Двойной без сахара (СИ) - Горышина Ольга

— У тебя мозгов нет! Ты убьешь его без страховки!

— Я убью его, стоя внизу с тросом, если ты вообще представляешь, о чем говоришь, — прошептал Шон мне в лицо. — А на горе я контролирую каждый его шаг. и он находится на расстоянии вытянутой руки.

— Джордж убьет тебя, если что-то случится…

— Я убью себя сам, идиотка! — оборвал меня Шон. — Я знаю, что делаю и, в отличие от Джорджа, умею лазить по камням и знаю, что нужно парням…

— И что же им нужно? — не выдержала я патетики.

— Опасность! Только она приучает к ответственности за каждый шаг. Только так, — Шон махнул рукой в сторону валунов. — Только так из мальчиков вырастают настоящие мужчины. Только так… Не через волынку, а через шишки. И я бы набил их куда меньше во взрослой жизни, не увези меня мать от отца и деда.

— Ты дурак! Поехали домой! Я не позволю…

— А я не собираюсь спрашивать у тебя позволения! — прошипел Шон мне в лицо. — Ты ничего не понимаешь в мальчиках. Иди занимайся девочкой!

Я оглянулась — Элайза стояла в отдалении, обиженно поджав губы. Она не могла слышать наших слов, но понимала, что мы ругаемся.

— Где Джеймс? — я не увидела его ни рядом, ни вдалеке.

Шон сорвался с места и понесся в только ему одному известном направлении. Я подбежала к девочке, подхватила ее на руки, но не смогла передвигаться с ней с должной скоростью — либо она плотно позавтракала, либо я ослабела! Пришлось идти шагом.

— Вон они, наверху!

Я вновь закрыла глаза. Эта каменная груда показалась выше предыдущей. Ноги вообще перестали идти.

— Почему ты кричала на дядю Шона? — спросила Элайза.

— Я не кричала. Я хотела, чтобы мы все вместе пошли собирать чернику, но он не захотел.

Пусть лучше будет несварение желудка от дикой ягоды, чем разрыв сердца от дури дяди Шона. Джордж дурак, что доверяет ему ребенка. Шон так и не вырос из мальчика в ответственного мужчину. Господи, храни Джеймса, когда тот рядом с таким отцом!

Черника пряталась в небольших зарослях прямо за валунами, на которые я не желала оборачиваться. Сочностью листвы и обилием мха на стволах и под ногами лесок напоминал Ирландию. Лучше бы мы оставались на острове и я не знала про Джеймса…

Кусты доходили мне до пояса, но ягода оставалась мелкой, пусть и сладкой. Элайза вся перемазалась. Я выглядела, наверное, не лучше. И лучше бы не заедала злость ягодами, потому что живот начало крутить не на шутку, и я, с трудом передвигаясь, вытащила девочку из вкусных зарослей, чтобы отправиться на поиски настоящих мужчин.

Они нашли нас сами. Довольные и мокрые.

— Простынете!

Но они в ответ только лбы вытерли. К машине мы возвращались в круг. Элайза с Джеймсом бегали наперегонки, и брат иногда позволял сестре выиграть.

 — Я бы никогда не отпустила с тобой ребенка, — выдала я, когда дети убежали далеко вперед.

— И не отпускай! — Шон потерся носом о мою щеку. — Будешь лазить с нами. Потому что я все равно буду воспитывать сына, как считаю нужным.

Я сжала губы. О каком сыне он сейчас говорит? Явно не о том, который удрал. Живот вновь скрутило, и я даже глаза прикрыла.

— Тебе нужно сесть?

Невдалеке виднелись деревянные столики для пикника. Я кое-как доковыляла до них и села. Головная боль возвращалась, а таблетки остались в машине. Шон пригнал ко мне детей и сбегал за сэндвичами в машину, но на мою просьбу вернуться за лекарством ответил твердым отказом.

— Ты больше не пьешь никаких таблеток, поняла?

— Я сама буду решать, что делать с моим телом.

Он уже сел рядом и сейчас пнул меня ногой по кроссовку.

— Это теперь и мое тело, так что я буду решать, что ему хорошо, а что плохо. Поняла? Попробуй съесть хоть чуть-чуть.

