуть и пламя – нельзя описать ее лучше. Она не знала слова «терпение», словно что-то постоянно кусало ее за нос. Она ходила взад и вперед, столько, насколько позволяли ей стены палатки, пиная свою темно-зеленую юбку, а иногда – одну из ярких подушек, сложенных у стены, поворачиваясь на следующий заход.

– Если Морайя достаточно испугана, чтобы требовать штурма, то она испугалась собственных мыслей. Башня слишком изранена, чтобы выстоять в одиночку при столкновении с Отрекшимися или чем-нибудь еще. Майлинд – вот кто нас должна интересовать. Она всегда указывает, что Тармон Гай'дон может случиться в любой день. Я слышала, как она говорит, будто то, что мы испытали, возможно, и было началом Последней Битвы. И затем, это могло бы случится даже здесь. Разве для Тени есть для удара цель лучше, чем Тар Валон? Майлинд никогда не боялась сделать трудный выбор, или отступать, когда она считала это необходимым. Она сразу бы оставила Тар Валон и Башню, если бы решила, что это сохранит, по крайней мере, некоторых из нас для Тармон Гай'дон. Она предложит снять осаду, спрятавшись где-нибудь, где Отрекшиеся не смогут нас найти, пока мы не будем готовы нанести ответный удар. Если она поставила вопрос перед Советом правильным образом, то могла бы даже получить согласие большинства в поддержку своего предложения. – Эта мысль заставила слова на странице перед глазами Эгвейн затанцевать еще сильнее.

Морврин, женщина с круглым твердым лицом, просто поставила кулаки на широкие бедра и встретила каждое высказывание короткими ответами: «Мы не знаем наверняка, что это были Отрекшиеся», и «Вы не можете знать, пока она сама не скажет». «Возможно было, а возможно и нет», и «Гипотеза – это еще не факт». Говорили, что она не поверит в то, что наступило утро, пока сама не увидит солнце. Обычно в ее речи не допускались нонсенсы, особенно те, что сразу перепрыгивают к каким-то выводам. Но все же, это не приносило спокойствия жаждущей голове. Она действительно не делала антагонистических предложений, используя только свой открытый разум. Открытый разум мог двигаться любым путем, когда встречался с камнем преткновения.

Эгвейн захлопнула пухлую папку, закрыв ее с громким шлепком. Из-за отвратительного вкуса на ее языке и острой пульсации в голове – не говоря уж об их непрерывных голосах! – она не смогла удержать мысль, по крайней мере, чтобы продолжать чтение. Три Сестры посмотрели на нее с удивлением. Она давно объяснила им, что понимает ответственность, но старалась не показывать характер. Какие бы клятвы верности не давались, но молодую женщину, показывающую свой характер слишком легко принять за обузу. От чего ее гнев только усилится, что, в свою очередь, заставит ее голову еще больше заболеть, от чего… и так далее.