Но я отказалась. Черника комом стояла в горле. Или слезы обиды за приказной тон, которым со мной заговорил Шон. Правда, с детьми он сейчас был не мягче, и они двигали челюстями без остановки. Шон же лишь надкусил свой сэндвич и убрал в сумку. Похоже, у него тоже что-то скрутило…

Молочная ферма, к счастью, оказалась в пяти минутах езды. Я осталась в машине, чтобы тайком принять таблетку, но не нашла воды, а просто так проглотить ее не удалось. Таблетка только подгорчила слюну и пришлось ее выплюнуть. И вовремя, потому что дети вернулись в машину, неся в каждой руке по полгаллоновой канистре с молоком. Под навесом стоял аппарат наподобие советских с газировкой: только вместо стакана — пластиковая тара, а вместо воды — молоко. Вот для чего Карен выдала мелочь. Для молочного автомата. Вот бы кот Матроскин обрадовался!

Но и я была рада, когда Шон откупорил свою канистру и протянул мне. Под его внимательным взглядом я сделала один глоток, второй, третий — жирное молоко смыло горечь непроглоченной таблетки и заботливо обволокло живот. Шон сделал свой глоток, потом протянул молоко назад, но дети отрицательно замотали головами.

— Молоко пьют из чашки, — наконец объяснила свой отказ Элайза.

— Молоко пьют из того, во что оно налито, — заявил Шон безапелляционно. — Сейчас оно налито в канистру. Значит, его пьют из канистры. Но если вы оба не хотите, мы с Ланой допьем.

Угроза сработала. Молоко ушло на заднее сиденье и вернулось к нам почти на донышке. Сколько это стаканов мы выдули? Считать не хотелось. Теперь оставалось залить его сырыми яйцами и получить в желудке настоящий омлет! Но, к счастью, Шон не предложил этого сделать, когда мы купили несколько дюжин на куриной ферме. А дети, кажется, готовы были нарушить сейчас все родительские запреты. Ведь дядя Шон разрешил…

 Глава 49 "Июльская жара"

— …Strawberry Fields… Nothing is real… — Шон подошел со спины и притянул меня к себе. Я с облегчением откинула голову ему на плечо, но тут же получила по носу клубничиной. — And nothing to get hung about… Strawberry Fields forever…

Пой битлов или не пой, а моя реальность раскололась надвое, и я не могла на это наплевать. Вечер среды неумолимо приближался, и спокойствие Шона было напускным. Он получил нынче двойной под дых и пока не оправился.

Вчерашнее утро затянулось настолько, что Элайза притащила мне кролика прямо в кровать, но и это серое чудо не заставило меня подняться даже после предупреждения, что он кусается, когда его гладят. Уж лучше быть обкусанной английским кроликом, чем обласканной английской бабушкой. Внизу меня ждала только Карен. Ричард отправился на прогулку, а Шон с Джеймсом, по характерным звукам дрели и пилы, мастерили во дворе загон для кролика, как и собирались с вечера.

Вилтоны уехали сразу, как мы вернулись с камней. Элайза, задремавшая в машине, разревелась и вцепилась в материнскую юбку, крича, что «Дэдди» может ехать один.

— Папе нужна моя помощь, — Кара присела подле дочери и принялась отлеплять прилипшие к мокрым щекам пряди. — Но в пятницу мы снова приедем.

— У папы есть трость! — заявила Элайза уже без слез и таким тоном, что мистер Вилтон поспешил спрятать трость за спину.

По его лицу пробежала гримаса боли. Он тоже хотел бы нагнуться к дочери, но боялся после этого не встать, а с высоты голос его звучал, увы, недостаточно мягко.

— Я ведь женат не на трости. Если бы я мог прожить без твоей мамы неделю, то не женился бы на ней.

— И я не могу!

— У тебя есть брат, бабушка, дедушка, дядя Шон… А у меня в Лондоне никого.

— Тогда возьми кролика, — процедила девочка сквозь надутые губы.

— Элайза, прекрати говорить глупости и отпусти мать. Нам далеко ехать.

— Зачем тебе в Лондон? У тебя есть телефон!

— Я не могу обсуждать важные дела по телефону. Мне надо быть в офисе. Иначе я не смогу купить тебе в пятницу мороженое. Договорились?

— Нет! У меня самой есть деньги на мороженое, — И девочка снова вцепилась в мать. — Мама, не уезжай!

— Хватит этих соплей! — не выдержал Джордж и обернулся к Карен. — Уведи ребенка! Чего смотришь?

Элайзу увели, и родители уехали. В доме воцарилась тишина, хотя никто не находил себе места. Даже старый Капитан вылез из угла и тыкался то в одного, то в другого, то ли утешая, то ли ища утешения. На меня в доме он не лаял, и я долго его наглаживала, используя в качестве обезболивающего. Или скорее снотворного, потому что даже покачнулась, на секунду уснув сидя.